Влюбиться легко - Вивиан Неверсон

Жить с Коном под одной крышей оказалось чрезвычайно приятно. Май закончился, настал июнь, и отношения молодоженов вошли в устоявшуюся, привычную колею. Коннор не уставая нахваливал ее стряпню. И общества своего не навязывал, насколько такое возможно в тесном двухкомнатном домике; неважно, что уж он там говорил поначалу насчет невозможности соблюдать границы. Вечерами девушка с удовольствием усаживалась рядом с ним перед телевизором; оказалось, что вкусы у них одинаковые. Оба обожали исторические фильмы и комедии и терпеть не могли скандальные интервью со знаменитостями и телевикторины. А еще оба упоенно смотрели скачки, Коннор с удивлением обнаружил, что его жена способна перечислить родословные фаворитов чуть ли не до десятого колена, а названия популярных ипподромов у нее от зубов отскакивают.

С тех пор как они обосновались в домике управляющего, Коннор успел починить водопровод и залатать протекающую крышу, так что коттедж стал вполне пригодным для жилья. А Фредерика посадила у входа маргаритки, а над входом повесила венок. Пустяки, казалось бы, но дом преобразился на глазах.

Всякий раз, когда молодые люди отправлялись в город, Коннор держался с женой исключительно предупредительно и нежно, убедительно разыгрывая роль любящего мужа. Даже когда прохожие глядели на них во все глаза, он словно ничего не замечал. А вскоре и Фредерика научилась следовать его примеру. И тогда, к ее изумлению, люди перестали на них оглядываться. Нет, наверняка сплетничали вовсю, но оглядываться перестали.

Так что днем Фредерике не на что было жаловаться. А вот ночью…

Дело в том, что после инцидента в турагентстве молодые люди по взаимной договоренности отказались от «раздельного проживания». Глупо кому-то одному мучиться на неудобном узком диване, когда к их услугам широкая двуспальная кровать. Фредерика поняла, что вполне доверяет мужу. А Коннор недвусмысленно дал понять, что уважает ее решение и не намерен больше настаивать на супружеских правах.

Каждую ночь, когда он выключал свет и забирался под одеяло, сердце девушки беспомощно ёкало. Притом что О'Салливан честно держал свое слово и отношения между ними оставались чисто платоническими, Фредерика не могла не думать о его поцелуях и о том, как хотелось бы ей испытать их снова. Но как только в голове девушки возникала эта мысль, она гнала ее прочь, потому что спустя столько месяцев ей по-прежнему не удавалось заглушить в сознании громкий, обвиняющий голос матери.

Всякий раз, когда под Коннором поскрипывал матрас, звук этот пробуждал во Фредерике поток фантазий, и тут же накатывало чувство вины. Тогда девушка проклинала себя за то, что терзается угрызениями совести. И злилась на мать за то, что та выработала в ней комплекс вины. И осуждала себя за недобрые чувства к матери… и снова изнывала от стыда.

– Кон… – окликнула она мужа как-то раз уже после того, как потушили свет.

Он заворочался, повернулся к ней.

– Да?

– Как думаешь, можно любить человека и одновременно ненавидеть?

Но едва слова эти сорвались с языка, как Фредерика уже горько пожалела о собственной болтливости. Что подумает Кон? Что любой подумал бы о таком вопросе? Но тут раздался его голос – спокойный, ровный, без тени осуждения.

– Не знаю. А кого ты имеешь в виду?

Фредерика надолго умолкла. А затем чуть слышно прошептала:

– Маму.

И снова в воздухе повисло молчание. Наверное, Коннор считает ее сумасшедшей. Наверное, у нее и впрямь с мозгами не все в порядке.

Но он придвинулся ближе.

– Знаешь, я вовсе не так устал, как тебе кажется. Может, расскажешь мне про нее подробнее?

За всю свою жизнь Фредерика ни разу не осудила мать в разговоре с самой собой или с другими. И теперь чувствовала себя так, словно вот-вот совершит смертный грех.

– Она… моя мать, и я любила ее, но… – Девушка резко выдохнула и зажмурилась, не зная, как облечь в слова обуревающие ее чувства.

– Расскажи мне, какой она была, – попросил Коннор.

– Очень властной, – ответила Фредерика, глядя в потолок, – вздорной тиранкой. То и дело цитировала Библию, хотя в церковь мы никогда не ходили. Почти все на свете считала грехом.

Она опасливо взглянула на мужа. Но тот спокойно смотрел на нее, ожидая продолжения.

– Когда я подросла, она принялась придираться ко всем моим друзьям. Несколько раз я набиралась храбрости пригласить в гости одноклассников, но мать обращалась с ними так грубо, что дети уходили и больше не возвращались. А вскоре я и пытаться перестала. Она не позволяла мне одеваться как другие девочки, запрещала краситься и даже стричься…

– И другие дети над тобой смеялись?

– До этого даже не доходило. Если бы меня дразнили, это означало бы, что меня признали и заметили. Одноклассники просто смотрели сквозь меня, точно меня вообще не существует. Я была – никто. Маму это вполне устраивало: если весь мир погряз во грехе, значит, мне лучше держаться от него подальше.

– Ты была одинока?

Ей вспомнились бесконечные, похожие один на другой дни, когда ее игнорировали, не замечали, презирали… Она запиралась в спальне и мечтала… мечтала о том же, о чем мечтает любая другая девочка ее возраста. Однако Фредерика Линдси знала: ее грезам сбыться не суждено.

– Да, – прошептала она.

– А где был твой отец?

– Я никогда его не видела. А вот мать его знала – одну ночь, не больше. После того он исчез. Думаю, мать злилась на меня не меньше, чем на него, потому что я каждый день напоминала ей о допущенной однажды ошибке.

– Но со временем ты выросла, повзрослела. И все равно продолжала жить с матерью?

– Она болела. Я была ей нужна.

– Чем она болела?

Фредерика пожала плечами.

– Не знаю. То одно, то другое…

– То есть всем и ничем конкретно.

Точнее не скажешь! Фредерика так и не узнала, что же не так с ее матерью, потому что мать наотрез отказывалась вызвать врача. Однако же большую часть времени Дебора Линдси не вставала с постели и заставляла дочь прислуживать ей днем и ночью.

– А отчего она умерла? – спросил Коннор.

– От сердечного приступа.

– То есть причина смерти не имела ни малейшего отношения к ее загадочным болям и недомоганиям?

– Нет, не думаю… Со всей определенностью, нет.

– А что ты почувствовала, когда мать умерла?

Горло девушки свело судорогой. Как выговорить слова столь кощунственные? Если она только посмеет… посмеет произнести свои мысли вслух… с ней непременно случится что-нибудь ужасное.

– Ты испытала облегчение, – подсказал Коннор.

Фредерика уставилась на мужа. Те самые слова, что она боялась произнести, слетели с его уст!