Вита. Книга 1 - Надежда Черпинская

вечером, в машину запихали, в лес вывезли, избили и пустили по кругу. У неё здесь на груди и на плече шрамы до сих пор. Видел как-то на тренировке. А обычно она под горло одежду носит.

Ева давно отставила кофе, слушала, затаив дыхание.

– Они бы её там, в лесу, и прикопали. Один уже лопату притащил. Но как раз тут в ней сила и пробудилась. Сработал весь этот ужас, что она пережила, как детонатор. Она боевой маг. Ну, реально, боевой, как в играх, в кино. Мощнейший психокинез. Только тогда она его контролировать не умела, это из неё вырвалось как… как взрывная волна. Она ничего не помнит об этом. Не помнит, как с ними расправилась. Если по сводкам новостей смотреть, то якобы в смерти всех четверых виновато самодельное взрывное устройство. Аньку потом таскали долго по следакам, психиатрам и всяким ещё, она так ничего внятно и не смогла ответить. И её в дурку заперли на два года. Бабка после того, что с её девочкой сотворили, инсульт схлопотала, месяц пролежала в параличе и померла.

Чернова закрыла лицо ладонями, всхлипнула. А она-то всегда считала, что жизнь к ней несправедлива.

– У Эриха в той психушке врач знакомый работал. Рассказал эту историю. Шеф сразу понял, что наш случай. Дал бабла этому чуваку. Он карту подделал, будто Анька на себя руки наложила – как говорится, нет человека, нет проблемы. И отдал её Эриху. Сначала она и на шефа зверем смотрела. Думала, извращенец какой-нибудь. Потом поняла что к чему. Успокоилась немного. Но долго он ещё с ней возился. Меня тогда ещё здесь не было, но эту историю все знают, – продолжал объяснять Белов. – Никого, кроме Большого Босса, она не воспринимала. На контакт с наставниками никак не шла. А потом Эрих её поручил одной девчонке, Лере. Говорят, она была очень красивая и очень талантливая. Словом, повезло Аньке с наставницей. Не то, что тебе! – ухмыльнулся Лёха. – И вот с Лерой у них хороший тандем получился. Поговаривали даже, что не только дружеский. Его Светлость вмешиваться не стал. Слишком нужна была Аньке такая поддержка, чтобы влезать с нравоучениями. Они даже прозвища себе взяли такие: Цири и Мистле.

Алекс тяжко вздохнул и отхлебнул капучино.

– А пять лет назад им довелось столкнуться со стрыгой. Жуткая тварь. Очень быстрая, хитрая. Лера прикрывала Аньку, велела уходить. Но та, разумеется, не ушла. Ослушалась приказа. Ей было плевать на приказ. Она не могла бросить дорогого ей человека. Может, конечно, Лера всё равно бы голову в том бою сложила. Но вышло так, что именно прикрывая Мистле, Лера и попала под когти стрыги. Тварь в итоге убить удалось. Ребята наши на помощь подоспели. Опоздали только немного. Лера на руках у Аньки умерла. Починить уже нереально было. А у Аньки, когда она глаза своей Цири закрыла, конкретно сорвало крышу. Её снова накрыло, как тогда. Эрих это называет «проклятие берсерка». На своих же кинулась, ничего от горя вокруг не видела. Трёх человек убила голыми руками, ещё двоих еле выходили потом. А остановить её только сам Эрих смог. Ещё месяц её потом держал взаперти как зверя. Пока очухалась. После этого шеф запретил вообще любые отношения внутри. Да и снаружи тоже, не одобряет. Вот такая вот история…

Алекс одним глотком допил остывший кофе и щелкнул по очередной папке.

– А теперь начнём! Раз уж мы эту историю вспомнили. Знакомься, вот она – стрыга!

Ева взглянула на экран, и кружка всё-таки выпала из её руки.

***

Ева нырнула под стол одновременно с Беловым. Пустая чашка, к счастью, не разбилась, да и пролилось из неё лишь несколько капель. Но Чернова жутко смутилась своей неловкости, хотела скорее поднять. Лёха, со своей галантностью, тоже на помощь пришёл незамедлительно.

В итоге они вцепились в кружку вместе и едва не столкнулись лбами. Застыли лицом к лицу, глаза в глаза.

Чёрные омуты зрачков в зелёных сияющих озёрах притягивали – срывайся и падай в них, как в бездонный колодец! И в голове поплыло, но так сладостно.

Взгляд Алекса сместился вниз, на её губы, задержался на миг, и снова вернулся к глазам.

– Тяжело мне с тобой будет, – чуть слышно шепнул Белов.

– Почему?

Прозвучало обиженно, не так, как хотелось спросить Еве, но от его близости даже голос выходил из повиновения.

– Слишком красивая, – вздохнул он, аккуратно вынимая кружку из её пальцев и торопливо поднимаясь с колен.

– Давай уже учиться! – призвал Белов, когда покрасневшая как помидор Ева выбралась из-под стола.

Она лишь кивнула. И снова уставилась на экран.

На нём красовалась фотография трупика какой-то жуткой образины. В том, что это именно фото, а не рисунок, сомнений не было. И от этого по спине Черновой снова поползли неприятные мурашки.

Раздутое аморфное тело напоминало большую гнилую картошку. Только вот из неё торчали лапищи, размером с хорошую лопату. А когтям, венчавшим каждую конечность, позавидовал бы даже Росомаха[1] с его лезвиями. Окровавленные костлявые обрубки, торчавшие из горбатой спины существа, очевидно, были когда-то кожистыми крыльями.

Алекс щёлкнул по следующей картинке, и взору Евы открылась поистине акулья пасть. В этот рот легко войдёт голова взрослого человека. Зубы, острые и длинные, как гвозди. Тонкий язык, похожий на змею, свесился из пасти. Господи, что за мерзость!

– Бестиарий – это наша гордость, – пафосно доложил Лёха. – Сами составляли. Описания Большой Босс лично делал. Фотки – это кто-то из нас постарался. Но фотки в основном уже мертвых существ. Да и то… не всех. Сама понимаешь, редкая нечисть любит фотосессии. Поэтому тут больше рисунков. По памяти. Иллюстрации – это работа Данте. Я про него не успел рассказать ничего. У него дар видеть чужими глазами. Вроде телепатии, но только он не мысли слышит, а образы. Поэтому он рисует даже тех тварей, которых сам никогда не видел. Очень круто рисует! Вот, смотри! Гениальный художник…

– Но?

– Что «но»? – Лёха отвлёкся от экрана.

– Ты… как будто хотел ещё что-то добавить и осёкся… – пожала плечами Ева.

Лёха окинул её взглядом, словно прикидывал, до какой степени откровенности можно дойти с девушкой, которую знаешь пару часов.

– Как художник он – гений. А как человек… то ещё дерьмецо.

– Не ладишь с ним? – усмехнулась Ева.

– Нет, не в этом дело. Знаешь, я любого всегда