Герои забытых побед - Владимир Шигин

ОТЗВУКИ ПОБЕДЫ

В донесении на имя командующего Черноморским флотом адмирала А.С. Грейга командир «Меркурия» писал: «Имея честь донести вашему превосходительству о деяниях вверенного мне брига, я не имею ни слов, ни возможности описать жара сражения… А ещё менее выразить отличную храбрость и усердие офицеров и команды, коих мужеством и расторопностью спасён российский флаг и бриг от неизбежной гибели…» И хотя своё донесение Казарский составил с присущей ему скромностью, известие о небывалой победе маленького, почти безоружного брига над двумя сильнейшими турецкими кораблями облетело всю Россию. Страна ликовала! В те дни газета «Одесский вестник» писала: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сём командиром и экипажем „Меркурия“, славнее тысячи побед обыкновенных».

Факт своего бесславного поражения признали и сами турки. Один из турецких офицеров, участников боя, писал: «…В три часа пополудни удалось нам настичь один из бригов. Корабль капудан-паши и наш вступили с ним в жаркое сражение, и дело неслыханное и неимоверное — мы не могли принудить его сдаться. Он сражался, отступая и маневрируя, со всем военным искусством, так, что мы, стыдно признаться, прекратили сражение, между тем как он, торжествуя, продолжал свой путь… Если древние и новые летописи являют нам опыты храбрости, то сей последний затмит все прочие, и свидетельство о нём заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме славы. Капитан сей был Казарский, а имя брига — „Меркурий“».

Победа «Меркурия» была настолько фантастична, что некоторые знатоки военно-морского искусства отказывались в это верить. Английский историк Ф. Джейн, узнав о происшедшем сражении, заявил во всеуслышание: «Совершенно невозможно допустить, чтобы такое маленькое судно, как „Меркурий“, вывело из строя два линейных корабля».

— У страха глаза велики! — рассуждали завистники и недоброжелатели. — Казарскому корабли линейные просто померещились. Если там у турок что-то и было, то в лучшем случае каких-нибудь два фрегата!

Но факт блестящей победы официально подтвердила турецкая сторона, и завистники приумолкли. Имя Казарского было на устах у всей России. Ещё вчера скромный морской офицер, не окончивший даже Морского корпуса, он в один день стал национальным героем. Подвиг «Меркурия» вдохновлял художников и поэтов. Лучшие баталисты страны Айвазовский и Чернецов описывали это событие масляными красками на многометровых холстяных полотнах. Известный поэт-партизан, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов посвятил ему возвышенные строки:

Мужайся! — Казарский, живой Леонид,Ждёт друга на новый пир славы…

Не отставала от России и Европа. Французский сочинитель Сен-Томе откликнулся на победу брига одой «Меркурий».

Многим позднее, когда Казарского уже не было в живых, бывший начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» написал: «Действия брига „Меркурий“ представляют пример отваги, которому подобный едва ли сыщется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оценённом Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать, что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».

А матросы Черноморского флота вечерами на баке уже распевали сочинённую ими незатейливую, но искреннюю песню о подвиге брига:

Наш красавец бриг «Меркурий» флот турецкий отразил,И могучей своей грудью Чёрно море переплыл.Все готовы были дружно флаг родной наш отстоять,И Казарского-героя все приказы исполнять.В море, встретившись с врагами, наш «Меркурий» не бежал —Пред турецкими судами, как орёл, наш бриг летал.По волнам морским носился, словно сокол в небесах,Чёрно море переходит на всех полных парусах.Ах, меркурьевские братья, как мы счастливо пришли,И меркурьевское знамя в Севастополь принесли.Мы тебя, рыцарь «Меркурий», будем вечно вспоминать.В наших песнях и повсюду всегда будем вспоминать!

Подвиг брига «Меркурий» уже стал легендой, а его командир народным героем.

