Черная Птица - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неприятель не был в доме, – ответил вождь уже сильно ослабевшим голосом, – ничего не тронуто в комнатах, все в порядке!
– Но моя жена? Мои дети? Мой друг Вильямс? Почему же они не показываются? – вскричал полковник с возраставшим беспокойством.
– Потому что дом покинут.
– Покинут!
– Да, все уехали.
– Каким образом?
– Все доказывает, что бегство было добровольное и что ничто не принуждало их бросать дом.
Глава XI. Каким образом Вильямс захотел очутиться в роли лесного бродяги и как он понял, что был не прав
Что же произошло на самом деле в домике? Почему план бегства был приведен в исполнение? Сейчас мы объясним это.
Когда Люси, расставшись со своим крестным отцом, Вильямсом Гранмезоном, вернулась в комнату матери, она очень удивилась, увидев, что больная уже совершенно одета и полулежит в кресле-качалке. Госпожа Курти улыбалась: ее бледность исчезла: легкий румянец разлился по лицу; взгляд был спокоен. Она притянула к себе дочь и несколько раз поцеловала ее.
– Какая ты неосторожная, дорогая мама! – вскричала девочка, ласкаясь в свою очередь к матери.
– Успокойся, милая Люси! – отвечала госпожа Курти. – Мне теперь хорошо, я уже больше не страдаю. Несколько часов крепкого сна уничтожили – надеюсь, навсегда, – все признаки нервного припадка; осталась только легкая усталость.
– Правда ли, мамочка? – тревожно спросила Люси.
– Уверяю тебя, что это так, моя дорогая!
– Но зачем же вы поднялись среди ночи?
– Как знать! – сказала госпожа Курти каким-то странным голосом. – Может быть и лучше, чтобы я была готова?..
– Для чего же, мамочка?
– Почем я знаю? Вдруг нам придется внезапно уехать!
Мать и дочь с минуту смотрели друг на друга со странным выражением на лицах, потом упали друг другу в объятия.
– Так вы знаете все, не правда ли? – спросила Люси немного смущенно.
– Я присутствовала при твоем длинном разговоре с крестным отцом, хотя ты и не видела меня.
– Так вы нас слышали?
– Конечно, я поступила не очень деликатно и не советую тебе когда-нибудь следовать моему примеру; но я хотела все знать! Я желала точно знать, какие опасности от меня скрывают.
– И кроме того, – сказал смеясь Вильямс, показываясь на пороге комнаты, – до сих пор не найдено другого средства, чтобы хорошо слышать, кроме подслушивания.
– Фи, господин Вильямс! – вскричала госпожа Курти тем же добродушным тоном. – Если я и позволила себе это, то только ради исключительности случая, иначе я бы не решилась!
– Ба! Ведь мы в своей семье! И потом за последние два часа я узнал вашу дочь: она слишком умна, чтобы пускать в ход это средство иначе, как в таких же отчаянных положениях, как наше.
– Хорошо! Вы загладили вашу вину, и я вас прощаю.
Она протянула ему руку, на которой он запечатлел почтительный поцелуй.
– Благодарю! А теперь позвольте мне присоединиться к Люси, чтобы побранить вас.
– Нет, не браните меня, мой друг, вы оказались бы не правы. Уверяю вас, что я чувствую себя отлично; мое нездоровье было чисто нервного характера. То, что я узнала, радикально вылечило меня, так как показало мне моих детей такими, каковы они на самом деле.
– Как это?
– Выслушайте меня. Что было причиной страданий, которые меня мучили и наконец совсем сломили мои силы? Убеждение, что если случится несчастье, мне невозможно будет защищать и охранять моих детей!
– И что же?
– Теперь я самая счастливая из матерей! Я нисколько не боюсь за них: не я буду их оберегать, а напротив, – они защитят меня. Мать такой дочери, как Люси, и таких сыновей, как Джордж и Джемс, должна гордиться, потому что знает, что она не одна и может найти опору в самоотвержении дочери и мужестве сыновей.
И, заключив Люси в объятия, она прижала ее к своему сердцу, проливая слезы радости и любви.
– Мама, дорогая мама! – проговорила Люси. – Ты забываешь мою сестру Дженни, а она тоже ужасно любит тебя. Если ее нет возле тебя, то потому что она немного устала.
– Ты права, милочка, с моей стороны это неблагодарно – забыть бедняжку Дженни, так как я знаю, что она всегда ведет себя умницей!
– Спасибо, – ответила девочка радостно; – Дженни будет очень счастлива, когда я скажу ей это.
Вдруг в окно донесся стук торопливо бегущих ног, удары в ладоши и имя «Люси», произнесенное отчаянным голосом. Девочка бросилась из комнаты, открыла окно гостиной и бросила из него конец веревки.
Веревка была сейчас же схвачена, и двое негров прыгнули в комнату; потом они вытащили веревку, закрыли окно и заставили его ставнями. Все это было сделано с такой быстротой, какую дает только страх. Когда они почувствовали себя в безопасности, возбуждение, поддерживавшее их до этого времени, сразу упало, и они опустились на паркет, дрожа и бросая кругом растерянные взгляды с очевидной целью – убедиться, что им нечего было опасаться.
То, о чем мы так долго рассказывали, произошло на самом деле с быстротой молнии. Люси действовала инстинктивно, не рассчитывая и не размышляя. Госпожа Курти и Вильямс еще не пришли в себя от изумления, как уже все было кончено.
– А, вот вы и вернулись, мои милые! – сказал Вильямс, входя в гостиную в сопровождении госпожи Курти. – Что значит весь этот шум? Неужели вы едва не оказались в руках неприятеля?
– О, нет, масса, мы слишком осторожны для этого! – отвечал Аполлон.
– Что же в таком случае произошло?
– О, масса, – возразил негр, – мы встретили двух цветных людей с плантации!
– Вы хотите сказать – двух негров?
– Это одно и то же, масса.
– Что вам сказали эти люди?
– Ничего ровно, масса, они бежали, преследуемые более чем пятьюдесятью скваттерами, и так устали, что не могли бежать дальше. Мы пустились бежать так быстро, как только могли. На плантации все горит. Леса полны скваттеров, разбойников из прерии и дикарей. О, какое несчастье, масса! Стрельба не прекращается, нам всем придется умереть! О! О!
– Замолчи, дурак, ты не знаешь сам, что говоришь. Страх отнял у тебя и те крохи ума, которыми ты был оделен. Во всем этом нет ни слова правды!
– О, масса! Янус и я, мы видели это сами.
– Тебе только казалось, что ты это видел.
– Я думаю, – заметила госпожа Курти, – что, хотя многое в этом рассказе можно приписать страху, в нем есть доля правды. Как ты полагаешь, Люси, моя милочка?’
– Дорогая мама, если уж вы мне позволяете сказать свое мнение, то я скажу, что эти люди ничего не видели, ничего не слышали и преспокойно скрывались все время в кустах.
– Гм! – сказал Вильямс. – Я полагаю, что ты преувеличиваешь, думая таким образом.
– Почему же, крестный папа? Всем известна трусость этих людей; кроме того, они и лгуны, как все негры. Можно ли доверять их словам? Возможно ли, спрашиваю я вас, чтобы мой отец, который так храбр и имеет таких преданных помощников, как Черная Птица, который так любит нас и командует уж не знаю сколькими отборными воинами своего племени, – чтобы они могли быть побеждены кучкой разбойников, которые хотят только одного – грабить?