Журнал «Вокруг Света» №09 за 1992 год - Вокруг Света

Фивы, древний религиозный центр Египта, можно сравнить со своеобразной ареной, на которой соревновались поколения владык, пытаясь во что бы то ни стало превзойти своих предшественников в грандиозности своих сооружений. Одним из ярких достижений в этом состязании можно считать храм в честь бога Амона, на культ которого смели посягнуть Аменхотеп и его супруга. Сети и его жрецы соорудили огромный зал с 12 колоннами в виде стволов папируса, высотой около 21 метра. На вершине каждой из них могло бы уместиться 50 человек. По обе стороны от них — 61 колонна поменьше. Юный Рамзес, безусловно, принимал участие в воздвижении этого грандиозного храма.

Рамзесу было 20 лет, когда умер отец, и первый его шаг в новой роли — подготовка и участие в торжествах Опета. Этот ритуал был одним из основополагающих и проводился раз в год. Посвящался богу Амону, единому в двух лицах. Одна часть его находилась в Карнаке, вторая в трех километрах от него в Луксорском замке.

Жрецы Амона возглавляли процессию, шедшую с золотой статуей умирающего небесного бога Амона, чья смерть повергала мир в хаос, из святилища в Карнаке к специальной барже, которая направлялась в Луксор, где в течение двух недель проходили тайные церемонии возрождения умершего бога. А фараон, непосредственно возглавляя этот ритуал, тем самым восстанавливал свою божественную силу, которая заверялась жрецами и давала ему исключительное право на пост посредника между богами и человечеством. Следующим пунктом назначения правителя был город Абидос — обиталище бога смерти Осириса.

А масштабы строительства становились все более грандиозными. В дельте Нила возникает большой город, название которого — Пи Рамзес, то есть «Дом Рамзеса». Окончание строительства колоссального зала в Карнаке он прочно связывает со своим именем, несмотря на то, что эта задумка его принадлежала отцу, который и начал воплощать ее в жизнь. Одним из замечательных творений древнего монарха стал храм Абу-Симбел. Даже сегодня, испытав разрушительное воздействие стихий, он вызывает у созерцающих его священный трепет, так что можно только догадываться об изначальной силе воздействия сего сооружения на души подданных Рамзеса. Он расположен таким образом, что первые лучи дневного светила, падая на четыре высеченные в скале из розового песчаника фигуры, как бы подчеркивали особые отношения фараона с богом Солнца и, вне всякого сомнения, высекали в душах сограждан искры священного трепета и безмерного почитания к его персоне.

Тем же целям служил и храм в Абидосе. Рисунки и иероглифы так плотно украшают стены его, что порой воспринимаются как затейливый узор. Именно из этих надписей стало известно о подвигах в войне с хеттами в битве при Кадете, где 20 тысячам египтян под предводительством Рам-зеса пришлось противостоять 40-тысячному воинству короля хеттов Мутавали. Когда противник стал теснить подданных фараона и почти обратил их в бегство, бесстрашный военачальник, вскочив в свою боевую колесницу, ринулся на врага, воодушевив собственным примером отчаявшихся бойцов. Подразделения хеттов были остановлены, но ни они, ни египтяне не смогли больше продолжить наступательные операции, и предводитель египетского воинства, объявив свою победу, гордо удалился восвояси, где еще в течение года восстанавливал силы, а затем вновь предпринял ряд походов в Азию. К своему 40-летию, несколько поостыв, он избавился от привычки устраивать каждый год кампании против хеттов, а постарался заключить с ними мир. Всю оставшуюся жизнь Рамзес посвятил строительству новых храмов. Угождая таким образом богам, он, как видно, очень хотел обрести бессмертие и... теплое местечко в потустороннем мире. Ведь считалось, что земное существование — только прелюдия к жизни небесной, которую получат те, кто более всех будет угоден богам.

Может быть, это так и есть, и именно провидению обязаны мы своим интересом к далекому прошлому, и поэтому даже безжалостные ветры, почти было умертвившие каменную плоть, отступили перед стремлением человечества восстановить, казалось, безвозвратно утерянное. Новое орудие археологов — компьютер наряду с лопатой и кистью становится неотъемлемой частью любой экспедиции. Едва приметные выступы вместо того, что раньше было скульптурным изображением, сила и направление преобладающих ветров, количество осадков, даже данные о климате на планете за несколько десятков тысяч лет — все идет в дело, накапливаясь в памяти ЭВМ. И вот, когда закончена эта многотрудная работа, происходит чудо, и на экране машины проступают контуры «старины глубокой». Отпавшие и выветрившиеся части сфинкса послушно занимают свои места, и также отчетливо проступает между его лапами фигура молодого воина Рамзеса Великого. Великое таинство совершается на глазах ученых. Плоды его достанутся нам всем, ибо реконструированное машиной изображение ляжет в основу реставрационных работ, которые уже проводятся. Обновленная фигура сфинкса и Рамзеса II еще долго будут существовать на земле и вместе с ними память о могущественных предках, и, значит, вторая жизнь их будет длиться, пока жив хотя бы один человек.

По материалам «Нэшнл джиогрэфик» подготовил А.Стрелецкий

Анри Шарьер. Папийон. Часть VI

Индейцы

Я шел до часу дня. Лес кончился, на горизонте не было видно ни деревца. Поверхность моря ослепительно сверкала под лучами солнца. Я шел босиком, перебросив ботинки через левое плечо. И только собрался прилечь передохнуть, как вдруг различил вдалеке пять или шесть деревьев, а может, скал. Попытался на глаз прикинуть расстояние — километров примерно десять. Сунув в рот крупный лист коки и жуя его, продолжил свой путь. Где-то через час я отчетливо увидел, что это хижины, крытые соломой или светло-коричневыми листьями. Над одной поднимался дымок. Потом я увидел людей. Они тоже увидели меня: махали руками и кричали что-то в направлении моря. И тут я увидел, что к берегу быстро подошли три лодки и из них вышло человек десять. Они присоединились к тем, что стояли у хижин и смотрели на меня. Там были и мужчины, и женщины, все почти голые, если не считать набедренных повязок. Ни движения, ни жеста — ни дружеского, ни враждебного. Навстречу мне с яростным лаем кинулась собака и укусила за лодыжку, унося в зубах клочок ткани от брюк... Она уже собиралась атаковать меня снова, как вдруг ей в бок вонзилась маленькая стрела, взявшаяся неведомо откуда (позднее я узнал, что такие стрелы выдувают из узкой трубки). Собака с воем унеслась прочь и скрылась, как мне показалось, в одной из хижин. Я подошел поближе, прихрамывая, так как укус оказался болезненным. Ни один из людей не шевельнулся и не произнес ни слова, только ребятишки попрятались за спины мам. У мужчин были великолепные мускулистые тела цвета меди, а у женщин — высокие твердые груди с крупными сосками.

Осанка одного из мужчин была столь благородна, а черты лица столь четки и выразительны, что я догадался: он принадлежит к более высокому роду, нежели остальные, и направился прямо к нему. Он не был вооружен ни луком, ни стрелами. Ростом примерно с меня. Серо-стальные глаза, сильное мускулистое тело. Я остановился в трех метрах от него. Он сделал два шага вперед и заглянул мне в глаза. Так он смотрел, не мигая, примерно минуты две — словно медная статуя с миндалевидными глазами. Потом вдруг улыбнулся и дотронулся до моего плеча. И тут все остальные люди начали подходить и трогать меня, а какая-то молоденькая индеанка взяла меня за руку и повела в тень хижины. Там она задрала мне штанину. Рана уже не кровоточила, хотя собака вырвала из ноги кусок мяса величиной с половинку пятифранковой монеты. Девушка промыла рану морской водой, за которой сбегала какая-то совсем маленькая девочка. Затем немного надавила на нее, и из раны снова пошла кровь. Похоже, это не понравилось моей врачевательнице, и она, взяв кусок заостренной железки, принялась ковыряться в ране, расширяя ее. Я изо всех сил старался не дергаться. Еще одна индеанка вызвалась помочь, но девушка резко ее оттолкнула. Все рассмеялись. Я понял, она хочет показать своим сородичам, что я являюсь исключительно ее собственностью, что и развеселило всех. Затем она отрезала штанину выше колена. Кто-то принес водоросли. Она приложила их к ране и обвязала нитками, выдернутыми из ткани. Похоже, теперь наконец она осталась довольна своей работой и сделала мне знак подняться.

Я встал и снял куртку. И тут она увидела в вырезе рубашки бабочку, вытатуированную на моей груди. Девушка присмотрелась и, обнаружив еще татуировки, сама сняла с меня рубашку, чтобы получше рассмотреть. Все мужчины и женщины тоже заинтересовались изображениями на моей груди: справа солдат из штрафного батальона, слева женское личико, на животе голова тигра, вдоль позвоночника распятый матрос, а по ширине всей спины — целая сцена охоты на тигров, где были и охотники, и слоны, и сами тигры. Увидев все эти картины, мужчины оттеснили женщин и, осторожно и медленно поглаживая, начали изучать каждый рисунок в отдельности. Именно с этого момента, по-видимому, они начали считать меня своим.