Целитель #12 - Валерий Петрович Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каменная невозмутимость индейцев была нарочитой и немного театральной — живые обсидиановые глаза с любопытством шарили по бледнолицым.
— О-ой![13]
Из строя вышел пожилой вождь-касик, единственный, чью прическу портили разномастные перья, а плоскую грудь, размалеванную почти что в стиле Уорхола, украшало ожерелье из клыков каймана.
— Чингачгук! — прошептала Инна.
— Но, сеньора, — мотнул головой переводчик-краснокожий, почтительно поправляя гостью племени, — его зовут Тхоме. Он рад встретить вас, и приглашает на совместную еду… м-м… как это…
— Трапезу, — вежливо подсказала Рита.
— Да! — облегченно выдохнул толмач. — Идемте, нас ждут!
И Гарина впервые в жизни шагнула в настоящие джунгли. Тропа вилась между неохватных стволов сейб, прорубленная в зеленом подлеске — не потрудись с мачете пару месяцев, и дорожку, словно ранку, затянет разгульная зелень.
Вверху, в неразличимых кронах, орали попугаи, голубея роскошным оперением. Стайки красно-желто-зеленых колибри вспархивали «светофориками». Словно эхо птичьих разборок, долетали визгливые крики капуцинов.
— Здесь та самая страна… — пропыхтела Инна, уворачиваясь от разлохмаченных «хвостов» лиан, — где в лесах много-много диких обезьян… Рит, а кто тебе звонил вчера? Миша?
— Нет, — сдержанно ответила Рита. — Изя. Можно, говорит, я по твоему генеалогическому древу полазаю? Полазай, говорю, только не шлепнись…
— Хи-хи…
Миновав крошечное поле сизо-зеленой юкки, процессия вышла к селению-текоа. Пять или шесть длинных общинных домов на крепких сваях одним концом заступали в черную речную воду, покачивавшую лодки-долбленки, а другим выходили на небольшую площадь, скорее даже, площадку, вытоптанную до желтого зернистого песка.
Здесь Рита впервые увидела индианок, щеголявших в лубяных юбках. Модные прически у всех одинаковы — длинные волосы до лопаток, да прямые челки, а украшения сводились к раскраске — черные и голубые полосы прочерчивали тело от плеч до живота, затрагивая шею, блестящими мазками пятная небольшие, но крепкие груди… Хотя, нет, тут и своя «ювелирка» носилась!
— Ты только посмотри! — восхитилась Гарина.
В ушках краснокожих девушек покачивались, щекотали плечи изысканные серьги — перья насыщенной синевы.
— Бум меняться? — забормотала Инна по мотивам Райкина. — Бум, бум, бум… У меня в сумочке чешская бижутерия!
— Товарищи! — сухощавый, рослый Гайдай словно играл массовика-затейника. — Не расходимся! Касик трапезничать желает!
Столов в текоа не водилось, местные скво накрыли нечто вроде дастархана — постелили новенькие, чистенькие циновки, и разложили деревянные блюда с угощением.
— В меню — жареное мясо пекари! — громко оповестил Харатьян, выслушав бубнившего переводчика. — Это свинка такая, дикая. И бобы! Лепешки из маниока… Патарашка, завернутая в банановый лист, и приготовленная на углях! Это рыба такая…
— Дикая, — подсказал Боярский с самым серьезным видом.
— Молчи, презренный… Печеный батат! Настойка из цветов кактуса питайя!
— Наливай!
Пожилая индианка с милой улыбкой людоедки обошла гостей, плеская напиток из фляги-калебаса в чаши, не менее экзотические — вычищенные половинки кокосового ореха.
Здесь, далеко за окраиной «цивилизованного» мира, всё мерещилось причудливым и диковинным, круто расходившимся с привычным, таившимся в каждой мелочи.
— Ну, поехали! — витиевато провозгласил мэтр, и посуда сошлась с костяным стуком.
Гарина боязливо отведала настойку — и выпила до дна. Легкий хмель коварно набрал силу, заволакивая сознание. Блаженно улыбаясь, девушка глядела на алый закат — гигантские деревья затмевали его угольно-черным кружевом ветвей.
— Он просто ошибся — и не поверил… — прошептала девушка. — А когда поймет…
— Что? — не поняла Терентьева, пригубив туземный настой.
— Да это я так… — смутилась Рита.
— Закусывать надо! — наставительно сказала Инна, деревянной шпажкой накалывая поджаристый кусочек мяса. — М-м… Вкусненько!
— Дима! Михаил! — окликнул режиссер. — Помогите подарки дотащить…
Три тюка с лесками и крючками, ножами, топориками, мачете и прочей скобяной мелочевкой умилостивили касика — и девушки со всего селения убежали переодеваться. А рыбаки и охотники, возбужденно переговариваясь, подтаскивали, да подтаскивали сухие сучья — наступившая ночь будет светла!
«Он всё-всё поймет!» — подумала Рита, и улыбнулась восходившей луне.
