Разбитое зеркало - Фрасис Дарлинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю. Я видел ее однажды, на расстоянии. Она все время делает так? — Он посмотрел на доску тяжелым невидящим взглядом. — Тогда оно, должно быть, плохое.
— Может быть, и нет. Оливия имела привычку закрываться у себя в комнате, когда у нее в юности выступали прыщи. Можно переменить тему разговора? С вашей стороны не совсем хорошо, когда вы с девушкой, говорить о ее старшей сестре.
— Я думал, мы просто друзья.
— Даже так. Ваш ход.
Немного было сказано в течение трех следующих партий, а затем Портия отбросила волосы назад и спросила:
— Как вы думаете, Роман, я похожа на нее? Немножко?
Роман посмотрел на нее и отвел глаза.
— Может быть. Думаю, что около глаз. У вас другие волосы. Светлее и не такие длинные.
— Да, у меня они естественные.
— Вы хотите сказать?.
— Что она их красит? Конечно! Разве вы могли не разглядеть? Думаю, это означает, что я тогда была права.
— Правы?
— Думая, что вы никогда не спали с ней.
— Но как… О, я понимаю, что вы имеете в виду. Но не знать, что она красит волосы, не означает… Это могло быть в темноте.
— С Оливией? Никогда! Оливия слишком любит себя, чтобы заниматься любовью в темноте.
— Мне нужно дубль-два или четыре-два, — промямлил Роман. — Ну-ка, кубик, выбрось!
— У Оливии также больше здесь, — настаивала Портия, делая вращательные движения у себя перед грудью. — Это важно для некоторых мужчин.
— У вас красив… очень хорошая фигура, Портия. — Ему не хотелось, чтобы она затрагивала тему грудей Оливии. В последний раз, когда он ее видел вблизи, одна из них была… Он почувствовал, что всякий раз, когда он будет видеть груди женщины, в его памяти будет всплывать образ этой жестоко рассеченной плоти.
Портия сказала:
— Не думаю, что вы обратили внимание на мою фигуру, ведь мы «просто друзья».
— Нужно быть слепцом. — Роман усмехнулся. Ему было тяжело, но он усмехнулся. — Вы очень хорошенькая девочка, Портия.
— Я уже не «девочка».
— И уж вряд ли просто «хорошенькая». Можно еще вина?
— Конечно, можно. Наливайте. Может быть, еще чего-нибудь хотите, «друг»?
— Спасибо, я съел много пиццы.
— Может быть, позже? Может быть, ты захочешь чего-нибудь позже? — Она сидела прямо. Даже если под хлопчатобумажной рубашкой у нее и был бюстгальтер, то он должен быть очень тонким.
Роман откашлялся и посмотрел на часы:
— Портия, становится поздно — или даже рано.
— У меня нет занятий — Новый год. Ведь завтра ты, конечно, не работаешь?
— Завтра тяжелый день. Многие ненавидят готовить на Новый год. По телевизору показывают разные парады и футбольные матчи. Мне придется рано начать.
— Но я только стала привыкать к игре. Ты скоро вернешься? Чтобы продолжить уроки? Роман, ты такой замечательный учитель. Брать у тебя уроки — это такое удовольствие. И ты столь многому можешь меня научить.
В оставшиеся дни января она пиццу не заказывала. Портия позвонила Роману в первую неделю февраля. Он согласился — а что еще ему оставалось — приехать к ней в свой следующий выходной, в воскресенье.
— Из еды у нас будет кое-что новенькое, — сказала она. — В области кулинарии мне до тебя далеко, но я все же постараюсь.
— Только не надо ничего особенного, — ответил Роман.
— О'кей — но не бифштекс с жареной картошкой.
— Хорошо.
Когда он приехал, дверь была приоткрыта.
— Заходи! — крикнула она. — Я на кухне. Треска под соусом «Морнэ» и яблоки «Дюшес», а с краю зеленый горошек, о'кей?
— Звучит великолепно. Я готовлю это с пиццей.
— Налей себе вина. Это — «Сотерн». Я буду через минуту. Устраивайся поудобнее.
Конечно же, это было невозможно. Как он мог чувствовать себя удобно, когда предстоял ужин с младшей сестрой Оливии? И не какая-то пицца, а ужин — почти свидание.
Роман выпил стакан вина и налил второй, чтобы пить медленно.
— Тебе помочь? — окликнул он через дверь.
— Будет готово через десять минут. Все приготовлено и дойдет само. А я пока выпью с тобой вина, если у тебя не очень тесно.
— Ха-ха! — Роман палил Портии, взял полистать английский журнал «Квин»… и тогда в комнату вошла Оливия.
Нет! Это была не Оливия. Это была Портия — Портия, выкрасившая волосы в черный цвет и беспощадно поднявшая их вверх, разметав в беспорядке кудри. Портия, сделавшая полусценический вариант макияжа Оливии. На высоких каблуках. В открытой блузке в стиле Оливии. В бархатных обтягивающих брюках черного цвета, обтягивающих и гладких, как у Оливии.
— Такая я тебе нравлюсь? — Позируя, Портия покраснела.
Роман выронил предназначавшийся ей стакан вина и вылетел из комнаты. Пока он мчался по лестнице ко входной двери, у него в ушах стоял звук бьющегося стекла.
Глава одиннадцатая
Из письма Роман узнал, что Джорджио умер и что если во вторник, девятого, он явится по указанному адресу, то может услышать нечто полезное для себя.
Роман презирал себя за свою реакцию. Первой его мыслью была мысль о машине, записанной на имя Джорджио. С юридической точки зрения, сейчас она являлась частью наследства Джорджио.
Затем нахлынуло чувство горя. Джорджио был хорошим другом. Каким бы скупым он ни был — с ним всегда приходилось сражаться за справедливую плату; каким бы трусом он ни был — в вопросе о повторном найме Романа подчинился своей сестре; каким бы ни был он мошенником — никак не меньше чем Герцог Бургундский, он все же был другом.
И он обладал чувством юмора. Роман ощущал, что сам он это чувство уже утратил. Только с Джорджио он мог еще находить в жизни забавные стороны.
Забавные стороны?
Они должны существовать, не правда ли?
Затем нахлынуло чувство вины. Отвратительная и мерзкая, состоящая из тысяч маленьких плавающих трупов, вина поднялась из сточной трубы, расположенном где-то в глубине сознания Романа.
За все те дни, когда Роман мог найти время повидать Джорджио и не сделал этого. За партии, которые они могли сыграть и никогда теперь не сыграют. За ту доброту, за которую он никогда теперь не скажет ему «спасибо».
Ты размышляешь обо всем этом, когда уже поздно что-либо сделать. Чувства напоминали те, которые он испытал, когда умерла мать, но были менее острыми.
Может быть, вскоре Роман позвонит отцу. Тот, наверное, уже простил его за те комиссионные, которые он потерял, когда аннулировали заказ на оборудование. Конечно, простил. Конечно. Непохоже, чтобы отец был из тех, кто затаивает зло. Отец говорил Роману, что больше не винит его в смерти матери. Он часто повторял ему об этом.
Было бы легче, если бы у Романа нашлись новости для отца — неплохие новости. Джорджио ведь оставил ему что-то, не так ли? Роман всегда может позвонить отцу и сказать ему об этом — позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});