Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты имеешь в виду Петра Васильевича?..
- Ну, конечно, не Петра Первого. - И снова пауза, скорбная, глубокая, точно пропасть. Матвей понял, что Лика не в состоянии задать следующий вопрос, и он попытался ответить на этот и на следующие возможные вопросы: - Думаю, что отчасти причиной твоя книжка. Она его взбесила. Я ведь тебя предупреждал, что он старомоден и во взглядах и во вкусах.
- Я не думала… А впрочем, рано или поздно, все равно пришлось бы ему показать "Голубое безумство", - оправдывалась Лика.
- Рано или поздно - не одно и то же. Это две большие разницы. Ты показала рано. А нужно было показать поздно. Понимаешь, поздно теперь поднимать шум из-за какой-то книжонки, которой грош цена на одесской толкучке.
- Ты так считаешь или так думает твой шеф? -ощетинилась Лика.
Златов пожалел о сорвавшейся фразе, поспешил успокоить подопечную:
- Он, он, конечно, он.
- Ну так передай своему шефу, что за него я и гроша не дам, даже в старых деньгах и на той же одесской толкучке в самый базарный день! Передай, пожалуйста. - Лика оправилась от первого замешательства, выпустила коготки и ощерила зубы.
- Послушай, крошка, ты же умная женщина, - здраво рассудил Матвей. - Стоит ли огорчаться о потере того, чего не имела?
Вместо ответа послышались короткие гудки: Лика положила трубку.
- Глупо, - вслух произнес Златов и прилег на диван, подложив под голову ладони. Он был один в своей комнате, и никто не мешал ему рассуждать. - Конечно, ее можно понять: сорвалась, можно сказать, золотая рыбка. Ну, а при чем тут я? Я желал им обоим добра. Думал, сойдутся и будут жить, как люди. Мое дело было устроить им встречу. А дальше действуй сама, не могу же я его заставить. Соображать надо. Что, она не знала, кто такой Климов? На него можно влиять, но перевоспитать нельзя. А она сразу - "Голубое безумство"… - Вспомнив надпись на книге: "Я счастлива, что живу с Вами в одном городе", Златов громко расхохотался: - А счастье было так возможно, так близко! Эх, крошка… Ты таки действительно "типичное не то" - чрезмерно очаровательна и чрезмерно глупа. На такую рыбку, как Климов, нужен другой живец.
А жениться Климову необходимо, в этом Златов был убежден. И чем скорей, тем лучше. Жена сделает из этого стихийного бунтаря то, что не всегда удается Златову.
И Златов стал думать о другом "живце". Правда, сам Климов даже не подозревал, что Златов озабочен не только тем, где найти хороший блок мрамора для Емельяна Пугачева, но и поисками подходящей во всех отношениях невесты для скульптора.
Саша Климов, единственный сын Петра Васильевича от первого брака, второй год работал на "Богатыре" и готовился поступать в МГУ на факультет журналистики. Писал стихи, короткие рассказы и печатал их в заводской многотиражке. В других редакциях, куда он раза три-четыре обращался, ему любезно отказывали.
- Значит, как литератор ты еще не созрел, - с улыбкой говорил Петр Васильевич сыну. - Не обрел мастерства. Садись и обретай.
- Но, папа, печатают же и в этих журналах совсем слабые рассказы, стихи и даже целые повести, - огорчался Саша. - Ты же сам говорил. И Алексей Васильевич…
- Да, да. Не отрицаю. Пока ты еще пишешь посредственно, то есть на среднем уровне. А сын Климова обязан писать только хорошо и выше. Понял? Вот потому тебя не печатают, - наставительно объяснял Петр Васильевич.
С сыном он разговаривал всегда полушутя, даже о самых серьезных вещах. Там, где некоторые родители в таких случаях пускаются в глубокомысленные нравоучения, Климов отделывался легкой иронией или мягкой шуткой. Петр Васильевич подозревал, что недоброжелательность к нему части деятелей культуры рикошетом бьет по сыну. Думал об этом и Саша. Поэтому полушутя-полусерьезно он ответил отцу:
- Тогда, может, мне подписываться как-то по-другому? Взять псевдоним?
- Попробуй. Например, Саша Красный. Был же такой поэт - Александр Гликберг, подписывался Саша Черный. И ты попробуй. Но уверяю - ничего не изменится, писать от этого лучше не станешь. Псевдоним никому еще не прибавлял таланта.
