Два жениха, одна невеста - Дженнифер Грин

— Ох, Эмма, — Мэри бросилась к ней и попыталась обнять. — Я понимаю. Тебе сейчас больно. Не важно, кто виноват в разрыве. Разрыв — это всегда ужасно. То, что произошло между тобой и Ридом…

— Рид ни в чем не виноват, — выдавила Эмма.

— Ну да, как же. Ты хочешь сказать, что твое сердце не разбито?

О боже, ну и неразбериха. Ее сердце разбито, это точно. Но только не из-за Рида.

Из-за Гаррета.

Ее ждут колоссальные перемены в работе и образе жизни. Как бы тяжело ни пришлось, не было ничего, с чем она бы не смогла справиться. Но как пережить разочарование в любимом человеке? Она никогда раньше не влюблялась. Никогда не испытывала такой всепоглощающей любви, которую чувствовала к Гаррету.

И после всего, что между ними было, он предложил ей выйти за него замуж ради наследства.

Как он мог так плохо думать о ней?

Глава одиннадцатая

Гаррет стоял на бетонированной площадке частного аэродрома в Иствике, ожидая, когда самолет, принадлежащий его компании, замедлит свое скольжение до полной остановки и дверь откроется.

Небо было затянуто серыми тучами, дождь шел не переставая, что полностью соответствовало его угрюмому настроению.

Когда единственный пассажир спустился по металлическим сходням с самолета, Гаррет поспешил ему навстречу. Муж его сестры — крепко сбитый блондин с красноватой от загара кожей — был одет в тропическую куртку цвета хаки и помятые брюки.

— Гриф. — Гаррет первым протянул руку. Оба были людьми замкнутыми и слишком волевыми, чтобы быть близкими друзьями, но сейчас Гаррету требовались от мужа сестры поддержка и сотрудничество.

На лице Грифа, казалось, отражались те же чувства.

— Я рад, что ты прислал за мной свой самолет. Я не понимаю, что происходит. Твои родители не сказали мне ничего, кроме того, что Каро в больнице.

— Давай спрячемся от дождя. Потом поговорим.

— Я не спал тридцать часов, но я все равно хочу услышать…

— Услышишь. — Гаррет вывел машину со стоянки и направился по дороге в сторону города. Надвигалась гроза. Об этом свидетельствовали вспышки молний на горизонте. Когда Гаррет проехал поворот к особняку Китингов, Гриф заговорил:

— Ты пропустил поворот.

— Нет. Думаю, нам лучше поговорить до того, как ты увидишься с моей сестрой.

В живописных окрестностях Иствика располагались лошадиные фермы и конюшни, где можно было припарковаться на обочине и постоять незамеченным в тени деревьев.

Гаррет положил голову на подголовник и сразу приступил к делу.

— Она пыталась совершить самоубийство. И ей едва это не удалось.

— Что? Твои родители сказали, она отравилась каким-то лекарством. Я не мог понять, как такое могло произойти, когда единственное лекарство, которое она принимает, это противозачаточные таблетки, да время от времени аспирин.

Гаррет жестом попросил его замолчать и повернулся лицом к зятю.

— Она не идеальна, Гриф. Она напугана и нуждается в помощи, а не в критике и упреках.

— Думаешь, я этого не понимаю? Я бы ни за что не уехал из дома, если б знал, что у нее депрессия. Но это ведь не все?

— Нет, не все.

— Расскажи мне немедленно. Мне нужно знать, что происходит с моей женой и почему никто мне ничего не говорит.

Гаррет молчал. Он бы тоже разозлился, если бы кто-то держал его в неведении, так что реакция Грифа вполне понятна. И все же он не был уверен, как правильно ввести зятя в курс дела. Ведь ситуация достаточно щекотливая…

— Итак, что происходит? Я требую, чтобы ты мне все рассказал.

— Поверь, я бы с радостью выдал тайну Каро, потому что считаю, что от твоего понимания всей картины в целом может зависеть жизнь моей сестры. Но в данный момент я не могу тебе все рассказать.

— Как бы не так.

Гаррет не улыбнулся, хотя такое желание у него возникло. Как легко иметь дело с другим мужчиной. Мужчины понимают друг друга. Они реагируют предсказуемо.

В отличие от Эммы.

— Вот что мы сделаем, Гриф, — предложил он. — Мне нужно дать сестре шанс рассказать тебе обо всем самой. Если через два дня у тебя еще будут вопросы, просто позвони мне. Обещаю, что все расскажу.

— Не очень-то меня это устраивает, — проворчал Гриф.

— Ничего не поделаешь. Я не стану предавать ее доверие без крайней необходимости. Более того, я не повезу тебя к ней, пока ты не пообещаешь, что будешь добр к ней.

— Господи ты боже мой, я же люблю Каролину! С какой стати ты думаешь, что я не буду добр к ней? Да, когда-то между нами вышла размолвка…

— Дело не в этом. — Гаррет опустил стекло. Дождевые капли попадали внутрь, но его это не беспокоило. — Мне потребовалось много времени, чтобы научиться доверять тебе…

— Мне тоже. Я всегда думал, что Каролина любит тебя больше, чем меня.

— Глупости. Она любит тебя больше всех на свете, — сказал Гаррет, взглянув Грифу прямо в глаза.

— То же самое я чувствую по отношению к ней, — незамедлительно отозвался тот. — Мне нужно знать, что происходит, иначе как я смогу помочь ей?

— Так или иначе, ты скоро узнаешь, обещаю. Но… Гриф, ты же знаком с нашим окружением, нашими родителями. У Каролины никогда не было надежного тыла. Она привыкла доверять только самой себе.

— Это для меня не новость.

— Я просто хочу сказать… Она всегда была более склонна к совершению ошибок, каких не совершила бы другая женщина. И не из-за отсутствия характера, а из-за отсутствия чувства защищенности. И если ты не сможешь справиться с ситуацией, тогда я отвезу тебя обратно на тот самолет. Отправлю тебя, куда захочешь. Оплачу твой…

— Заткнись, Гаррет. Я не продаюсь. Я думал, ты знаешь это.

Наконец Гаррет немного расслабился.

— Я надеялся, что ты так скажешь. — Затем добавил: — Она боится встречи с тобой, имей в виду. И стыдится той попытки самоубийства.

Гриф откинулся на спинку пассажирского сиденья, словно пытаясь осмыслить полученную информацию.

— Отвези меня домой, ладно?

— Да. — Гаррет завел мотор и направился к особняку Каролины. Прошла еще минута, прежде чем Гриф снова заговорил.

— Что происходит? Я имею в виду… с тобой, — пояснил он, поймав озадаченный взгляд Гаррета. — У тебя такой вид, словно ты не спал неделю. Проблемы с бизнесом?

— Нет. — Гаррет помолчал какое-то время. Вообще-то, он не привык делиться с кем-либо своими личными проблемами. Но, не желая обижать Грифа, а также потому, что чувствовал себя таким разбитым, что не мог ясно мыслить, он признался: — Моя личная жизнь сильно смахивает на кораблекрушение.

— Кто-то в Нью-Йорке?