Скитания души и ее осколки - Инна Хаимова

Нелю тогда еще потрясло, что русский Викинг в их беседах нет-нет употреблял выражения на еврейском языке. Он никогда не называл ее по имени. Только «майне мейделе», что означало «моя девочка». С этим ласковым именем она согласилась, но язык, который она не понимала в детстве и не понимала сейчас, слышать не хотела. Много позже Неля узнала, что одна из его бабушек, с которой он жил во время войны в Магнитогорске, была еврейкой, учила его языку. И это она была первой, кто рассказывал ему библейские сюжеты, которые в восприятии подростка вызывали красочные картины. Но в детстве его крестили, поэтому считал себя истинно русским, исповедующим православие, человеком.

Викинг стал первым человеком, приведшим Нелю в церковь. Как в свое время, в первое мгновение, все в ней сопротивлялось пробе свинины, так и церковь вызвала в ней отторжение. Будто вновь зазвучал голос ее Души, настоятельно твердивший – евреям в церковь ходить никак нельзя. Неля не могла взять в толк – Викинг на самом деле верующий человек или в знак протеста против укрепления атеизма в государстве, носил крест. Он, как в свое время, актриса, убедил возлюбленную, что поход в церковь – это просто знакомство с другой религиозной ипостасью. Ведь она, кроме атеизма ничего не знает.

– Интеллигентный человек должен быть разносторонне образован. Захочешь, мы и в синагогу сходим. Увидишь, насколько красочен христианский храм в сверкающих ликах святых. Может такая красочность и привлекает туда людей. И как прост, строг, целенаправлен молельный дом иудеев. Там все подчинено твоему Богу.

– Да нет у меня никакого Бога. Ни христианского, ни иудейского, – сердито парировала Неля.

В то же время в глубине своего существа хранила секрет. В самом детстве, в девятилетнем возрасте бабушка повела ее в синагогу, предупредив – где они были – никому нельзя рассказывать. Из слов бабушки получалось, не только чужие люди, но даже мама и дядя не должны этого знать. Иначе их могут выгнать из дома, даже посадить в тюрьму. К девяти годам Неля уже понимала, что кроется за словом тюрьма. Потому что не раз, подслушивая разговоры взрослых, узнавала, как кого-то из знакомых «запрятали в тюрьму», после которой и «след простыл». Девочка была так напугана словами бабушки, что даже не спросила, зачем тогда они туда идут.

Потом, Женщина поняла, что ходили они посмотреть на Голду Меир. Но в детстве она не знала, кто такая Голда Меир и откуда она приехала. Будучи совсем взрослым человеком, Женщина знала, что за всеми, посещающими синагогу, следят те самые люди, с которыми когда-то работал ее дядя. Поскольку все это было ей неинтересно, рисковать благонадежной репутацией не хотела, идти с Викингом в синагогу отказалась. В церковь несколько раз приходила, к той иконе, которую ей показал Викинг. Но происходило это намного позже.

Сейчас же желая обладать Викингом вечно, подчинила свою волю, свой распорядок жизни его творческому процессу, став незаметно для самой себя его секретарем, курьером, музой и не признаваясь в этом себе – третьей женой. С замиранием сердца ждала не только его гонораров, но и славы, не уставая при этом утверждать в его сознании свое «значительное Я».

Котеночек, родной мой, – нашептывая в ухо, тихим мягким голосом, почти мурлыча, Неля произносила, – я очень и очень тебя люблю. Мне кажется, что это состояние ни с чем не сравнится. Может быть, только с ощущением, когда входишь в море, сначала обжигаешься, а затем блаженство разливается по всему телу. – Затем, с силой, уже твердые слова, с металлическим звоном, летели воздух. – Ты должен стать идолом для многих людей. Я давно поняла, что в любую эпоху, в любое время поддерживалось все бездарное, глупое. Людям талантливым, таким как ты, приходилось очень долго бороться за свое признание. Не нужно растрачивать силы. Их надо накапливать для основного броска. Всей черной работой должна заниматься я. Ты должен возвыситься над всеми. – И снова переходя на шепот, продолжала, – я ведь правда тебя люблю. И где бы ты ни был, всегда буду рядом. Ты знаешь, я никогда тебя не брошу.

Но со временем пламенное горение истаивало и на исходе пятого года их взаимного очарования друг другом, присутствие Нели уже тяготило Викинга. Все чаще он усматривал в ней не неординарность натуры, а истеричность и необузданность желаний малоинтеллигентного человека, не успевшего получить азы культурного воспитания. Жизнь стала приобретать для нее черты обыденности и серости.