Саша был веселый, общительный паренек, обладавший неистощимой энергией и любознательностью. Уже в пятом классе он редактировал школьную стенгазету, теперь же, на заводе, был душой "комсомольского прожектора".
Их было трое заводил: Саша Климов, комсорг сборочного цеха Коля Лугов и секретарь заводского комитета комсомола Роман Архипов. Заводская библиотекарша Вероника - страстная поклонница ультрамодных стихов и абстрактной живописи - называла их в насмешку "железобетонными близнецами", хотя в общем-то это были разные парни. Саша, худенький, подвижной, за все брался и быстро остывал. В нем жило еще много мальчишеского. Был у них в доме попугай по кличке Пи-пи - зеленый ленивый флегматик, глупый, как все попугаи, но внешне чем-то напоминавший Матвея Златова. И вот однажды Саше взбрела идея разыграть Златова. Для осуществления этого Саше нужен был помощник, чтобы позвонить в мастерскую Климова. Роман Архипов отказался.
- Хорошо, не хочешь, не надо. Позвонит Коля.
И вот они вдвоем стоят у телефона, и Коля Лугов под диктовку Саши говорит подошедшему к аппарату Матвею Златову:
- Алло! Это квартира товарища Климова? Здравствуйте. С вами говорят из ветлечебницы номер девять. У вас есть попугай? Есть? Вам надлежит срочно сделать ему прививку. Сейчас в Москве свирепствует мадагаскарская чума. Разносчики ее - птицы жарких континентов. Да, да. Постарайтесь не позже завтрашнего дня. Это очень, очень серьезно. Наш адрес? Запишите: Новые Черемушки, Восьмая улица Строителей, дом тридцать шесть. С девяти до пяти вечера. Пожалуйста, не забудьте паспорт.
- Мой или владельца птицы? - уточнил Златов. Этого вопроса они только и ждали.
- Нет, нет, паспорт попугая, - давясь смехом, подтвердил Коля.
- А он разве есть? - неуверенно переспросил Матвей.
- Ну, конечно, конечно. Как же - такой редкий экземпляр, и без паспорта.
С бумажкой, на которой был записан адрес лечебницы, Матвей подошел к Климову, стоявшему высоко на лесах и занятому фигурой Лермонтова.
- Извини, пожалуйста, - глядя поверх очков, тихо начал Златов. - Звонили сейчас из ветлечебницы. Требуют завтра привезти Пи-пи на прививку противочумной вакцины. Какая-то мадагаскарская свирепствует, а ее разносчики - тропические птицы. - Матвей смиренно смотрел на шефа.
Климов, мысли которого так внезапно оборвал Златов, не сразу сообразил, о чем идет речь. Продолжая мять сильными руками глину, он бросил через плечо:
- Ну и вези. Я, что ли, повезу?
- Не в этом дело.. Я, конечно, повезу. Но они требуют паспорт.
- Мой?
- Нет, Пи-пи.
Климов остановился и, резко повернувшись, хмуро посмотрел на Златова.
- Матвей, что с тобой? Ты спал сегодня? Или, может, ты уже подцепил мадагаскарскую чуму? Так ты и себе заодно сделай укол.
- Я не шучу, я вполне серьезно. Я еще переспросил их. Они сказали, что у такой птицы, как наш Пи-пи, должен быть паспорт.
- Никакого паспорта нет и не было. Я купил его на птичьем рынке. Там все беспаспортное: рыбы, птицы, собаки, даже сиамские кошки.
Климов вновь принялся за работу. Златов не уходил.
- Как же быть? Сказать, что паспорт утерян?
- Послушай, Матвей. Выбрось ты этого попугая ко всем чертям за ворота! - раздраженно бросил Климов.
- На дворе минус пятнадцать. Замерзнет. Жалко птицу. Может, подарить кому-нибудь?
- Попугая и чуму в придачу? Здорово!..
- Какая чума? Пока ничего нет, но, если не сделать прививку, может быть.
- Делай что хочешь, только отстань. - Климов уже начал сердиться. - Вези хоть к Склифосовскому, хоть к Кащенко. И оставь меня в покое.
На следующий день, взяв попугая, Златов помчался в Черемушки искать Восьмую улицу Строителей. Чертыхаясь, он вскоре возвратился к Климову и, с раздражением швырнув Пи-пи в угол, мрачно проворчал:
- Разыграли, мерзавцы. Не пойму кто: голос незнакомый.
Климов раскатисто захохотал. Он смеялся до слез, багровея, приговаривал: