Венчание с бесприданницей - Анастасия Туманова

– Какая удобная позиция, однако! – язвительно заметил Михаил. – Главное – освобождает от излишнего смятения в уме!

– Когда у солдат начинается смятение в уме – империи конец, – убеждённо заметил Александр и, зевнув, поднялся с кресла. – Пойду-ка я лучше спать. Завтра и так будет неспокойный денёк. Давненько уже не приходилось котильонствовать с провинциальными барышнями… Петька, ты идёшь?

Пётр, молча кивнув, спрыгнул с подоконника. Вера, взяв со стола свечу, пошла проводить братьев.

Когда она вернулась, Михаил стоял у окна и смотрел в ночь.

– Ветер, однако, поднимается… Как же будешь завтра устраивать фейерверк? Ещё спалишь все Бобовины…

– Да, может, и не стану устраивать, – устало сказала Вера, подходя и опираясь на плечо брата. – Будет с них и бала. Боже правый, Мишка, ни на что у меня уже сил нет… Что за комиссия, создатель…

Михаил улыбнулся. И тут же осёкся, заметив, что по лицу сестры бежит слеза. Последний раз он видел Веру плачущей три года назад на похоронах матери и сейчас испугался всерьёз:

– Вера! Что такое?! Ты что это вздумала?! О-о-о, вот правильно тебя все предупреждали – не женское дело заниматься имением! Тем более таким огромным, как эти твои Бобовины! Предлагали же тебе взять управляющего – ты отказалась, а почему? Ведь ты прежде и в деревне не жила совсем! И ничего во всех этих овсах и жатвах не смыслишь! Посмотри на себя, на кого ты похожа стала! Сущий сушёный гриб, и глаза провалились! Вечно ты впрягаешься в какой-то воз непомерный, а нам смотри на тебя и мучайся…

– Я не мучаюсь, Миша, – Вера утёрла слёзы. – Это поперву трудно было, а сейчас уже привыкла. А управляющему тут вовсе не место. Я Станиславу Георгиевичу дала честное слово, что сама буду следить за всем и не разорю его детей.

– Он не имел права брать с тебя такого слова! – сердито сказал Михаил. – И вообще не смел принуждать тебя к этому браку, и сажать тебе на шею свой выводок, и…

– Миша, Миша! Тебя это никаким образом не касается!

– Ещё как касается! Ты в некотором роде моя сестра! – Вера не ответила, и брат, подойдя, нежно, но решительно взял её за плечи и развернул к себе. – Верка, ты хоть когда-нибудь расскажешь, зачем тебе это понадобилось? Клянусь, я никому не скажу ни слова! Даже Петьке с Сашкой не обмолвлюсь, если ты не хочешь! Я знаю, что ты никогда не любила князя! И в голову не брала делаться хозяйкой сей латифундии! Это пусть местные матроны гадают четвёртый год подряд, как тебе удалось окрутить самого влиятельного человека в губернии, а мне…

– И ведь ты прав – до сих пор гадают! – с горечью подтвердила Вера. – Судачат, сплетничают, перемывают кости… Раиса Алексеевна – да ты её знаешь, Протвина, в двух верстах отсюда живёт, – до сих пор пользуется бешеной популярностью у соседей, потому что одна изо всех них близко со мной знакома! К её чести, она не рассказывает обо мне никаких гадостей… А ведь могла бы, между прочим! Ведь это к ней я прибежала тогда среди ночи, в рваном платье, вся мокрая, – я же все эти две версты бежала под дождём, – и…

– Как это – в рваном платье под дождём?! – всполошился вдруг Михаил. – Это что же… это почему? Что здесь произошло, в этих проклятых Бобовинах?! Нет, сестра, молчи, я сам догадаюсь! Мне этот Тоневицкий никогда не нравился, с самого начала! И если бы мама была жива, она ни за что не допустила бы этого брака!

– Боже, да мама была бы счастлива! – всхлипнула Вера. – Вспомни, как она боялась, что я вовсе никогда не выйду замуж! Что меня будут считать «синим чулком»! Всё грозилась выбросить мои книги и целыми ротами в дом женихов водила! А мне с ними было только скучно и смешно!

– Надо полагать, с Тоневицким оказалось веселее?

