Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды - Николай Зенькович

В подтверждение своим мыслям Кебич приводил примеры из мирового опыта. Во многих развитых странах почти половина предприятий – государственные, и они работают не хуже частных. То же и в сельском хозяйстве. Самые высокие результаты получают на государственных землях Голландии и государственно-кооперативных – Израиля. И те же арендаторы (а в Западной Европе их почти половина), которые вовсе не собственники, имеют ничуть не худшие показатели, чем ее владельцы.

Кебич ссылался и на свой, белорусский опыт. При всех недостатках колхозно-совхозного строя и вомного раз меньшей, чем у западных фермеров,вооруженности колхозы и совхозы БССРпроизводили на душу населения молока в 2,5 раза больше, чем фермы США. И по мясу в расчете на душу населения белорусы их тоже, считай, догнали.

Белорусский премьер был высокого мнения о планировании экономики. Он частоприводил пример, потрясший его. В Канаде за четыре часабыли собраны общенациональные данные о количестве, ассортименте, качестве обуви, наличии спроса на нее – и затем использованы для составления прогноза и корректировки планов. Для того чтобы выйти из кризиса, Кебич укреплял государственное планирование, как бы ни высмеивали его российские средства массовой информации за готовность возродить Госплан.Как выводил Франклин Рузвельт из кризиса, вызванного стихией свободного рынка, экономикуСША? Плановыми программами, контролем и регулированием цен, процентных ставок. Да и в конце XX века в ЗападнойЕвропе цену на сельхозпродукцию странам ЕЭС планировали и доводили из Брюсселя. А рынок Юго-Восточной Азии, японское экономическое чудо? Все это результат мощнейшего обоснованного научно-планового регулирования.

Белоруссии, по словам Кебича, тоже надо подключать к борьбе против стихии рынка все государственные и научные структуры. Он не противник самой идеи рынка, который, кстати, был и в СССР. Он не принимал модели, подсунутой радикал-реформаторами. Кебич не допустил распространения права частной собственности на те земли, которые шли в товарное сельхозпроизводство. Эта правовая норма и при президенте А. Лукашенко распространяется только на приусадебные и садовые участки, но это, по сути, личная собственность. Руководители Белоруссии исходили не только из учета более высокой эффективности коллективистских форм, но и из объединительных общинных начал, заложенных в душе белорусского народа, в славянском менталитете.

По-иному, чем в России, проведена в Белоруссии и приватизация. Формально она была начата в 1991 году, но первые чеки под названием «Имущество» граждане республики получили только в апреле 1994 года. Приватизационные чеки в Белоруссии,в отличие от российских, не простые, а именные. Пользоваться ими можно только через личный счет в сбербанке, на руках остается лишь сертификат о количестве.

Сумма выдаваемых чеков определялась трудовым стажем и возрастом. Гражданин старше 35 лет получал 50 чеков, в возрасте от 30 до 25-40, с 25 до 30-35, а с 16 до 25-20. Родители младенца имеют 10 ваучеров. За того, кто умер, получили родственники, если имя скончавшегося было в списках, составленных в августе 1991 года. За каждый год стажа работы выдавался один чек. По подсчетам, наибольшее количество ваучеров получили инвалиды Великой Отечественной войны (до 30 дополнительных чеков) со стажем до 30 лет.

В России же все граждане, от младенца до престарелого, получили только по одному ваучеру. Независимо от трудового стажа, вклада в народное хозяйство. Ученые с мировыми именами были приравнены к только что родившимся детям. Такой подход вызывает ныне дружную критику, особенно после того, как всю концепцию российской приватизации постиг крах. О чудовищной афере все громче говорят даже те, кто на первых порах был горячим сторонником чубайсовской концепции, кто искренне верил, что обладает стоимостью двух «Волг».

Своеобразие белорусской приватизации заключается в том, что с 1991 по 1994 год часть госсобственности, притом почти бесплатно, получили – в форме аренды – работники небольших предприятий. По «совминовской аренде», как здесь называют этот этап, купить госсобственность в Белоруссии могли и иностранцы, и лица без гражданства. Второй этап – передача чеков всем, кто на момент получения гражданства (ноябрь 1991 года) жил в Белоруссии.

