Фантастика 1969, 1970 - Владимир Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раз я решился и даже рассказал ей о том, как ее присутствие исцеляет меня от недомоганий и дурных мыслей. Лина улыбнулась и ответила, что к ужину вернется ее брат, привезет лекарства, которые вылечат меня от последствий перелета.
— К утру вы будете как новенький. Все исчезнет.
— А вы?
— Я?
— Вы не исчезнете? Как добрая волшебница?
— Нет, — сказала Лина уверенно. — Я буду завтра.
За ужином вся семья, кроме больной бабушки, собралась за длинным столом. Неожиданно для меня оказалось, что в доме, который казался совершенно пустым, живет не меньше десяти человек.
Хозяин дома, усталый и бледный, сидел рядом со мной и следил за тем, чтобы я выпил все привезенные его сыном, студентом-медиком, лекарства. Лекарства, как им и положено, оказались неприятными на вкус, но я был послушен и никому не сказал, что единственным настоящим и безотказным лекарством считаю Лину. Лина сочувствовала мне и даже морщилась, если в ходе лечения мне попадалась особенно отвратительная таблетка.
Хозяин дома сказал, что его матери лучше. Она уснула. Несмотря на усталость и бледность, он был разговорчив, смешлив и являл собой явный контраст тому угрюмому человеку, который встретил меня на космодроме.
Тогда он был обеспокоен состоянием матери, теперь же…
— Она проснулась, — сказал вдруг хозяин.
Я невольно прислушался. Ни кашля, ни вздоха — в доме абсолютная тишина.
— Я поднимусь к ней, — сказал его сын. — Ты устал, отец.
— Что ты, — возразил хозяин. — У тебя завтра занятия.
— А разве ты свободен?
— Мы пойдем вместе, — сказал отец. — Извините, гость.
Лина проводила меня до комнаты и сказала: — Надеюсь, вы уснете.
— Обязательно, — согласился я. — Особенно если среди лекарств было и снотворное.
— Разумеется, было, — сказала Лина. — Спокойной ночи.
Я и в самом деле быстро заснул.
На следующий день я встал совершенно здоровым. Я поспешил в сад, надеясь встретить Лину. Она меня ждала там, у бассейна. Я хотел было рассказать ей, как хорошо я спал, как я рад этому душистому утру и встрече с ней, но Лина мне и рта не дала раскрыть.
— Ну и отлично, — сказала она, словно прочла мои мысли. Бабушке тоже лучше. Сейчас отец отвезет вас в институт. А вечером я буду ждать. И вы расскажете, как работается, что интересного увидите.
— Вы и сами догадаетесь.
— Почему?
— Вы можете читать мысли.
— Неправда.
— Я не могу ошибиться. Вы ведь не стали дожидаться, пока я сам скажу, как себя чувствую. А вчера — помните, как ваш отец поднялся из-за стола, потому что проснулась бабушка. В доме было тихо. Он ничего не мог услышать.
— Все равно неправда, — сказала Лина. — Зачем читать чужие мысли? И ваши в том числе.
— Незачем, — согласился я.
И мне было чуть грустно, что Лине дела нет до моих столь лестных для нее мыслей.
— Доброе утро, — сказал отец Лины, спускаясь в сад. — Вы сегодня совсем здоровы. Я рад.
— Все-таки я прав, — сказал я тихо Лине, прежде чем последовать за ее отцом.
— Зачем читать мысли? — ответила она. — У вас все на лице написано.
— Все?
— Даже слишком много.
Прошло несколько дней. Днем я работал, а вечером бродил по городу, выбирался в поля, в лес, к берегу большого соленого озера, в котором водились панцирные рыбы. Иногда я был один, иногда с Линой. Я привык к моим хозяевам, познакомился еще с двумя или тремя инженерами. Но за обычностью моего существования меня ни на минуту не оставляло странное ощущение действительной необычности окружавших меня людей. Я почти уверился в их способности к телепатии, но стоило мне заговорить об этом, собеседники лишь улыбались. В их отношениях между собой, в какой-то ровности и согласии, в повышенной чуткости друг к другу скрывалось качество, недоступное мне и потому вызывающее желание разгадать его.
Порой я чувствовал себя неловко с Линой, потому что ловил себя на какой-нибудь мысли, которой не хотел бы делиться с ней.
Мне казалось, что она слышит беззвучные слова и внутренне посмеивается надо мной. Хотя, повторяю, Лина отрицала подобную возможность.
Раз я шел по улице. Улица была зеленой и извилистой, как почти все улицы в том городе. Передо мной шли мальчишки. Они гнали мяч, а я шагал сзади, смотрел на них и боролся с желанием догнать их и самому ударить по мячу. Я не заметил торчащего из земли корня. Споткнулся, упал, стукнулся коленом о камень, и боль была так неожиданна и резка, что я вскрикнул. Мальчишки остановились, будто мой крик ударил их. Мяч одиноко катился под откос, а они забыли о нем, обернулись ко мне. Я попытался улыбнуться и помахал им рукой — идите, мол, дальше, догоняйте свой мячик, пустяки, мне совсем не больно. А они стояли и смотрели.
Я приподнялся, но встать не смог. Видно, растянул сухожилие.
Мальчишки подбежали ко мне.
Один, постарше, спросил:
— Вам очень больно?
— Нет, не очень.
— Я сбегаю за врачом, — сказал другой.
— Беги, — сказал старший. — Мы подождем.
— Да что вы, ребята, — сказал я. — Растянул сухожилие. С кем не бывает? Сейчас пройдет.
— Конечно, — ответил старший.
И, как будто послушавшись его, боль ослабла, спряталась. Мальчишки смотрели на меня серьезно, молчали. Только самый маленький вдруг заплакал, и старший сказал ему:
— Беги домой.
Тот убежал.
Подошел врач. Он жил, оказывается, в соседнем доме. Осмотрел ногу, сделал укол, и мальчишки сразу исчезли, лишь стук мяча еще некоторое время напоминал о них.
Врач помог мне добраться до дома. Я отказывался, уверял его, что пойду и сам.
— Мне не больно, и я могу наступать, — говорил я. — Только в самый первый момент была боль. Мальчики могли бы подтвердить.
— Вы гость у нас? — спросил врач.
— Да.
— Тогда понятно, — сказал врач.
Дома, несмотря на ранний час, все были в сборе. Бабушке стало хуже. Настолько, что надо было срочно везти ее в больницу оперировать.
Я подошел к Лине. Она была бледна, под глазами синяки.
— Все обойдется, будет хорошо, — сказал я.
Она не сразу расслышала. Оглянулась, словно не узнала.
— Все обойдется, — повторил я.
— Спасибо. Вы упали?
— Ничего страшного. Уже не больно.
— А бабушке очень больно.
— А чего же ей не сделают укол? На меня он подействовал сразу.
— Нельзя. Уже ничего не помогает.
— Я хотел бы быть чем-нибудь полезен.
— Тогда уйдите. — Она сказала так, не желая меня обидеть. Ровным, бесцветным голосом, будто попросила принести воды. — Отойдите подальше. Вы же мешаете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});