Дети Хаоса - Дэйв Дункан

Получив ответы на все вопросы, она поспешила в свои покои. Хорт нарушил давнюю скьярскую традицию строительства домов из дерева: особняк Вигсона был из камня, облицованного плитками, мрамором и мозаикой, снаружи и внутри. Отец постоянно что-то расширял, украшал, покупал произведения искусства. Новые красивые вещи выставлялись на видных местах, а через некоторое время их сменяли другие, еще более роскошные приобретения, и старые перебирались в менее заметные уголки дома, чуть ли не в крыло для слуг. Затем он их продавал. Хорт хвастался, что ни разу не потерял на этом денег, хотя красивые вещи были для всего лишь простым увлечением.

С тех пор, как Френа уехала отсюда, на лестнице появилось несколько скульптур в человеческий рост, вырезанных из черного дерева, и она дала себе слово рассмотреть их внимательнее, когда появится время. Неудивительно, что стоявшие здесь бесценные ашурбианские погребальные урны переместились в ее комнаты. А вот то, что ее гардероб не перенесли в другое, более просторное помещение, оказалось для нее неожиданностью. Урны сменили куда-то подевавшихся рыб из малахита.

Ее мать всегда настаивала, что спальня должна выходить в сад, но Френа предпочитала берег. Ей нравились суета, корабли, без конца входящие в пристань и покидающие ее, дюжие матросы и береговые рабочие. Океан диковинным образом отличался от суши. Он казался таким же плоским, однако не более чем в половине мензила от берега его ограничивал горизонт. Корабли исчезали за ним, сначала они сами, а потом паруса, или появлялись — тогда первым делом возникали паруса. Френа находила это зрелище завораживающим и необъяснимым. Она с детства втайне от всех мечтала о прекрасном моряке, который увезет ее на торговом корабле, и они будут много лет путешествовать по всему Океану, побывают в экзотических городах и на романтических островах. Отец мог дать ей корабль; загвоздка была в том, чтобы найти моряка с хорошими манерами.

Вскоре появилась Инга в сопровождении служанок с кувшинами на головах, и Френа с удовольствием погрузилась в ванну из порфира. Пламна смыла губкой с ее тела дорожную грязь, а Лили быстро разложила одежду, приготовила духи и множество других необходимых вещей. Инга нахмурилась, увидев порез у нее на плече, и предложила позвать синаристку.

— Пустяки! В меня угодили камнем. А теперь расскажите-ка мне новости.

Хорошие горничные не сплетничают, поэтому они слегка помялись, прежде чем сообщить ей все неслыханные вести, которые они для нее приберегли. Начали с того, что уже рассказал ей Верк: накануне Хорта схватили веристы сатрапа и вернули через некоторое время в исключительно взволнованном состоянии. Он даже попросил принести ему вина, хотя обычно пил только козье молоко. Верк и Альс уехали до полудня.

— Говорят, что у нас будет большой прием, госпожа! — доложила Най. — Из деревни даже привезли слуг.

С тех пор, как умерла мать, хозяйничала в доме Хорта Френа. Она устраивала самые громкие приемы в Скьяре, но и представить себе не могла, почему отец задумал праздник, когда все здравомыслящие люди уехали из города. Хотя это, вне всякого сомнения, объясняло, зачем он ее вызвал.

Позже Лилин, вышедшая замуж за одного из счетоводов, сообщила ей, что Хорт остановил переговоры и попросил выдать ему ссуды, что он делал, когда требовались большие суммы денег. Но ни один прием, даже самый грандиозный, не требует столько золота.

Когда Френа спустилась вниз по лестнице мимо скульптур из черного дерева, она знала все, что было известно слугам в доме, а это обычно составляло пятьдесят девять из шестидесяти важных новостей. К несчастью, она пропустила визит Высшей жрицы Бхарии, которая явилась к ее отцу в сопровождении целой свиты жриц, занимавших более низкое положение. С ними обращались как с членами королевской семьи, и они ушли, нагруженные подарками. О чем они говорили, не слышал никто, однако слуги считали, что в ближайшем будущем зазвучат свадебные колокола. Френа была того же мнения. И готовилась к войне.

Свой роскошный кабинет Хорт обставил с таким умыслом, чтобы производить неизгладимое впечатление на посетителей. Позолоченное кресло украшали жемчуга и пластины из слоновой кости; кроме того, оно стояло на возвышении, так что его хозяин сверху вниз смотрел на всех слуг, писарей, мастеров гильдий, штурманов, купцов и конкурентов. В таком громадном зале он мог вести переговоры, не опасаясь, что его подслушают, и в тоже время по одному его знаку из дальнего конца к нему мчались писари или счетоводы. Принимая более почетных гостей, Хорт спускался и усаживался с ними у окна. Самые же важные посетители (сатрап или его жена, послы из других городов, четверо из пяти глав торговых домов, которых он считал равными себе), как правило, встречались с ним в закрытом саду.

Именно туда, на окутанную тенями поляну, и проводили Френу, по обыкновению предупредив, чтобы она не касалась листвы, когда будет входить. Узкая петляющая тропинка привела ее в маленький пятиугольный дворик, прячущийся в густой зелени. Журчание фонтанов приглушало любые разговоры, а наглый шпион мог на собственной шкуре испытать смертоносные свойства наварианских удушающих вишен.

Хорт с мрачным видом развалился в кресле и смотрел на дорожку, повернувшись боком к дочери. Она вдруг подумала, что, возможно, зря приняла так близко к сердцу его требование приехать. Может, его неприятности не имеют к ней никакого отношения, и он просто нуждается в поддержке. У них ведь никого нет, кроме друг друга.

— Отец?

Он вскинул голову.

— Френа, любовь моя!

Хорт встал, чтобы ее обнять; по его неловким движениям она поняла, что у отца снова болит спина, и постаралась как можно осторожнее ответить на его объятие. Он был в обуви на толстой подошве, которую обычно надевал, принимая гостей, но Френа заметила только два стула.

Хорт Вигсон на первый взгляд производил впечатление человека непримечательного, а на второй — и вовсе незначительного: невысокий, худой, с запавшей грудью. Лысая голова в форме яйца с торчащими ушами и кучерявой бородой казалась слишком крупной для тела. Отец питался ячменным печеньем и козьим молоком, так что лишняя плоть у него свисала только под глазами цвета бледного грейпфрута. Он часто моргал, глядя на мир с грустным непониманием. Даже Френа, знавшая его лучше остальных, редко догадывалась, о чем он думает.

— Нормально доехала? Садись, пожалуйста. Ты поела? Если хочешь, можем пойти в дом… я подумал, здесь прохладнее. В городе так жарко… Когда пойдет дождь, станет немного лучше.

Он, как обычно, был чересчур тепло одет: в халат из золотой парчи с ярко-голубой отделкой.