– Миша!!! Я всего лишь была гувернанткой у его детей! Я никогда и в мыслях не держала…

– Зато он, кажется, держал! И нечего сверкать на меня глазами! Если мужчина ведёт себя достойно с дамой, ей не нужно убегать от него среди ночи! И мы все знали, что дело тут нечисто! И если бы не смерть мамы, которая нас всех из седла выбила, мы никогда не допустили бы этого союза! Саша остался старшим в семье и…

– Какой толк рассуждать о том, что могло бы быть… – медленно, потухшим голосом сказала Вера. – Ты прав, я не хотела этого брака. И, как только князь начал проявлять… мм… настойчивость, убежала из имения.

– Думаю, это была не настойчивость! – не унимался Михаил. – А настоящие грязные домогательства!

– Назови как хочешь, всё равно это уже не имеет значения. Я примчалась в Москву, нашла маму в тяжкой болезни, месяц не отходила от неё и почти уже всё забыла… Потом мамина смерть, похороны, поминки… помнишь следующий день после похорон? Вы тогда уехали отдавать визит Растолчиным, а я осталась дома одна. И вдруг Егоровна объявляет, что меня хочет видеть его сиятельство князь Тоневицкий! – Вера вздрогнула, плотнее закуталась в шаль, начала ходить по комнате. Михаил молча, внимательно смотрел на неё.

– Князь попросил прощения за всё… И сделал мне предложение. Видит бог, Мишка, я бы отказалась, если бы не дети! Они, видимо, слишком привязались ко мне за эти три года, ведь у них не было матери… Целый месяц – истерики Аннет, тяжёлая болезнь Коли… Ведь доктора всерьёз утверждали, что он умрёт! Ну, скажи сам, скажи, как я могла не вернуться?! Чтобы потом мучиться до конца дней своих из-за того, что на моей совести – смерть мальчика?

– Но ты вовсе не обязана была принимать предложение Тоневицкого! Ты могла бы вернуться на место гувернантки и…

– Миша, Миша! Ведь это – провинция, а не Москва, где никому ни до кого нет дела! Я ещё не успела вернуться домой – а весь уезд уже знал, что гувернантка Тоневицкого убежала от него ночью чуть ли не в одной рубашке! Моей репутации, без всякой моей в том вины, пришёл конец! Мне бы уже не удалось получить ни одного приличного места! А если бы я ещё, как ни в чём не бывало, вернулась в дом князя, все окрестные кумушки принялись бы судачить, что дочь Тоневицкого воспитывает падшая, безнравственная особа! Как бы это сказалось на будущем Аннет?

– Господи, Вера, ты готова думать о чьём угодно будущем, только не о своём собственном! – вспылил Михаил. – Да тебе же всю жизнь было наплевать на любые сплетни!

– Не кричи, разбудишь прислугу, – тихонько сказала Вера. Прикрыв глаза, подумала: нет, не поймёт… Даже Миша не поймёт. Даже он, любимый брат, товарищ по всем детским играм, неподкупный хранитель всех её тайн, не поймёт и не почувствует того, что чувствовала она после страшного дня похорон матери. Жизнь казалась конченой, надежды на счастье – рухнувшими. Она знала, что теперь больше никогда не сможет вернуться к работе гувернантки, не сможет содержать себя сама. Конечно, у Веры были братья, которые никогда не оставили бы её в нищете; в конце концов она без труда смогла бы выйти замуж, желающих всегда было предостаточно, но… но мама была права: для Веры книги были всегда интереснее мужчин. Братья приводили в дом своих друзей, мать знакомила Веру с сыновьями своих подруг, – а ей уже через десять минут разговора с молодым человеком делалось смертельно скучно. Каждое его слово Вера знала наперёд, каждый комплимент уже слышала когда-то. Особенно невыносимо было следовать советам матери и не заговаривать ни о литературе, ни об истории: госпожа Иверзнева была убеждена, что подобные речи из уст девиц отпугивают женихов раз и навсегда. Очень быстро Вера поняла, что так оно и есть. Лишь один человек мог не только без страха выслушивать её рассуждения о прочитанном, но и с удовольствием поддерживать разговор. Человеком этим был корпусный приятель Миши, Никита Закатов.