Полное погружение - Эрин Даттон

– Ты похудела? – Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, Изабелл дотронулась до ремня на джинсах Рид. Её пальцы случайно прошлись по накачанному прессу, и она тут же отдёрнула руку.

Рид всмотрелась в её лицо: во взгляде отражалась чуткость, смешанная со смущением.

– Не знаю. – К Рид вернулось самообладание. Она сняла кофту со спинки стула и надела её через голову. – Как твоя губа? – Она приподняла подборок Чейза, чтобы самой его осмотреть.

Изабелл уставилась на Рид. Она никак не ожидала, что мимолётное прикосновение отзовётся в ней электрическим разрядом. И ещё больше удивилась зарождающимся тёплым чувствам при виде того, как Рид разглядывает рану Чейза.

– Жить будешь, – заключила Рид, отпустив его подбородок и взлохматив ему волосы. – Надевай куртку, нас ждёт работа.

Они ушли, и только тут Изабелл поняла, что практически не дышала с тех пор, как Рид вошла в комнату.

– Долго ещё? – спросил Чейз в четвёртый раз.

– Пока не уберём всю листву. – Рид набила мешок кучей ломких листьев и снова взялась за грабли. Чейз не слишком помогал своим нытьём, казалось, он воспринимал все это за наказание.

Они убирали листву с заднего двора уже около двух часов. Хотя территория дворика была не очень большая, Мередит засадила её десятком деревьев. Приходилось выгребать листья из самых труднодоступных мест, а мангал, скамейка и цветочные клумбы только усложняли задачу. Рид разрешила Чейзу немного передохнуть, после чего они перешли во двор Изабелл.

– Лучше бы я пошёл в школу, – проворчал Чейз.

Рид засмеялась.

– Не смешно! – Он бросил грабли и пнул собранную кучу листьев перед собой. – Больше не хочу убирать!

Облокотившись на грабли, Рид оценивающе посмотрела на Чейза.

Наверное, я слишком строга с ним. Ребёнку и так непросто.

Он опустился на ступени крыльца, и Рид присоединилась к нему.

– А ты чего ожидал, ударив того мальчика?

– Не знаю. – Он поставил локти на колени и обхватил лицо руками. – Я не подумал.

– Вот именно. Ты не подумал. Вы могли серьёзно поранить друг друга. Ты не можешь решать свои проблемы кулаками, всегда будут последствия.

– Как уборка листвы?

– Для начала, уборка листвы. – Рид обняла его за плечи. Чейз не был вспыльчивым. – Что же тебя так вывело из себя?

Несколько минут Чейз молчал. Рид ждала его ответа.

– Он назвал папу трусом. – Чейз нахмурил брови, чтобы сдержать слёзы.

– Чейз, твой папа не был трусом. – Сердце Рид сжалось, она крепко обняла мальчика. Она старалась защитить его от подробностей трагедии, но, очевидно, кто-то попытался внушить ему искажённое видение случившегося. Услышав скрип половиц, Рид обернулась и увидела на пороге Изабелл. Рид сочувственно гладила Чейза по спине. – Твой папа был самым храбрым из всех, кого я знаю. Он герой. Ты же тоже это знаешь? – Чейз медленно кивнул. – Никогда не забывай об этом.

– Можно я пойду домой?

– Да.

В глаза Рид он не смотрел. Он дорос до того возраста, когда стыдно показывать эмоции. Рид вдруг поняла, что его смутили её объятия и поцелуи. Поднявшись на ноги, она проводила его взглядом.

Изабелл легко провела ладонью по его голове, когда он проходил мимо неё, и подождала, пока он зайдёт внутрь, прежде чем заговорить.

– Что, чёрт возьми, по-твоему, ты делаешь? – В затемнённом пространстве крыльца глаза Изабелл гневно сверкали.

– Что?

– Зачем ты забиваешь его голову всякой чушью? Я достаточно наслушалась от всех и каждого, как благородна смерть Джимми. Не хватало ещё, чтобы и ты вешала лапшу на уши Чейзу. – Изабелл пересекла крыльцо в три шага и замерла перед Рид.

Стоя на две ступеньки ниже, Рид пришлось слегка задрать голову, чтобы взглянуть девушке в глаза. Очевидно, Изабелл не понимала всю значимость чести, втаптывая ее в грязь. Рид ухватилась за мысль, что люди умирают каждый день, но мало кто делает это во имя какой-то высшей цели, которая была у Джимми в его профессии.

– Мои слова не чушь и не ложь.

– И как ты продолжаешь работать? Как ты заходишь в горящее здание, зная, что…

– Я та, кто я есть. И не знаю, как можно по-другому. – Рид не сказала, что больше так и не входила в горящее здание со смерти Джимми, она и сама то с трудом представляет, каково это будет.

– Сможешь, если захочешь.

В Рид вспыхнул гнев, и она распалилась – Изабелл обвиняла её за само существование. Рид поднялась на одну ступеньку, и Изабелл пришлось отступить на шаг назад.

– Ты не поняла. Я не могу быть никем другим. Более того, я и не хочу.

– Я не считаю такую работу проявлением благородных качеств.

– Речь идёт не о качествах. О работе. Джимми, как и я, всё понимал. – Рид не знала, как ещё объяснить, что дело в чутье. Она никогда не останавливалась в сомнениях, что делать дальше. Понимала, как реагировать, с первого дня в академии. Рид принимала чутьё как данность и всегда прислушивалась к инстинктам. В работе пожарным было чем гордиться, даже Изабелл не могла отрицать этот факт.

– Но ваша так называемая благородная работа – невыносимое испытание для людей, которые о вас заботятся, для ваших семей, которые провожают вас каждые три дня, не зная, вернётесь ли вы домой. У тебя есть мама и Чейз. Как ты только можешь говорить им такое после всего, что им пришлось пережить?

На мгновение Рид возненавидела Изабелл, из-за слов которой почувствовала себя эгоисткой. Но себя Рид ненавидела больше, и внутренний голос нашептывал ей:

«Ты слабая и эгоистичная. И ты виновата в смерти своего напарника».

Рид предприняла ещё одну попытку защититься.

– Если бы мы не делали эту работу, делал бы кто-нибудь другой. Джимми умер героем. Чейз это понимает.

– Дерьмо всё! Чейз – напуганный маленький мальчик. Единственное, что он понимает – что у него больше нет отца. Всё остальное – громкие слова, потому что он думает, что все ожидают от него именно такого поведения.

– Так это моя вина? – Рид не ждала ответа. Она сделала ещё несколько шагов вперёд, заставляя Изабелл отступать назад, пока ее спина не коснулась двери, и пока расстояние между ними не сократилось до нескольких сантиметров, а их груди и бёдра почти соприкоснулись. – Почему бы тебе так и не сказать? Всё, что случилось в отеле, полностью моя вина. Я разрушила жизни всех близких людей.

Боль, исказившая лицо Рид, заставила Изабелл замолчать. Голос Рид становился всё громче, пока не превратился в крик. Глаза её стали до невозможности тёмными, зрачки расширились, почти полностью скрыв радужку цвета насыщенного крепкого кофе.