Помимо особой памятной медали в честь этого достославного события, все участники боя были удостоены Георгиевских крестов, а офицеры брига получили право внести в свой фамильный герб пистолет, который Казарский положил перед боем у крюйт-камеры. Сам бриг был впервые в русском военно-морском флоте награждён Георгиевским кормовым флагом и вымпелом. Этим же указом приказывалось всегда иметь в составе Черноморского флота бриг, построенный по чертежам легендарного «Меркурия».

В журнале канцелярии начальника Морского штаба имеется знаменательная запись от 18 мая 1829 года. В разделе «доклады на высочайшее имя» значится: «О том, что когда бриг „Меркурий“, крейсировавший у Константинопольского пролива, был настигнут и окружён двумя турецкими кораблями, то командир онаго, капитан-лейтенант Казарский, ввиду невозможности избежать неравный бой, составил военный консилиум, на котором корпуса штурманов поручик Прокофьев первый предложил бриг взорвать на воздух, вследствие чего решено было: защищаться до последней степени и потом, свалившись с одним из неприятельских кораблей, зажечь оставшемуся в живых офицеру крюйт-камеру, для чего и был положен на шпиль заряженный пистолет. Но после трёхчасового боя в виду всего турецкого флота бригу удалось нанести столь сильные повреждения обоим турецким кораблям, что они должны были удалиться». В следующем разделе «высочайшие резолюции» имеется и собственноручная запись императора Николая: «Капитан-лейтенанта Казарского произвести в капитаны 2-го ранга, дать Георгия 4-го класса, назначить в флигель-адъютанты с оставлением в прежней должности и в герб прибавить пистолет. Всех офицеров в следующие чины и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру, сверх чину, дать Георгия 4-го класса. Всем нижним чинам знаки отличия военного ордена и всем офицерам и нижним чинам двойное жалование в пожизненный пенсион. На бриг „Меркурий“ — Георгиевский флаг. Повелеваю при приходе брига в ветхость заменить его другим, новым, продолжая сие до времён позднейших, дабы память знаменитых заслуг команды брига „Меркурий“ и его имя во флоте никогда не исчезали, и, переходя из рода в род, на вечные времена служили ПРИМЕРОМ ПОТОМСТВУ».

КТО ОН, ЭТОТ ХРАБРЕЦ КАЗАРСКИЙ?

Для того чтобы немного ознакомиться с биографией командира «Меркурия», отметим, что его дед Кузьма Иванович Казарский служил на Черноморском флоте в екатерининское время в лейтенантском чине и сражался против турок вместе со знаменитым голландцем Кинсбергеном.

Александр Иванович Казарский родился 16 июня 1797 года на белорусской земле в местечке Дубровно Витебской губернии в семье отставного губернского секретаря, управляющего имением князя Любомирского. Отец Саши — Иван Кузьмич Казарский, мать Татьяна Гавриловна. В семье Казарских было пятеро детей: Прасковья, Екатерина, Матрёна, Александр и Иван.

Обучение грамоте Саша получил в церковно-приходской школе. Священник Дубровненского православного прихода обучал Сашу Казарского грамоте, а молодой ксёндз преподавал ему основы математики, латыни и французского языка.

В 1808 году к Казарскому приехал двоюродный брат Ивана Кузьмича и крёстный Саши Василий Семёнович, надворный советник, только что назначенный на должность в обер-интендантстве Черноморского флота Он предложил отвезти Александра Казарского в приморский город Николаев и определить его в Черноморское штурманское училище.

На прощание Иван Кузьмич сказал сыну: «Честное имя, Саша, — это единственное, что оставлю тебе в наследство». Первый биограф А.И. Казарского капитан-лейтенант Иван Николаевич Сущев, побывавший в Дубровно в 40-х годах XIX века, со слов очевидцев записал подробности этой сцены, в частности, признание И.К. Казарского, что честное имя — единственное достояние, которое он оставляет в наследство сыну. Помимо этого в завещании отца фигурировало ещё старое охотничье ружьё. Много лет спустя, заполняя очередной «формулярный список о службе и достоинствах», флигель-адъютант и кавалер гвардейского экипажа капитан 1-го ранга А.И. Казарский в графе «имеет ли за собою, за родителями или, когда женат, за женою недвижимое имение», напишет: «Не имею».