Тогда-то Неля и осознала, что таких людей, как Викинг, больше всего волнует процесс завоевания, даже не столько физического, как духовного. Чтобы в его образе видели некую единственность, даже божественность. Когда же такое подчинение происходило, то наступала пресыщенность предметом завоевания. Появлялось желание поиска новых впечатлений. Но Неля уже поверила Викингу, позволила себе расслабиться, пустила его в сердце. К такому резкому повороту судьбы, когда он перестал обращать на нее внимание, готова не была.

Хотя временами и мелькала в ее сознании мысль – как она мечтает вырвать Викинга из когтей двух «сирен», то когда-нибудь и ее кто-то посчитает «сиреной». Но тут же о такой мысли забывала, еще страстнее отдавалась своему чувству к Викингу и разочарования никак не ожидала. Именно в тот момент казалось ей, что достигли они пика наивысшего счастья пребывания друг с другом. Отпускать Викинга из своей жизни никак не хотела, хотя, может быть был бы самым простым, самым лучшим путь предыдущих мужчин, выброшенных ею из памяти.

Но здесь для такого поступка не могло быть и места – ведь ее замерзшее сердце обнажилось. Управляться с ним у Нели не было сил и желания. Поскольку еще с тех давних пор, когда подруга увела у нее Гусара, Неля подругами больше не обзаводилась. Те товарищи – мужчины, которых держала для сглаживания одиночества, никак для душевных излияний не годились, советоваться ей было не с кем, с болью оставалась наедине. К Нине бежать с навалившимися горестями не хотела. Еще очень хорошо помнила высказывания актрисы, что Викинг не достоин и ее мизинца, что она для него очередное развлечение. И «жены эти» только для того, чтобы содержать его.

– Но все не так, – пыталась тогда убедить Неля актрису, – он старается зарабатывать, просто нет постоянного заработка, а меня, зато освободил от ненавистной работы. И я ему помогаю во всем.

– Конечно, помогаешь, у кого можно просишь в долг, а потом бегаешь, отдаешь деньги, усмехнулась тогда актриса. И Неля представила, как Нина начнет ей выговаривать, что все годы была права по поводу ее кавалера, а иначе актриса его и не называла, и что надо было Неле слушаться старших, так как она, Нина всегда права.

И все-таки кому-то нужно было рассказать о нахлынувшем одиночестве, о тревожно скучных ночах и печальных днях. И вспомнила Неля, что в разгар счастья ходила с Викингом в церковь и даже какой-то святой ставила свечки. Вот и сейчас пошла она к этой иконе с зажженными свечами и просьбой, чтобы направила ее на верный путь. Указала, как удержать Викинга. Молиться Неля не умела, поэтому обратилась к святой с незатейливыми словами: мол, та и сама, наверно, любила и может тебя тоже бросали, так должна помнить, как саднит сердце, разум становится словно помешанный, ничего, кроме дум о любимом в голове не держится. Болит не только голова, все тело болит, сплошная боль, превращающаяся в болезнь.

Вот пусть и научит ее, Нелю, как вернуть его. Ведь святая давно знакома с Викингом. Сколько он ей поклонов отбил, сколько свечей зажег. Пусть хотя бы какой-нибудь знак даст, что услышала она просьбу ее. И еще просила Неля, чтобы Викинг написал рассказ, посвященный ей на подобие «Лики» Бунина, строчки, из которого она просто помнила наизусть. «Недавно я видел ее во сне – единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» – Но, видно, святая была не в настроении и в фамильярные отношения вступать не хотела. Она смотрела на Нелю задумчиво, думая о чем-то своем.

Не дождавшись никакого совета, Неля, еще более опустошенная, вернулась домой. Села на диван, уставилась в потолок, будто на нем был выбит ответ – что ей делать. Неожиданно глаза заволоклись пеленой, слезы ручьями потекли по щекам. Ей стало жаль себя, такую несчастную, никому не нужную. Вдруг Неля увидела перед собой Душу, вызывающе одетую в модную клетчатую мини-юбку, в туфли на огромной платформе, с нагло засунутыми руками в карманы куртки из мягкой дорогой кожи, из которой показывался свитер-водолазка. Душа выглядела молодо и спортивно.

– Да, давненько не встречались. Вновь в тоске, – насмешливо скривив рот, – произнесла Душа. – Опять горюешь по мужчине. Так и будешь горевать только от их отсутствия, – она ядовито вопрошающе уставилась на Нелю. – Все от безделья, пустоты. – Душа еще что-то хотела сказать, но Неля резко вскочила с дивана, схватила ту за рукав и стала выталкивать из комнаты.