Камень ацтеков - Елена Долгова

— Лучше оказаться плохим католиком, чем хорошим трупом, — заявил сообразительный Кэллоу. — Проклятые насекомые, — недовольно добавил он. — Мне очень хочется, чтобы с моря подуло свежестью. Я хотя бы на час тут главная персона, дьявол меня побери. Это даже приятно, что в честь нас затеяно столько суеты.

Ветра, однако, не было, москиты собрались в стаю и жалили вовсю.

Непонятные слова латинских молитв совсем не трогали Баррета, который вытащил кружку (она оказалась терракотовой) и плеснул на дно вина. Потом сорвал ветку и принялся отбиваться от насекомых. Англичанин старательно смотрел мимо Кэллоу и монаха — туда, где за деревьями манило и призывно блестело море. «Чем дальше, тем больше я удаляюсь от главной цели, — огорченно подумал он. — Люггер исчез. Скаллшорз все дальше. Дела с Ландой запутались совершенно. Ко всему прочему, мне приходится смотреть действо, в котором с обеих сторон одно лицемерие. Впрочем, притворство — штука, конечно, полезная, но только тогда, когда с него есть толк. А Кэллоу-то глупец… Я хорошо чувствую, что дело добром не кончится».

Розовощекий монах довел церемонию до конца. Напряжение спало. Смешанная толпа немного расступилась. Капитан «Красавца альбатроса» выглядел именно так, как может выглядеть человек, удачно соскочивший с эшафота.

— Эй, Питер! Ты выпьешь с нами в честь счастливого избавления?

Ланда словно бес из коробки появился возле Баррета и с силой толкнул его в спину.

— Молчи и исчезни, мой поддельный кузен. Это лучшее, что ты можешь сейчас сотворить.

— Куда я пойду? Вокруг леса Юкатана.

— Да денься на время куда угодно, не отвечай ему, не вмешивайся и не смотри. Иначе рискуешь увидеть кое-что очень для тебя неприятное.

— Разве? Я, пожалуй, ради развлечения напьюсь в общей компании со всеми.

— Лучше сделай это в одиночку.

Время шло. Иезуит ушел. Получившие подобие свободы пираты как ни в чем не бывало завтракали вместе с победителями. Дым костров тревожно смешался с ароматом жареного — Баррет все так же держался в стороне, от безобидного запаха его мутило.

— Ланда! Ты был прав, я ухожу.

— Поздно, идиот. Уходить надо было раньше. Теперь придется досмотреть зрелище до конца.

— …Я искренне обратился! — горланил нетрезвый Кэллоу.

Питер видел, как моряки с галеона окружили людей Джейсона, тот неловко щурился, рассматривая направленный на него ружейный ствол.

— В чем дело, парни? По-моему, мы отлично договорились…

Испанский капитан сухо усмехнулся и ответил на кастильском:

— Вы теперь католики, но от этого не перестали быть пиратами. Впрочем, в ад вы уже не попадете.

Баррета снова замутило — он не понял, было ли тому причиной отравление водой, приближающийся приступ малярии или зрелище едва не плачущего Кэллоу. Тот отлично понял все сказанное на чужом языке.

— Пусть дьявол всех вас в ад утащит! Это же нечестно.

— Ты, собака, не имеешь никаких представлений о чести.

Баррету захотелось уйти подальше или по крайности отвернуться, но его шея словно окаменела. Он видел, как метис-палач вытер с губ остатки фруктового сока и, убрав кривой нож в поясные ножны, снова полез на дерево. Щеки Кэллоу посерели и походили на два куска мягкого теста.

— Зачем было давать нам надежду? Я вам еще припомню грязную шутку…

Испанцы (те, что поняли) неистово захохотали.

— Вы только посмотрите на это отребье… Хорошо, что ад прочно держит мертвецов.

Пиратов с «Красавца альбатроса» тащили на виселицу как попало — без всякого порядка и без всяких корабельных чинов. По воле случая Кэллоу оказался последним. Под ступни коротких ног подсунули пустой бочонок, позаимствованный из его же запасов. Баррет заметил, что высоты подножия немного не хватало. Капитан бессильно подергал скрученными за спиной руками и попытался встать поудобнее — для этого ему пришлось подняться на цыпочки.

— Эй, лживая собака Питер! Ты, должно быть, думаешь, что легко отделался? — заорал он. — Врешь! Будь ты проклят, подлец, отступник и предатель. Лови как следует мое предсмертное проклятие… Или не лови — оно и так навсегда останется при тебе.

(«Молчи, не отвечай», — эхом отозвался Ланда.)

Кэллоу, не получив от Баррета ответа, заставил себя расхохотаться — дерзость в нем еще боролась с последним, безысходным ужасом смертника.

— Ты не выпутаешься, не надейся. Придет день, и ты тоже, как блоха, хрустнешь на ногте судьбы…

(«Не пытайся ему возразить, иначе ты пропал окончательно».)

— Почему так громко и пронзительно вопит этот негодяй? — равнодушно поинтересовался испанский офицер.

— Он зол на тех, кто остается жить, а сам умирать не хочет, — здраво отозвался де Ланда.

— Да, конечно, отчасти понять его можно.

Метис коротким ударом выбил бочонок. Грузная фигура Кэллоу мгновенно повисла на веревке. Пират захрипел. Несколько долгих секунд Баррету казалось, что натянутая пенька не выдержит и порвется, но тело уже перестало биться.

— Он непозволительно легко отделался, сломал себе шею, — брезгливо бросил офицер. — Разве это достойное наказание за все мерзости на «Святой Маргарите»?

Баррет отвернулся и попробовал сплюнуть горечь, которая осела на деснах и на языке. У него так ничего и не получилось.

Ланда заметил растерянность англичанина и тихо смеялся:

— Славная работа! Они будут болтаться здесь, пока не превратятся в скелеты. Вернемся на судно, Питер, не стоит злить капитана — ты до сих пор под подозрением. Вообще-то я только что снова спас тебе жизнь, только, пожалуйста, помни о моей услуге как следует…

На этом и кончился еще один день их путешествия на Веракрус.

Глава 7. Побег

Сырой весенний ветер дул с моря на город. Он шутя сгибал тридцатиярдовые пальмы на берегу залива Кампече. Перистые листья густых крон жалко мотались из стороны в сторону. Шел ливень, и ручьи, размывая почву, гнали в залив обильную бурую пену.

Баррет разжал кулаки, выпустил толстые прутья и нехотя отступил назад в камеру — теперь тропический ливень больше не хлестал ему в лицо. Забранное решеткой окно выходило на внутренние сооружения тюрьмы, поэтому о панораме, которая открывалась с крыши, он мог только догадываться. В казематах Сан-Хуана стояла духота — мучительная и влажная, не скрашенная ничем. Потеки воды оставили на жидко побеленной стене камеры причудливые разводы плесени.

— Ланда, мерзавец, это его рук дело.

Баррет отошел в угол и опустился на циновку. Он лег ничком и попытался уснуть, день постепенно клонился к вечеру, дождь припустил еще сильнее. Через некоторое время руки англичанина осторожно коснулось что-то влажное и липкое — это оказалась мелкая лягушка местной породы.