Порочен, как грех - Джиллиан Хантер

– Принести и вам тоже?

– Нет. Ступайте познакомьтесь с теми, кто приехал.

– А достаточно ли прилично я выгляжу для вашего вечера? – спросил он с мальчишеской усмешкой, явно предназначенной для того, чтобы обезоружить Элетею.

Под длинным приталенным фраком на нем была надета нарядная муслиновая рубашка.

Она вздохнула.

Он притворился огорченным:

– Мне никогда не шли рюши и оборки.

– Вы находитесь в моей спальне!

– Я, видимо, заблудился. – Он легко провел рукой по ее полуголому плечу. – А может быть, у меня безошибочное чутье.

– У вас чутье дьявола, – пробормотала она.

– Дорогая, – с упреком сказал он, – разве так разговаривают с гостем?

– Дверь у вас за спиной. – Она изящно вздрогнула. Его пальцы у нее на плече сеяли смуту. – Неужели туалетный столик и кровать говорят о том, что здесь столовая?

Он рассеянно огляделся.

– Нет, если вдуматься. – Он привлек ее к себе. – Но должен признаться, что вы разожгли во мне аппетит так, как ничто еще не разжигало его на банкетах. – Голос его стал глубже. – Это ваша кровать?

Она вздохнула, стараясь не думать о том, на что он намекает, стараясь не вообразить себя лежащей под ним на кровати и его сильное тело на ней.

– Да.

Он помолчал.

– Где вы спите?

– Кажется, это очевидно.

– Прямо под этим окном? – спросил он, глядя мимо нее.

– Вам нужно описать крышу? Карнизы?

– Я могу видеть вашу комнату из моей.

– Откуда вы знаете, что вам видно мою комнату? – спросила она не подумав.

Усмешка искривила его губы.

– Гейбриел, – шепотом сказала она, – вы находитесь в доме моего брата, и стало быть…

– Мне нравится, когда у вас распущены волосы, – тихо сказал он. – Я и не думал, что они такие длинные и блестящие. Почему бы вам не носить их распущенными почаще? Так вы похожи на какую-то итальянскую принцессу с картины.

– Леди в наше время должна соблюдать некоторые правила приличий, – с трудом произнесла она. – А джентльмен сегодня не…

– …пользуется своими преимуществами?

И он тут же ими воспользовался, потершись своей выбритой щекой о ее щеку, а потом завладел ее губами в крепком, настойчивом поцелуе. А потом в еще одном, пока ее губы не стали мягкими от его ласкового натиска. Рука обвила ее талию, привлекая к его телу, и Элетея покорилась его опасной силе.

Опасной? Без сомнения.

Но как огонь среди зимы, жар, исходивший от него, манил ее. И если она сама уже пылает, разве это не лучше холодного одиночества минувшего года?

Всепокоряющий жар его губ на ее устах. Конечно, зима не может длиться вечно.

– Гейбриел…

Элетея раскрыла губы – она хотела возразить ему, но тут он глубоко просунул язык ей в рот. Его лицо расплылось в свете свечей. И она, ускользающая, колеблющаяся, оказалась между тьмой и светом, между капитуляцией и сопротивлением.

– Я проехал верхом от Лондона под дождем, чтобы быть здесь, – прошептал он.

– К ужину, – напомнила она нетвердым голосом.

– Прошу прощения. – Он провел губами по ее щеке. – Ничего не могу с собой поделать. Вы так красивы и чисты, и…

Она озадаченно покачала головой:

– Тогда почему я целуюсь с вами?

Он провел кончиками пальцев по ее бедру.

– Потому что я опасный и порочный искуситель невинности, и я всегда был таким. – Он замолчал, глаза его сверкнули. – Хотите, чтобы я помог вам снять платье?

– Что? – спросила она, хихикнув, словно ослышалась.

– Я знаю, что это неприлично, но раз я здесь, я могу вполне доказать, что способен оказать вам помощь. Я терпеть не могу быть бесполезным.

Элетея положила руку на его крепкую грудь, удивляясь, почему его голос вызывает у нее трепет, тогда как он должен был бы заставить ее бежать. Прилично. Неприлично. Когда-то мотивы ее поведения были очень четкими. Она знала точно, за кого ей следует выйти замуж, с кем дружить, кому доверять. Теперь эта четкая картина была испорчена. Она не может опереться в своих суждениях на прошлое.

И она не может стать той, какой была в свои райские годы, хотя сомневалась, что способна стать такой, какой неизбежно хотел бы видеть ее мужчина вроде Гейбриела. Падшая она женщина или нет, без любви она не может предаться жизни, состоящей из наслаждений.

Элетея прерывисто вздохнула. Он уже расстегнул крючки на ее платье. И пока она блуждала в мыслях, пребывая в его объятиях, он почти развязал тесемки ее сорочки на одном плече.

Порочный, предприимчивый мужчина. Возможно, она и не звала его соблазнять себя, но все ли она сделала, чтобы обескуражить его?

– Гейбриел! – строго сказала она.

Его прекрасно вылепленные губы ущипнули кончики ее грудей. Она изумленно ахнула, ее колени начали подгибаться. Ощущения, запретные и восхитительные, обрушились на нее. Соски у нее затвердели. Где-то в недрах тела собрался пульсирующий жар. Она еще несколько мгновений наслаждалась этим странным удовольствием.

– Дьявол, Гейбриел, – прошептала она, чувствуя, что его руки поддерживают ее. – Я пригласила вас сюда не для этого.

Они попятились, опустились на стул рядом с гардеробом, его расставленные ноги поддерживали ее. Она подняла руку, искрение намереваясь оттолкнуть его. Но вместо этого она обняла его за плечи жестом; который говорил больше о капитуляции, чем об уверенности в себе.

Эти тонкости языка он понимал очень хорошо.

– Прошу прощения, – пробормотал он, глаза его лихорадочно сияли ярким синим цветом.

– Да?

Он на миг поднял глаза от ее расстегнутого лифа.

– Не будь вы леди в истинном смысле этого слова, самой порядочной из тех, кто когда-либо встречался в моей жалкой жизни, я бы…

Она наложила палец ему на губы.

– Надеюсь, происходящее не является образцом вашей сдержанности.

– Верьте мне, Элетея. Ради вас я заковал в кандалы свои желания и проглотил ключ.

– Вы стали человеком без принципов.

– Вы считаете, я могу измениться?

– Не ко времени ужина. – Она неловко протянула руку за спину, чтобы застегнуть корсет. – Боже мой! Как же я объясню то, что вышла к своим гостям так поздно и едва могу…

Его рот расплылся в циничной улыбке.

– Кажется, вам трудно дышать. Хотите, я распущу шнуровку побольше?

– Если я не могу дышать нормально, это никак не связано с тугой шнуровкой.

– Вот как. – От его чувственного голоса по спине у нее пробежала дрожь. – В таком случае могу ли я допустить, что тому есть еще одно, единственное объяснение?

Она легко покачала головой. Ей вовсе не хотелось признавать, что ему удалось распустить нечто большее, чем ее корсет. И если она не возьмется за ум, окажется, что она совершенно никуда не годится во всех отношениях.