Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Джеймс Купер

— Я вернусь к дереву и посмотрю оттуда на дикарей, — сказал он в заключение. — Думаю, они уже разложили костер; с помощью подзорной трубы я попробую получше разобраться в их планах и настроениях.

Бортник направился к своему дереву, а Марджери, словно нехотя, пошла следом: девушку подгоняло горячее желание быть с ним и в то же время удерживала девическая застенчивость; но волнение и желание узнать поскорее все, даже самое худшее, в конце концов возобладало.

— Они разожгли громадный костер, и вся хижина изнутри словно высвечена иллюминацией, — сообщил Бурдон, успевший удобно пристроиться в кроне невысокого дерева. — Красные дьяволы так и вьются вокруг хижины и внутри; похоже, у них там готовится и рыба и оленина. Ага, вот еще охапка сухого хвороста полетела в костер: снаружи уже почти стемнело. Клянусь честью, да у них там пленник!

— Пленник? — воскликнула Марджери, и ее голос был полон сочувствия. — Надеюсь, это не белый человек?

— Нет, краснокожий, как и они сами, однако погодите, наведу трубу получше. Да, так и есть. Я был прав.

— Что так и есть? В чем вы правы?

— Вы помните, Цветик, как мы с вашим братом упоминали двух индейцев, навестивших меня на прогалинах? Один из них был потаватоми, а другой — чиппева. Первого мы нашли вскоре после того, как он нас покинул, мертвым и оскальпированным; а второй вон там, связанный по рукам и ногам. Он вышел к озеру, пробираясь в Форт-Дирборн, и, несмотря на всю свою ловкость и отвагу, угодил в плен к врагам. Ему сильно повезет, если они не узнают, что случилось с воином, который был убит неподалеку от моей хижины и остался сидеть под деревом!

— Вы думаете, что они отомстят несчастному за смерть своего собрата?

— Я знаю, что он служит нашему генералу в Детройте, а потаватоми состоят на службе у англичан. Уже одно это делает их врагами, да и в плен они его взяли по этой причине, я уверен; только не могу сообразить, как эти индейцы с озера могли узнать о том, что произошло миль за пятьдесят отсюда.

— А что, если эти дикари принадлежат к тому же племени, как и воин, которого вы называете Большой Лось? Разве они не могли узнать о его гибели и о том, от чьей руки он пал?

Бортника поразила живость ума девушки — ее предположение было очень разумно, хотя высказано с подобающей скромностью. Тайные пути, по которым вести разлетались в необитаемой глуши, частенько удивляли его; вполне вероятно, что отряд, обосновавшийся в хижине, как-то сумел прознать о гибели вождя, труп которого бортник видел своими глазами, хотя прошло совсем мало времени, чтобы весть успела распространиться. Однако против подобного предположения было одно обстоятельство: лодки прибыли с северной стороны, и бортник, немного подумав, сообщил об этом своей спутнице.

— Можем ли мы быть уверены, что это те же самые лодки, которые я видела сегодня после полудня? — спросила Марджери, быстро поняв, о чем идет речь. — Я видела, как две проплыли мимо, а за ними — третья; здесь же причалили четыре, а не три.

— Пожалуй, я готов с вами согласиться. Едва ли те лодки, что вы видели, — единственные каноэ на озере. Но кто бы ни были эти дикари, осторожность велит нам держаться от них подальше; тем более из-за того, что с Быстрокрылым Голубем, союзником американцев, они обращаются как с врагом.

— А что они сейчас делают, Бурдон? Собираются ужинать или пытают своего пленника?

— Пытки нынче вечером можно не опасаться. Они возбуждены, словно все еще чуют спиртное; но кое-кто готовит еду на костре. Я отдал бы все, что имею, милая Марджери, чтобы выручить Быстрокрылого! Для дикаря он славный малый и всей душой на нашей стороне в этой войне, о которой сам мне и рассказал.

— Неужели вы станете рисковать собственной жизнью, чтобы спасти дикаря, который убивает и скальпирует всех без разбору, как этот краснокожий?

— Он просто следует обычаям своего племени. Если подумать, то некоторые наши поступки кажутся с точки зрения индейца столь же неприглядными. Я уверен, Марджери, что если бы этот малый увидел меня пленником потаватоми, как я сейчас вижу его, он бы непременно попытался мне помочь.

— Но что же вы сможете сделать в одиночку против двадцати воинов? — спросила Марджери с мягким упреком, однако ее речь выдала против ее воли волнение за молодого человека.

— Никто не может сказать, что он сделает, — надо действовать, а там будет видно. Не нравится мне, как они обошлись с чиппева; похоже, что они его не пощадят. Они и не подумали накормить его или пригласить к костру; бедняга связан по рукам и ногам, да еще и прикручен веревками к дереву у входа в хижину. Они даже не позволили ему присесть на землю передохнуть.

Нежное сердце Марджери переполнилось сочувствием к пленнику, с которым так жестоко обращались, и она стала выспрашивать подробности о его положении с интересом, которого прежде не испытывала. Бортник отвечал на ее вопросы с готовностью, и в конце концов девушка узнала все досконально о положении пленника.

Возможно, что враги, в чьей власти был чиппева, и не торопились подвергнуть его пыткам, но, судя по тому, как он был связан, пытки ему не миновать. Мало того, что локти у него были связаны за спиной, — запястья рук были крепко спутаны спереди. Ноги были связаны в двух местах — ниже колен и по лодыжкам. Еще одна веревка охватывала тело пленника, накрепко приковав его к вязу, росшему футах в тридцати от двери хижины, так что свет падал на него, и Бурдон с помощью своей подзорной трубы мог все отлично видеть. Положившись на надежные путы пленника, дикари не обращали на него никакого внимания; каждый, казалось, заботился лишь о собственном благополучии — сытном ужине и теплом ложе, где предстояло провести ночь. Все это Бурдон увидел и взял на заметку, прежде чем бесшумно спрыгнул на землю у подножия дерева, рядом с Марджери.

Не теряя времени, — каждая минута была на счету! — бортник спустился к лодкам и сообщил о своих намерениях Уорингу. Луна уже зашла за горизонт, и темнота благоприятствовала предприятию Бурдона. На первый взгляд разумнее было дождаться, пока сон не сморит дикарей, и только тогда подкрадываться к хижине; но Боден рассудил иначе. Как только дикари уснут, воцарится тишина, и его шаги будут звучать гораздо явственнее, чем теперь, когда все бродят, болтают и жуют. Бурдону было по собственному опыту известно, что человек, которому пришлось долго идти пешком или грести в лодке, обычно, дорвавшись до еды, ни на что уже не обращает внимания: и потому самый подходящий момент подобраться незаметно к изголодавшимся и обессиленным путникам, пока они насыщаются, чем потом, когда они уснут, оставив, возможно, часовых для безопасности. Бурдон не надеялся, что потаватоми пренебрегут этой предосторожностью; и он твердо решился не только попытаться спасти чиппева, но и не медлить ни минуты.