Перед восходом солнца - Михаил Михайлович Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приносят миску с супом.
Это неинтересно. Это я вряд ли буду кушать.
Но вот приносят пирожки. Это еще ничего.
Сам дедушка разливает суп.
Подавая свою тарелку, я говорю дедушке:
— Мне только одну капельку.
Дедушка держит разливательную ложку над моей тарелкой. Одну каплю супа он капает в мою тарелку.
Я смущенно смотрю на эту каплю.
Все смеются.
Дедушка говорит:
— Он сам попросил одну каплю. Вот я и выполнил его просьбу.
Я не хотел супа, но почему-то мне обидно. Я почти плачу.
Бабушка говорит:
— Дедушка пошутил. Дай твою тарелку, я налью.
Я не даю свою тарелку и не дотрагиваюсь до пирожков.
Дедушка говорит моей маме:
— Это плохой ребенок. Он не понимает шуток.
Мама говорит мне:
— Ну, улыбнись же дедушке. Ответь ему что-нибудь.
Я сердито смотрю на дедушку. Тихо говорю ему:
— Я больше к вам никогда не приеду.
Я пришел к бабушке в гости, только когда дедушка умер. Это был неродной дедушка. И я не жалел, что он умер.
МАМА ПЛАЧЕТ
Мама лежит на диване и плачет. Я подхожу к ней. Мама протягивает мне цветную открытку. На открытке какая-то красивая дама в боа и в шляпе.
Мама спрашивает:
— Правда, я похожа на эту даму?
Желая утешить маму, я говорю:
— Да, немножко похожа.
Хотя я и не вижу особенного сходства.
Мама говорит:
— В таком случае пойди к папе, покажи ему эту открытку и скажи: «Папа, погляди, как похожа на нашу маму».
Угрюмо я спрашиваю:
— Для чего?
— Так нужно. Я не могу тебе объяснить, для чего. Ты слишком мал.
Я говорю:
— Нет, ты все-таки скажи. Так я не пойду.
Мама говорит:
— Ну как тебе объяснить… Папа посмотрит на эту открытку и скажет: «Ах, какая у нас интересная мама…» И будет относиться ко мне добрей…
Это объяснение не вносит ясности в мою голову. Наоборот, мне кажется, что папа увидит несходство и еще больше рассердится на маму.
С большой неохотой я иду в комнату, где работает папа.
Папа художник. Перед ним мольберт. Папа пишет портрет моей сестры Юли.
Я подхожу к отцу и, протянув открытку, угрюмо говорю:
— Кажется, немножко похожа на мать. Нет?
Искоса взглянув на открытку, отец говорит:
— Не мешай мне. Иди…
Ну, конечно. Ничего не вышло. Я так и знал.
Я возвращаюсь к матери.
— Ну, что он сказал?
Я говорю:
— Он сказал: «Не мешай мне, иди…»
Закрыв лицо руками, мама плачет.
Мое сердце разрывается от жалости. Я даже согласен вторично идти к отцу с этой дурацкой открыткой, но мать не разрешает мне этого.
МАМА НАШЛА БИЛЕТЫ
Мама в гневе ударяет по столу кулаком. Говорит бабушке:
— Значит, когда мы были на даче, он тут веселился… Вот эти билеты, которые я нашла в кармане его летнего пальто.
Я знаю это летнее папино пальто. Оно висит на вешалке. Совершенно светлое, коротенькое пальто.
Мама кладет на стол какие-то билеты.
Я сгораю от любопытства — так мне хочется узнать, что это за билеты.
Я подхожу к столу и рассматриваю билеты, читаю: «Театр Буфф».
Бабушка говорит:
— Может быть, он был в «Буффе» со своим приятелем. Почем мы знаем?
Мама говорит:
— Нет, билеты в первом ряду. Я знаю, с кем он был. Он был с Анной. Я давно подозревала, что она сходит с ума…
Вдруг открывается дверь, и входит папа.
Папа в черном осеннем пальто. В шляпе. Он очень высокий, красивый. И даже борода не портит его.
Улыбаясь, папа говорит маме:
— Мне нужно с тобой поговорить.
Они оба уходят в гостиную.
Леля подходит к двери. Прислушивается. Потом говорит:
— Нет, все хорошо. Ничего плохого не будет. Ручаюсь…
Я спрашиваю Лелю:
— А что у них произошло?
Леля говорит:
— Все женщины сходят с ума от нашего папы. Это чересчур расстраивает маму.
Вскоре из гостиной выходят наши родители.
Я вижу, мама не особенно довольна, но все же ничего.
Папа на прощанье целует мамину руку. И уходит ночевать в свою мастерскую. Это через три дома от нас.
В МАСТЕРСКОЙ
Папы давно у нас не было. Мать одевает меня. И мы идем к отцу в мастерскую.
Мама идет торопливо. Тянет меня за руку, так что я едва поспеваю.
Мы поднимаемся на седьмой этаж. Стучим. Дверь открывает папа.
Увидев нас, он сначала хмурится. Потом, взяв меня на руки, подкидывает чуть не под потолок. Смеется и целует меня.
Мама улыбается. Она садится рядом с папой на диван. И у них начинается какой-то таинственный разговор.
Я хожу по мастерской. На мольбертах картины. На стенах тоже картины. Огромные окна. Беспорядок.
Я осматриваю ящики с красками. Кисти. Всякие бутылочки.
Уже все осмотрено, но родители еще беседуют. Очень приятно, что они так тихо беседуют — без криков, не ссорятся.
Я не мешаю им. Я вторично обхожу ящики и картины.
Наконец отец говорит матери:
— Ну, очень рад. Все хорошо.
Он на прощание целует маму. И мама целует его. И даже они обнимаются.
Одевшись, мы уходим.
По дороге мама вдруг начинает бранить меня. Она говорит:
— Ах, зачем ты увязался со мной…
Мне странно слышать это. Я вовсе не увязывался. Она сама потянула меня в мастерскую. И вот теперь недовольна.
Мама говорит:
— Ах, как я жалею, что взяла тебя с собой. Без тебя мы бы окончательно помирились.
Я хнычу. Но я хнычу оттого, что не понимаю, в чем я виноват. Я вел себя тихо. Даже не бегал по мастерской. И вот такая несправедливость.
Мать говорит:
— Нет, больше я тебя никогда с собой не возьму.
Мне хочется спросить, в чем дело, что произошло. Но я молчу. Я вырасту большой и тогда все сам узнаю. Узнаю, почему бывают виноваты люди, если они решительно ни в чем не виноваты.
У КАЛИТКИ
Я стою в саду у калитки. Пристально смотрю на дорогу, которая ведет к пристани.
Мама уехала в город. И вот с утра ее нет. А мы уже пообедали. И скоро вечер. Ах, боже мой, где же она?
Я снова всматриваюсь в даль. Нет! Идут какие-то люди, а ее нет. Наверное, что-нибудь с ней случилось.
Но что могло с ней случиться? Ведь она же не маленький ребенок. Взрослый человек. Ей тридцать лет.
Ну и что из того? И со взрослыми случаются всякие ужасы.