Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935) - Лучано Мекаччи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сквозь ветви озаренных солнцем деревьев виден котел для выварки цемента. В котле, спутавшись, перемешавшись грязными телами, спят беспризорные ребята. Один из них проснулся, чихнул, протянул к небу черные, тонкие руки и подмигнул пьяному, прислонившемуся к котлу21.
С одесского кичмана
С Одесского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Товарищ, товарищ, болять мои раны,
Болять мои раны в глыбоке.
Одна вже заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у боке.
Товарищ, товарищ, скажи моей ты маме,
Шо сын ее погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С метелкою в другою,
И с песнею веселой на губе.
Товарищ малахольный зароеть мое тело,
Зароеть мое тело в глыбоке.
И с шашкою в рукою,
С метелкою у другою
И с песнею веселой на губе.
За що же ж мы боролись,
За що же ж мы страждали,
За що ж мы проливали нашу кровь?
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы же подавай им сыновьев!1
4. Воровать
Любой, кто шел по улице, сворачивал на рынок или ждал трамвая, завидев группу беспризорных, не на шутку боялся быть ограбленным. Хотя не все беспризорники поголовно были ворами, в обывательском представлении, в специальных исследованиях, в программах перевоспитания беспризорного идентифицировали с вором практически машинально. Неудивительно, что в рассказах о беспризорных всегда присутствует эпизод о ловкости и сноровке маленьких воришек.
Попав из деревни в город, эти дети сначала просили милостыню, потом занимались торговлей и, наконец, осваивали «профессию» вора. Исследование Николая Озерецкого, проведенное в 1929 году на более чем тысяче беспризорных, оказавшихся в московской комиссии по делам несовершеннолетних, показывает, что виновниками краж были те, кто постарше, в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, имевшие за плечами определенный опыт1. Старшие ставили младших, неопытных, на караул или учили их отвлекать жертву. Беспризорники редко действовали в одиночку, часто вдвоем или втроем, иногда сбивались в банды. На авантюры их толкала не только необходимость раздобыть еду или какие-то вещи для себя или для перепродажи; таким образом беспризорные удовлетворяли естественную для их возраста потребность в забавах и приключениях: для них это было нечто похожее на игру.
Вот как описывала Дороти Томпсон банды беспризорных в 1928 году:
Они наводили ужас на лавочников, торгующих яблоками и каштанами, пирожками с мясом и дешевой одеждой. Стаями налетали они на рыночные прилавки и лоточников, расставивших свои корзины на земле; один, как молния, нападал на продавца, другой рассыпал товар, третий подбирал добычу, и все дружно исчезали, прежде чем лавочник или лоточник успевали оправиться от неожиданности и позвать милицию2.
Аналогичную сцену мы находим у Гринвелла:
Они слоняются по улицам и высматривают какого-нибудь старого или немощного человека, которого можно с легкостью ограбить. Видят, к примеру, толстую старуху, продающую на улице яблоки: плоды лежат на грубо сколоченном столе. Двое подбираются к торговке — один справа, другой слева, еще двое залезают под стол. Затем, по условному сигналу, когда торговка отвлекается на покупателей, те мальчишки, что под столом, внезапно поднимаются, опрокидывая спинами стол, — яблоки катятся по земле; те, что за спиной у торговки, выхватывают у нее из кармана деньги, шустро подбирают с земли яблоки, а затем все четверо разбегаются в разные стороны. В другой раз я видел, как человек держал в руках деньги, собираясь заплатить таксисту. К нему неспешно направились двое: один остановился перед мужчиной, а другой подошел со спины и, отвлекая, похлопал его по плечу; в этот момент мальчишка, стоявший впереди, выхватил у бедолаги деньги, и оба мальчика убежали прочь3. Воровское ремесло
В повести Шишкова «Филька и Амелька» много говорится о воровском ремесле как основном занятии беспризорных, благодаря которому они выживали. В диалоге главных героев, порой драматическом, перечисляются различные виды краж. Филька не верит, что его друг — вор, он считает его хорошим и предупреждает, что за воровство можно оказаться в тюрьме. Но Амелька открывает ему глаза на суровую реальность, в которой они живут; а тюрьмы он не боится — его уже дважды арестовывали, он отсидел шесть месяцев. Урок Амельки заканчивается воспоминанием об одном печальном эпизоде:
— А все-таки занятна наша жизнь, — как ни в чем не бывало, спокойным тоном начал Амелька. — Ведь у нас, у воров, сколько специальностей разных. Например, домушники — квартиры обчищают, рыночники — на рынках орудуют, чердачники — насчет белья по чердакам, майданщики — по железным дорогам доход имеют, по вагонам шарят, — вот к ним мы и хряем с тобой… [А то есть еще сидорщики — те мешки у пассажиров прут. Да мало ли. Ширмачи например. И в каждой, понимаешь, шайке… В моей например… то есть… да, — смутился Амелька, — то есть в каждой шайке есть исполнители, есть руковод, значит — вожак, и есть прислуга вроде служба связи, по-военному называются «стремачи»: одни караулят, другие выслеживают. Вот, брат, вот, Филька…] Такие-то дела. Например, некоторые имеют доходу по пятьдесят вшей, то есть по пятьдесят червонцев, в месяц. Факт. Ростовщики тоже есть, кулачки такие. Он, чертов сын, многих в лапах держит: в долг дает, а потом процент требует. У него свои агенты: не отдашь — убьют. У одного такого дьявола сыру было головок двадцать, в пещере жил. Он на них сидел, ими швырялся и пакостил на них, черт его душу знает. Ну, все-таки пришили его: башку напрочь. Да, да, паршивая наша жизнь! Это верно, да.
Амелька говорил теперь крикливо, раздраженно, как бы бичуя самого себя. Филька внимательно слушал и неодобрительно крутил головой.
— Ты бы в детдом старался. Там, толкуют, шибко хорошо…
— А ты был там? Ну так и молчи! — вспылил Амелька. — Вот я был, так и знаю. Парнишке надо ремеслу учиться, а ему банку с лягушками да золотых рыбок по ученью в нос суют, называется аквариум, да игрушки, чтобы из глины ляпал, да какие-то кубики из картонки, черт их не