* * *
Индейцы со всей дури лупили по барабанам, выбивая дикий и жесткий ритм. Тяжкая вибрация, чудилось, колыхала парной воздух, и возносилась к небу вместе с искрами и дымом. Яркий оранжевый и теплый желтый свет костров заливали всю площадь, играя с тенями — все западинки и округлости танцовщиц обретали некий первобытный объем в восходящих извивах полунагих тел.
Приседая, девушки резво ударяли в песок пятками, блестящими от постоянной ходьбы босиком, выпрямлялись — и задирали руки, запрокидывали головы, словно отдаваясь ночному небу. Длинные юбки придавали бедрам большую крутизну, а травяные подолы дразняще разметывались в такт волосам, гулявшим по спинам.
— Инна! Рита! Нонна! Ваш выход!
— Леонид Иович! — завопила Гусева. — А мне можно?
— Можно! Нужно! Важно!
«Лита Сегаль» опасливо ступала по теплому песку, но затерянный мирок тапирапе еще не дорос до битого стекла и ржавых гвоздей. Поглядывая на индианок, отплясывавших рядом, она вписалась в мелодию каменного века — гибкие движения рук обрели хищную плавность анаконды, а быстрые изгибы бедер слились в гипнотическую тряску.
— Свет! Ох… Камера!
— Есть…
Рокот барабанов ходил волнами, растворяя отдельности, сплавляя плясуний в единую бездумную сущность.
Наташа танцевала в шаге от Гариной. Утратив былую стыдливость, она смеялась и пела, затяжно взмахивая руками.
— Всё будет хорошо, Мишка! — воскликнула Рита. — Слышишь?
Зов растаял в небе, где горячие искры свивались с холодными звездами.
Среда, 5 апреля. День
Атлантика, борт д/э «Бриз»
Канарские острова завиднелись издали — на горизонте вспухла гряда облаков, прошитой острием пика Тейда. Затем из вод, как чудо-юдо рыба-кит, всплыл Тенерифе.
Никогда не понимал людей, жаждущих отдохнуть на Канарах. На что там смотреть? Гористый берег и лунный пейзаж! Но нет, реклама подвигает всё новые и новые толпы туристов слетать на вожделенные острова, насладиться тамошними пейзажами — выжженной каменистой пустыней да безрадостными лавовыми полями…
«Бриз» даже не швартовался у причала — берегли валюту. Встали на рейде, и местные катера, груженные картошкой, соками, овощами-фруктами, мигом нас отоварили. И — поднять якоря!
Белоснежный городишко Санта-Крус лишь укрепил мое упадочническо-ёрническое настроение — над портовой окраиной «райского курорта» зависло черное облако копоти. Спасибо нефтепереработке.
Уже и остров скрылся за кормой, а заводские газовые факелы всё мерцали на горизонте, как свечки.
«Технология, мать ее…»
Увесистый тестер оттягивал ремешок, и я поправил его, чтобы шею не натер. Ежедневный чек-ап отнимал не так уж много времени, можно было и вникнуть, пример показать…
— Михаил Петрович!
— Я такой же Петрович, как ты Родионыч… — мне удалось развернуться в закутке у бета-ретранслятора, и пожать крепкую ладонь Гирина. — Михаил.
— Иван! — рассмеялся капитан-лейтенант. Оглянувшись, он заговорил вполголоса, неуверенно и смущенно: — Я, может, неправильно понял Ромуальдыча… Вы… э-э… ты недоволен, что я в экипаже?
— Да я-то доволен, — мои губы сложились в усмешку, довольно кривоватую, — а вот Настя… Понимаешь, наша экспедиция — весьма опасная затея…
— Миш, — тихонько, но настойчиво перебил меня Гирин, — Настенька в курсе, что я военный моряк, а ракета — дура, ей без разницы, кого на куски рвать, матроса или офицера. Да, она волнуется, переживает… Но именно это мне и нужно — чтобы на берегу тревожились за меня, и ждали. Эгоистично звучит, понимаю, зато какая мотивация не рисковать зря, поберечься! Чтобы Насте не пришлось плакать. И Хомяку… — он мягко улыбнулся. — Я так Иваныча зову — у него щеки до того пухлые, что со спины видать! А экспедиция… Мне объяснили так, что мы будем исследовать параллельное пространство. Это правда?
— Не вся, — моя улыбочка вышла достаточно мрачной. — Исследования мы будем вести не отсюда, а оттуда… Сегодня, пока не стемнело, весь наш корабль переместится в соседнее бета-пространство. Мы уже близко к точке перехода…
— Ничего себе! — восторженно охнул моряк. — А я думал, это только у Крапивина в книгах бывает! Читал его «Гуси-гуси…», еще дома. Класс!
— Все книжное иногда становится явным, — сказал я умудренно, и фыркнул: — Радуется он… Вот точно — мальчики не взрослеют, стареют только!
— А иначе жить не интересно! — воскликнул каплей.
