Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

«…кинематографическое бегство с прыганьем через два забора из собственного посольства г. Беседовского, первого советника и замполпреда СССР в Париже, в порядке неслыханного в дипломатических летописях мирового скандала, вскрывает перед заграницей такую степень распада диктаторского аппарата, о которой в Европе ещё не догадывались».

Борис Ройзенман, выступая 8 января 1930 года на заочном суде над Беседовским, высказался так:

«Через забор он перелез для создания сенсации и придания себе вида мученика».

Когда через год Беседовский издал в Париже книгу «На путях к Термидору», один из эмигрантских острословов по этому поводу пошутил:

«Что такое “Термидор”?Это – скок через забор».

А в Москве в это время в Государственном театре имени Мейерхольда вдруг произошло событие, которого не ожидал никто.

С 12 по 20 октября Маяковский был в Ленинграде, где всюду говорил о «Бане» и читал её. В городе на Неве оказался и актёр Игорь Ильинский, который написал:

«Владимир Владимирович пригласил меня к себе в номер „Европейской гостиницы“ и прочёл пьесу мне и Н.Эрдману, который тоже ещё не слышал её.

И вот случился промах, один из самых больших в моей жизни. Я недооценил пьесу. То ли Маяковский плохо читал, так как он привык читать на широкой аудитории, то ли я был заранее слишком наслышан о пьесе, но восторгов, которых от меня и от Эрдмана ждал автор, не последовало…

…приехав в Москву, я довольно сухо отозвался о пьесе Мейерхольду, а когда услышал его экспликацию будущего спектакля, то совсем разочаровался, так как то, что было неоспоримо ценного в пьесе, Мейерхольд, на мой взгляд, совершенно неправильно трактовал. Особенно это касалось образа Победоносикова».

И Игорь Ильинский от предложенной ему роли Победоносикова наотрез отказался.

Аркадий Ваксберг:

«Тем неожиданней был отказ Ильинского от роли – поступок скандальный и демонстративный. Его заменил Максим Штраух, тоже один из любимейших актёров Мейерхольда, но отказ Ильинского, явно перепугавшегося слишком уж обнажённых сатирических красок в образе своего героя, ещё более накалил тревожную атмосферу вокруг новой пьесы и готовившегося к постановке спектакля».

Лишь через двадцать с лишним лет Игорь Владимирович Ильинский, ставший к тому времени народным артистом СССР, решил реабилитировать себя, приняв участие в очередной постановке «Бани». Он написал:

«Я отдал свой долг Маяковскому, сыграв Победоносикова в радиопостановке Р.Симонова, только в 1951 году».

Радиоспектакль «Баня» прозвучал во всесоюзном эфире 19 июля 1951 года – в 58-ю годовщину со дня рождения В.В.Маяковского. Его поставил главный режиссёр Вахтанговского театра народный артист СССР Рубен Николаевич Симонов (сорежиссёром был М.А.Турчанович). Роль Победоносикова сыграл Игорь Ильинский, изобретателя Чудакова – народный артист СССР Алексей Грибов, мадам Мезальянсову – народная артистка СССР Вера Марецкая.

Но вернёмся в 1929-ый год.

Отказ Игоря Ильинского играть Победоносикова и другие неприятности сильно расстроили Маяковского, и он написал стихотворение «В 12 часов по ночам», в котором были такие строки:

«Неприятностей этих / потрясающее количество.Сердце / тоской ободрано.А тут / ещё / почила императрица,государыня / Мария Фёдоровна».

Императрица Мария Фёдоровна, мать Николая Второго, скончалась в Копенгагене 13 октября 1929 года. Наверное, многим бросилось в глаза отсутствие рифмы в первой и третьей строках. Вместо слова «императрица» в стихотворении явно стояли слова «её величество», которые потребовали заменить цензоры. И Маяковский принялся искать замену. Не из-за этого ли стихотворение «В 12 часов по ночам» было напечатано только в конце декабря (в сборнике «Туда и обратно»)?

Как бы в ответ цензорам, безаппеляционно вмешивавшимся в его творчество, Маяковский написал стихотворение «Помните!», вошедшее в тот же декабрьский сборник. В нём рассказывалось об изобретателях, предложивших проложить подводный тоннель для сообщения между Францией и Англией. Но власти обеих стран этот проект отвергли:

«Говорит англичанин: / “Напрасный труд —к нам / войной / французы попрут”.Говорит француз: / “Напрасный труд —к нам / войной / англичане попрут”.И / изобретатель / был похоронен.Он не подумал / об их обороне».

Здесь ни к чему придраться было нельзя, поскольку поэт клеймил европейские власти. Но в выводе, которым завершалось стихотворение, можно почувствовать горечь от того, что советские цензоры тоже «хоронят» произведения, созданные для российских пролетариев:

«Изобретатели, / бросьте бреднио беспартийности / изобретений.Даёшь – / изобретения, / даёшь – / науку,вооружающие / пролетарскую руку».

А какая «изобретательность» драматурга так напугала в «Бане» артиста Ильинского?

Аркадий Ваксберг высказался об этом так:

«Беспощадно злой гротеск, бивший по самым болевым явлениям советской действительности, был понят сразу – и всеми! Но не все хотели в этом признаться, выискивая для шельмования не существующие в пьесе „художественные“ просчёты и старательно обходя её политическую остроту».

И были люди, которые жаждали стереть в порошок автора «Бани».

А Маяковский продолжал читать свою пьесу в рабочих клубах, объяснять её суть в газетах и журналах.

Событие в ОГПУ

В Москву тем временем возвращались отозванные из Франции гепеушники. Тихо и незаметно вернулся и Лев Александрович Гринкруг, давний приятель Бриков и Маяковского, казалось бы, крепко (чуть ли не навсегда) обосновавшийся в Париже. Но Яков Агранов вызвал и его – в готовившемся «наказании» автора «Бани» он мог понадобиться.

Георгий Агабеков, который только что получил новое назначение (нелегальный резидент ОГПУ в Индии), потом написал:

«День 15 октября 1929 года остался у меня в памяти. В это утро я пришёл в ГПУ для продолжения сдачи дел новому заведующему восточным сектором ГПУ. Я пришёл несколько поздно. Уже сойдя с лифта и направляясь по коридору в свою комнату, я почувствовал что-то неладное. Слишком безлюдным был коридор, по которому обычно сновали сотрудники».