Реформы в Белоруссии называют вялотекущими, обвиняя правительство в нерешительности и консерватизме. Но еще Кебич считал: лучше учиться на чужих ошибках. Белорусы никогда не побегут впереди паровоза. В мудрости этого правилаубеждает опыт буйно протекших и оторопело замешкавшихся сегодня реформ в России. Кебич, а вслед за ним и Лукашенко – за более мягкий вариант преобразований, за то, чтобы больше было терапии и меньше – шока. Несмотря на давление и своих демреформаторов, и российских, и мирового сообщества, в Белоруссии – без сырья, без энергоресурсов – сила воздействия государства на экономические процессы, а значит, степень управляемости экономикой выше, чем в нынешней России. Это выгодная ситуация, и Лукашенко хочет ею воспользоваться.

И Кебич, и Лукашенко намеревались краеугольным камнем своей политики сделать взаимодействие с Россией. Это привлекало и пугало. Привлекало перспективой улучшить жизнь. Рядовые жители не понимали, что произошло. Почему республика, которую еще недавно называли процветающей (при общесоюзных темпах развития 3 процента здесь было до 8 процентов, для сравнения: в Грузии 0 процентов, она никогда не сводила концы с концами), стала нищей? Почему коллективы многих предприятий по несколько раз в год уходят в длительные отпуска – на месяц и более? Почему белорусы, которых всегда называли трудолюбивыми, здоровые, квалифицированные работники, вместо того чтобы производить продукцию, убивают время на рыбалках?

В газетах и на встречах в городах и селах объясняют: Белоруссия имеет всего 4 процента собственного сырья и столько же комплектующих. Это чудо, что она еще держится, не погибла совсем. Держится за счет той прочности, которую имела прежняя экономика. Но та прочность кончается. Почти все энергоресурсы, сырье, основная часть комплектующих шли из России. Две трети белорусской продукции поступало в Россию. Посмотрите на прекрасные тракторы, «БелАЗы», «МАЗы», холодильники, телевизоры, ковры – они не находят сбыта. Разрушение Союза, разрыв хозяйственных связей – трагедия, которая обернулась для Белоруссии вторым Чернобылем – экономическим. Спасение только в интеграции с Россией. Без нее будущего у Белоруссии нет.

Объяснение понятное. Все заводские склады доверху заполнены изделиями, которые никто не покупает. Цехи на замках. Работы нет. Зарплаты тоже. Эгоистичный, сыто-равнодушный Запад не торопится принимать белорусов в свои рыночные объятия. Этот горький урок уже понят на житейском уровне простыми людьми, которые везут теперь продукты на продажу не в Польшу, как в начале девяностых годов, а в Россию.

Действительно, единственный путь, который позволит сохранить жизнь крупнейшим предприятиям – союз с Россией. С тем самым чадящим гигантским комплексом, ею же и построенным. И вот тут начинаются опасения: а надежен ли партнер?

Чешет в затылке мужик-белорус, думу думает. И Кебич был вроде прав, и президент Лукашенко убедителен, но и их оппоненты тоже будто не совсем… того. Кремль бдителен и недоверчив, трудно предсказуем и ненадежен? Что же, примеров тому несть числа. У него нет даже государственной политики по защите русских в республиках бывшего СССР. Крутитесь сами! Этот лозунг в равной степени относится и к брошенным своим соотечественникам в странах ближнего зарубежья, и к недавним друзьям в дальних странах, даже к народу, который находится в кровном, корневом родстве с русским.

А перемены в самой России? Семьдесят с лишним лет содержанием внутренней политики и беспощадной практики от Москвы до самых до окраин было построение социализма. Перековка общества со сменой его ядра стоила десятков миллионов жизней, уничтожения многих ценностей, разрушения целых блоков прежнего общества. Словно гигантский смерч прошелся и по Белоруссии, народ которой обращали в новую, советскуюверу. Страдания и муки неописуемы, жертвы – неисчислимы.

И вот разворот на 180 градусов, команда «Отбой!», и, пожалуйста, – построение капитализма в одной, отдельно взятой стране. Снова переплавка общества, снова смена ее ядра. Притом речь идет о формировании не просто нового класса, а нового народа и нового человека – с точностью «до наоборот» по отношению к задачам прежнего правления.

То есть налицо проведение беспрецедентного эксперимента над народами России. Притом теми же большевистскими методами, на критике и отрицании которых нынешние политики въехали в Кремль.