Возвращенная любовь - Шэрон Мэтис

Джулия сморщила нос в знак симпатии, и жестом пожелала ей доброй ночи. Карен не прижимала трубку к уху до тех пор, пока Джулия не дошла до холла, но Крэйг, должно быть, все слышал.

— Макэлви, гм? Ты в постели, да?

— Да, мистер Макэлви.

Пальцы ног под одеялом свела судорога. Он звонил, чтобы поделиться информацией об их быстро созревающем сыне. Это было естественно, чувство связи было приятным, но теперь он уже все сказал о Джоне Джэйкобе. Его голос разливался, как саксофон в ночном баре.

— Белоснежные простыни?

— Розовые.

— И майка. Бронкос, держу пари. И ничего под ней?

Хотя он не мог этого знать, на ней действительно была майка Бронкос и ничего под ней. Сердце внезапно забилось часто, как в лихорадке. Он проделывал это дважды за эту неделю. Звонил поздно вечером и изводил ее этим голосом, обольщая всякими порочными пустяками до тех пор, пока все тело не начинало гореть и она не могла заснуть.

— Я могу себе нарисовать эти стройные длинные ножки, скользящие по гладким простыням. Обожаю твои ножки, солнышко. Ты не можешь себе представить, какое место они занимают в моей жизни. Я все вспоминаю: форму икр, бедер, ощущение тебя через эти шелковые чулки. Ты хоть имеешь понятие, как я тебя хочу? Только голышом, Кара. Голышом будет намного лучше.

Невольно она слабо взвизгнула. На этот раз в дверях была не Джулия, а Джон Джэйкоб, молчаливо жонглируя парой теннисных мячей. Он уронил один, когда понял, что привлек ее внимание, и протопал в комнату достать его.

Когда она прижала трубку к груди, он туповато пожал плечами.

— Я просто хотел узнать, все ли в порядке. Для звонков уже очень поздно.

Карен прочистила горло.

— Все прекрасно. Это только мистер Макэлви с работы. Он задержался в офисе и спрашивал о вещах, над которыми мы работаем.

Когда Джон Джэйкоб ушел, Карен откинулась на подушки и подвинула телефон поближе.

— Мистер Макэлви?

— Да, мэм.

— Ты бесстыжий и гадкий и в этом доме никто не спит, так что разговор окончен. Но я хочу, чтобы ты знал… Я собираюсь тебе отомстить. Еще не знаю как. И не знаю когда. Но на твоем месте я бы очень и очень занервничала.

Она слышала, кладя трубку, как он фыркнул. Момент спустя она выключила лампу. Комната окуталась темнотой, хотя дети наверху еще не спали. Вода бежала в ванной. Радио играло рок, действительно потихоньку. Прошло еще пятнадцать минут прежде, чем в холле погас свет и дети утихомирились. Наконец наступила полная темнота. И полная тишина.

Она схватила подушку и прижала ее к груди. Сна не было ни в одном глазу. После разговора с Крэйгом она ощущала под простыней свои голые ноги на прохладной ткани, свои груди, чувствительные и тяжелые, ее кожа горела.

Этот ужасный человек имел беспринципную наглость напомнить ей об ее грешном и распущенном поведении в машине. Хуже того, он любил это делать, любил ее дразнить и, зная, что она должна следить за каждым словом, он, без сомнения, упражнял свое порочное чувство юмора. Он любил такую любовную игру, ей это тоже доставляло удовольствие. И это возбуждение полностью исчезло из их брака в последние годы перед разводом.

Отрезвев, Карен выбралась из постели и подошла к окну, освещенному луной. Страх прокрался снова, терзая ей сердце. Страх, что Крэйг захвачен любовными играми и весь во власти старых воспоминаний. Любить было чудесно. Но эта любовь должна быть проверена и опираться на реальную жизнь. Захочет ли ее Крэйг, когда тайные фейерверки кончатся?

Она коснулась холодного стекла и взглянула вниз, на молчаливый двор, покрытый заиндевелой травой. Начнем с того, кто был виноват, что фейерверки исчезли из их отношений, а, Кара?

Обрывки их разговора о Джоне Джэйкобе проплыли в ее мыслях. Беспомощный мальчик в когтях бесстыжей девчонки. Любимая фантазия каждого мужчины. Крэйг всего лишь предложил ей точку зрения мужчины на их шестнадцатилетнего сына, но его комментарий жалил. Как могла любовница не знать такой важной вещи о своем партнере?

Она никогда не была соблазнительницей. Это было не в ее характере. В общей постели соблазнителем всегда был Крэйг. В пылу страсти ее запреты рушились, и они всегда любили друг друга с равным жаром. Ей казалось, что совершенно неважно, кто начинает любовную игру.

Карен до боли стиснула грудь. Имеет. Разнообразие давало остроту. Крэйг открыто наслаждался ее реакцией, но даже самого рьяного соблазнителя может утомить постоянно агрессивная роль.

Слишком редко, думала Карен, она чувствовала его желания.

Если она боялась доверять чувствам Крэйга, то он преследовал ее. Но она могла не сомневаться, что делал он это из-за любви от всего сердца. Дюжиной способов он пытался показать ей, что не повторит прежних ошибок. Теперь ей наконец пришло в голову, что нужно посмотреть в лицо фактам, понять, где она подводила его. И сделать это самой. Впервые.

Всегда было легко уступать ему ведущую роль, поскольку так ей было проще. Легко было обвинять его в том, что он принимал это как должное. Было легко прятаться в его тени, поскольку он был сильный, уверенный, берущий все на себя мужчина. А она никогда не была уверена в себе, как в женщине.

Степенная, строгого вида секретарша ввела Крэйга во внутреннее святилище обшитого темными панелями офиса. Перед тем как войти, он поправил галстук и выдвинул подбородок, думая, что предпочел бы жевать гвозди, чем находиться сколько-нибудь близко к этому месту.

— Крэйг.

Это было в некотором роде приветствие, но высокий суровый человек за заваленным бумагами столом не встал и не протянул руки. Секретарша закрыла дверь, оставив их одних. Отец Карен указал ему на одно из мягких кресел против стола.

— Давно я с вами не говорил.

— Я знаю.

Крэйг опустился в ближайшее кресло, точно зная, сколько времени прошло с тех пор, как он имел приватный разговор с Уолтом Хеннесси. Они встречались друг с другом, когда дед забирал и привозил внуков, но только в этом и состояли все эти контакты уже больше года. Крэйг полагал, что отец Карен винил за развод его, обвиняя с самого начала за то, что он вовлек самую младшую и самую любимую дочь в неприятности.

Отношения между ними никогда не были особенно сердечными. Внешне Карен была похожа на мать, а не на отца. У Уолта было угловатое лицо, лысеющая голова, сшитый на заказ дорогой серый костюм висел на его худой фигуре, как дешевая занавеска. Костюмы ему просто не шли. Ему шла сигара и рыбацкая штормовка. Но проблема имиджа не волновала Уолта. Он был одним из лучших юристов штата в области налогового права и обладал умом, проницательностью, находчивостью, интуицией и жестокостью на инстинктивном уровне.