Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Могу достать.

– Я заплачу.

– Нет, в подарок.

– Я не могу тебе сказать.

– Но ты знаешь?

– Эдуард…

– Глубоко ты вляпалась, Анита?

– По уши и быстро погружаюсь.

– Я мог бы помочь.

– Знаю.

– А помогая тебе, я убью еще несколько вампиров?

– Может быть.

Он улыбнулся мне сияющей улыбкой, от которой сердце тает. Улыбка в его лучшем стиле безобидного старого приятеля. Никогда я не могла понять, настоящая эта улыбка или только одна из его масок. Настоящий Эдуард может ли быть такой душкой? Вряд ли.

– Люблю охотиться на вампиров. Прими меня в долю, если сможешь.

– Обязательно.

– Что будет, если ты ни у кого не узнаешь адреса?

– Ну как что? Вернусь.

– И?..

– И ты мне скажешь то, что я хочу знать. Разве нет?

Он все улыбался мне той же очаровательной мальчишеской улыбкой. И говорил, что будет меня пытать, если придется.

У меня сдавило горло.

– Эдуард, дай мне несколько дней, и я, может быть, найду для тебя информацию.

– Отлично. А обрез я принесу сегодня под вечер. Если тебя не будет дома, оставлю в кухне на столе.

Я не стала спрашивать, как он попадет в дом, если меня не будет. Он отделался бы улыбками и смехом. Чтобы остановить Эдуарда, замки не очень годились.

– Спасибо. В смысле за обрез.

– С моим удовольствием, Анита. До завтра.

Он вышел, и дверь за ним закрылась.

Класс. Сначала вампиры, теперь Эдуард. А день только пятнадцать минут как начался. Не слишком обнадеживающее начало. Я заперла дверь, сколько бы ни было в этом смысла, и легла в кровать. Браунинг поселился во втором своем доме – привязанный в кобуре под подушкой. Металл распятия холодил шею. Я обеспечила себе всю возможную безопасность и слишком устала, чтобы об этом волноваться.

И еще одну вещь я с собой взяла в постель. Мягкого игрушечного пингвина по имени Зигмунд. Я не часто с ним сплю – только после того, как меня пытаются убить. У каждого свои слабости. Кто курит, кто собирает игрушечных пингвинов. Если вы промолчите про мои, я не проболтаюсь про ваши.

16

Я стояла в большом каменном зале, где тогда сидела Николаос. Осталось только деревянное кресло, пустое и одинокое. Сбоку на полу стоял гроб. Свет факела играл на полированном дереве. Пламя качалось, отбрасывая колышущиеся тени на стену. Казалось, что тени движутся независимо от света. Чем дольше я на них смотрела, тем больше утверждалась во мнении, что они слишком темные, слишком густые.

Сердце билось прямо в горле. Пульс громом стучал в висках. Я не могла дышать. Тут до меня дошло, что слышу еще чье-то сердце, как эхо.

– Жан-Клод?

– Жан-Клод! – отозвались тени визгливым эхом.

Из крови поднялась бледная рука, сжалась и бессильно упала на борт гроба. Всплыло лицо Жан-Клода. Я протянула руку, сердце трепыхалось уже у меня в голове, но он был мертв. Мертв! Рука его была ледяным воском. Глаза распахнулись, и мертвая рука схватила меня за запястье.

– Нет! – Я попыталась вырваться, рухнула на колени в холод крови и вскрикнула: – Пусти!

Он сел, покрытый кровью. Она капала с белой сорочки, как с кровавой тряпки.

– Нет!

Он подтянул мою руку к себе и меня вслед за ней. Я уперлась второй рукой в гроб. Я не хотела к нему. Я не пойду к нему! Он согнулся над моей рукой, широко раскрыв рот, потянулся клыками. Сердце его билось в темной комнате ударами грома.

– Нет, Жан-Клод!

Он поднял на меня глаза перед тем, как ударить.

– У меня не было выбора.

Кровь закапала по его лицу с волос, превращая лицо в кровавую маску. Клыки впились мне в руку. Я вскрикнула и села в кровати.

В дверь звонили. Я вылезла из кровати, забывшись, и тут же ахнула от боли. Слишком быстро задвигалась после такого битья. Болело даже там, где ушибов быть не могло. Руки закостенели от засохшей крови и болели, как при артрите.

А звонок не прекращался, будто кто-то прислонился к нему. Кто бы это ни был, сейчас я его обрадую за то, что меня разбудили. Спала я в большой, не по росту, рубашке и сейчас вместо халата натянула вчерашние джинсы.

Пингвина Зигмунда я поставила обратно к остальным. Мягкие игрушки стояли на узком диванчике под стеной, у окна. Пингвины стояли на полу, окружая его пушистой волной.

Двигаться было больно. Даже дышать было больно.

– Иду-у! – завопила я. По дороге мне пришло в голову, что там может быть что-то враждебное. Тогда я прошлепала обратно в спальню и взяла пистолет. Рука обхватила рукоять тяжело и неуклюже. Надо было ее вчера промыть и перевязать. А, ладно.

Я присела за стулом, который Эдуард вчера приставил к двери.

– Кто там?

– Анита, это Ронни. Мы вроде собирались сегодня тренироваться.

Сегодня суббота. Я совсем забыла. Всегда забавно, насколько ординарна жизнь, даже когда тебя пытаются убить. У меня было такое чувство, будто Ронни должна знать про эту ночь. Вещь настолько экстраординарная должна была затронуть всю мою жизнь, но так не получалось. Когда я со своей рукой лежала в госпитале с шинами и трубками, торчащими отовсюду, моя мачеха продолжала жаловаться, что я все еще не замужем. Она волновалась, что я в зрелом возрасте двадцати четырех лет останусь старой девой. Джудит не из тех, кого называют эмансипированными женщинами.

Мои родственники не интересуются особо, чем я занимаюсь, как рискую, какие травмы получаю. И потому не обращают внимания. Кроме моего сводного брата, которому шестнадцать лет. Джон считает, что я чувиха классная, клевая или как там у них теперь говорят.

Вероника Симс – дело другое. Она моя подруга, и она все понимает. Ронни – частный детектив. Мы навещаем друг друга в больнице по очереди.

Я открыла ей дверь и впустила ее, придерживая болтающийся у бока пистолет. Она окинула меня взглядом и сказала:

– Черт возьми, у тебя ужасный вид.

Я улыбнулась:

– Зато мой вид соответствует самочувствию.

Она вошла, бросив спортивную сумку на стул.

– Ты мне можешь рассказать, что случилось?

Это было не требование, а вопрос. Ронни понимала, что не всем можно делиться.

– Ты извини, что я сегодня не смогу тренироваться.

– Кажется, ты сегодня уже получила хорошую нагрузку. Пойди отмочи руки в раковине. Я сделаю кофе. О’кей?

Я кивнула и тут же об этом пожалела. Аспирина, аспирина мне. По дороге в ванную я остановилась.

– Ронни?

– Да?

Она стояла в моей кухоньке, держа в руке мерку с зернами кофе. Ростом она была пять футов девять дюймов. Иногда я забывала, насколько это много. Люди не могут понять, как мы ходим рядом. Фокус в том, чтобы держать темп, и я себя заставляю. Это отличная тренировка.

– Кажется, у меня в холодильнике есть бублики. Можешь сунуть их с сыром в микроволновку?