Мужья и любовники - Рут Харрис

У дверей одного из магазинов ее заметил Билл Саперстайн, из торгового отдела «Суперрайта», – он как раз покупал «Пост» в киоске напротив. Он увидел, как Кэрлис садится в машину со свертками, и сделал соответствующий вывод.

– Все ясно, она трахается с боссом, – сказал он Эрни Холту, который отвечал за торговые операции на Среднем Западе, а сейчас приехал в Нью-Йорк на двухдневную конференцию. – Иначе как понять, что она в рабочее время шляется по магазинам, пока мы тут надрываемся, зарабатывая себе на жизнь.

Кэрлис, буквально зачарованная всей этой роскошью, не заметила Билла, но слух, им пущенный, пополз постепенно по всем двенадцати этажам здания «Суперрайта». Достиг он, в конце концов, и семи региональных торговых центров.

– Я словно кинозвезда, – похвасталась Кэрлис, рассказывая Норме, как она делала покупки и повсюду за ней следовал роскошный лимузин. – Или миллионерша!

– Ты и выглядишь почти как миллионерша, – сказала Норма, с горечью отмечая, что Кэрлис меняется, и с еще большей горечью – что сама она остается прежней. Она все еще работала в телефонной компании, все еще имела двадцать пять лишних фунтов веса, все еще жила с Банни и Элис в тесной двухкомнатной квартире. Норма старалась не завидовать Кэрлис, и ей это почти удавалось. В конце концов, они были подругами, и Норма желала Кэрлис всяческого добра – как и себе самой.

Глядя в льстящее ее самолюбию зеркало, которое держал перед ней Кирк Арнольд, Кэрлис и чувствовала себя, и вела по-иному, не так, как раньше. Она была не так скованна, не так старалась всем угодить и всем понравиться – словом, она не хотела больше быть тряпкой, о которую вытирают ноги. И относиться к ней тоже стали по-другому. Уинн уже перестал считать ее куклой, которая всегда под рукою, и отец тоже.

– Я все думаю, может, нам стоит съехаться, – сказал Уинн, который никак не мог привыкнуть к тому, что у Кэрлис могут быть свои дела, когда ему вдруг захочется ее увидеть. От него не ускользнуло то, что мужчины теперь по-другому смотрят на нее, да и сама она выглядит и ведет себя иначе. Она в точности отвечала образу женщины, которую, считал Уинн, он заслуживает и которая должна ему принадлежать. – Как ты насчет того, чтобы начать жить вместе и официально объявить об этом? Я присмотрел квартиру недалеко от себя. Ее вполне хватит для двоих. И берут недорого. Она поступит в аренду через месяц.

Год назад она надеялась, Бога молила, чтобы Уинн наконец решился. Но теперь, когда у нее была интересная работа, с которой она превосходно справлялась, Кэрлис поостыла. К тому же на фоне уверенности, которую излучал Кирк, Уинн казался личностью тусклой, а стиль его поведения – искусственным.

– Нет, не получится, – сказала Кэрлис холодно, в тоне, каким иногда разговаривала теперь на работе. Равновесие в ее отношениях с Уинном нарушилось в ее пользу. Она была почти жестока с ним – притом намеренно. Гордиться собою по этому поводу она считала возможным, но и поделать ничего не могла. В свое время он слишком сильно заставил ее страдать, и теперь, видя, что Уинн переживает то же самое, что и она когда-то, трудно было устоять перед соблазном мести. – У меня слишком много работы.

Теперь, пообещав позвонить, он и в самом деле звонил: он даже начал посылать ей цветы. Чем меньше он становился ей нужен, тем больше была нужна она ему.

– Ты работаешь в воскресенье днем? – спросил отец по телефону. В голосе его звучало удивление, раздражение и недовольство. – Не сможешь прийти в это воскресенье? Да что это за работа, в конце концов?

– Важная работа, – ответила Кэрлис своим новым холодным, «для работы», тоном.

– Она для тебя важнее отца?

– Важнее, чем покупка еды для отца, – ответила она, почти физически ощущая, как рвутся старые цепи, которые некогда так сковывали ее. – Сегодня прекрасный день. Почему бы тебе самому не прогуляться до супермаркета?

– Но я никогда там не был, – сказал он. Он не хотел идти ни в какой супермаркет. Он хотел, чтобы она сходила. Он не хотел сам заботиться о себе. Он хотел, чтобы она позаботилась.

– Ну так используй такую редкую возможность, – живо и весело откликнулась Кэрлис, но все же, прощаясь, согласилась зайти как-нибудь вечером и выписать чеки. Одно дело – проучить Уинна, но отца она обижать вовсе не хотела, пусть только будет немного посамостоятельнее.

Привлечь к Хауарду публичное внимание оказалось прекрасной идеей. Банкиры, которые раньше и в грош его не ставили, теперь к нему переменились, а конкуренты снова начали воспринимать «Суперрайт» всерьез.

– Как это вам пришло в голову? – спросил Кирк Арнольд.

Разговор происходил летом 1974 года – тем историческим летом, когда Ричарда Никсона сменил в Белом доме Джеральд Форд.

– Это не мне пришло в голову, – ответила Кэрлис. – Это была ваша мысль. Разве вы не помните?

– Да нет, – настаивал он, явно желая отдать ей приоритет. – Это вы первая придумали, эта ваша идея.

– Вы ошибаетесь, – не менее настойчиво возразила Кэрлис. – Я точно помню, что это было ваше предложение.

Кирк посмотрел на нее и пожал плечами, прекращая эту странную перепалку в духе «только после вас, Альфонс». Оба рассмеялись.

– Сколько раз, между прочим, мы говорили на эту тему? – спросил он. Ни с кем ему не было так легко, как с Кэрлис, однако же Бонни ошибалась, решив, что он завел с нею шашни. Она была слишком строгой, слишком деловой женщиной. Просто Бонни ревновала к ней.

– Не знаю, – сказала Кэрлис, сияя и явно наслаждаясь этим заговором двоих. – Пожалуй, каждый день – во всяком случае, мне так кажется.

Кирк и Кэрлис постоянно были вместе – на совещаниях по маркетингу, на встречах в отделах, на деловых обедах. Они вместе разъезжали – в Омаху, где Хауард держал речь на конгрессе Национальной ассоциации производителей, организованном Кэрлис; в Вашингтон, где он выступал свидетелем на сенатских слушаниях по поводу безопасности электронной видеотехники, – к организации этих слушаний Кэрлис тоже приложила руку, и благодаря им Хауард Мэндис и «Суперрайт» получили бесценную возможность предстать на экранах телевидения перед всей страной; на торговые выставки в разные утолки страны, где они исследовали новые рынки сбыта. Кирк все более убеждался в том, что машинки не имеют перспективы и надо вырабатывать новую стратегию на восьмидесятые годы.

Каждый день, каждый час Кэрлис и Кирк чувствовали, что им надо быть вместе. И не только надо – такая жизнь все более захватывала их. Передавая бумаги, они прикасались друг к другу – пусть хоть на мгновение. У входа в ресторан Кирк часто поддерживал Кэрлис за локоть, помогая переступить порог, и она ощущала его прикосновение, как ожог. В кабинете, когда они сидели рядом за столом Кэрлис, он наклонялся к ней, вдыхая запах ее волос и колоссальным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не прижаться к ним.