Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Русская классическая проза » Ключи заветные от радости - Василий Никифоров-Волгин

Ключи заветные от радости - Василий Никифоров-Волгин

Читать онлайн Ключи заветные от радости - Василий Никифоров-Волгин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 56
Перейти на страницу:

– А все же хорошо было в жандармах состоять, – немного подумав, сказал Абрикосов, – главное – все боялись! К тому же и форма была великолепная. В почете и сытости существовал!

Навстречу путникам шел старик в длинной линялой рубашке. Сумка, костыль и пыльные сапоги через плечо.

– Куда, дедушка? – спросил дьякон.

– В монастырь, кормильцы! К престольному празднику, поильцы! – визгливо заговорил старик и несколько раз перекрестился.

– Да ты, дедушка, не туда идешь-то!

– А куда же, анделы мои? – с детской улыбочкой спросил встречный.

– В обратную сторону идешь, дед!

Старик радостно изумился, всплеснув руками.

– Значит, я заблудился!? Анделы! Пошел, это, я в монастырь ближней дорогой. Иду, это, я. Ирмосы пою и прочие стихиры. Дошел до перекрестка. Туды, значит, дорога и сюды. Дай, думаю, пойду сюды, и пошел, это, я с молитовкой… Грехи, анделы мои!

– Пойдем с нами за компанию! – предложил жандарм.

– А вы, люди добрые, не обидите меня, старичка— махонького жучка, а?

– Мы не разбойники, а люди благородного сословия, – шмыгнул носом Саша и приосанился.

– Верно твое слово, андел, – осклабился старичок, зажимая в кулак бороденку, – душа-то у вас, может, и андельская, но личности ваши тайны преисполнены. Кокнете меня в кусточке по лысинке, и не станет Кузьмы Ивановича!

Жандарм побагровел от злости и выругался:

– Эк, подумаешь, живность какая! Молчал бы ты, старый крокодил!

Кузьма Иванович испуганно замахал сухонькой ручкой.

– Молчу, андел, молчу! Я это к тому, что, ежели не было бы с вами духовной особи, в жисть с вами не пошел бы. Очень вы на вид сурьезные!

– Ну и старичишка, ну и яд, вот где гад-то ползучий! – не выдержал спокойный трактирщик.

Старичок посмотрел умиленными глазами на дьякона, сложил ладони крест-накрест и проговорил:

– Благослови, батюшка!

Дьякон нахмурился.

– По причине дьяконского сана недостоин преподать благословение, яко иерей.

Кузьма Иванович опять изумился и радостно завизжал:

– И тут обмишурился, анделы мои!

– Не упоминай всуе андела! – строго заметил дьякон. – Какие мы тебе анделы?

Всю дорогу старик рассказывал тоненьким голоском о том, что если бы ему дали образование, то из него мог бы выйти урядник, а то певчий тенор и вообще благородный. Он часто шмыгал носом и сразу же всем надоел.

– Хватит тебе в лапти-то звонить, – проворчал трактирщик, – помолчи маленько!

Последних слов Кузьма Иванович не расслышал.

– Я и спеть могу! Голос у меня хороший. Природный. Моего тятю, Царство ему Небесное, его тятя раз гармошкой по голове ударил, и с той поры пошли у нас в роду певуны да гармонисты!..

Старик набрал воздуха, лихо взмахнул ручкой и пронзительным голосом запел:

Снеги белые пушистыеПокрывали все поля…

От визгливого пения у дьякона заныли зубы, и он с остервенением крикнул:

– Замолчи ты, дедушка! В монастырь идешь, а песни поешь!

– Я и замолчать могу, – кротко согласился старик, – я все могу!

Дошли до родника, окруженного березами, остановились отдохнуть у прохладных журчащих вод.

– Слава тебе, Господи, – вздохнул Саша и стал помогать трактирщику снимать котомку.

Березы были старые, дуплистые и покрывали землю тихим узорным сумраком.

Путники сели на бугорок, откуда были видны шумящий лес с дымно-зелеными соснами и далекие поля с длинными тенями от ржаных скирд.

Дьякон смотрел на монастырскую дорогу и говорил:

– Бывало, по этой дороге богомольцев шло видимо-невидимо. Шли с молитвой, натощак, без мирских рассуждений… Теперь же богомолец не тот. На паломничество как на гулянку смотрит…

Да, меняется земля. Ходишь по ней и не узнаешь прежнего ее лика…

Дьякон лег на землю, прикрыл лицо шляпой и задремал.

Кузьма Иванович долго смотрел на него и вдруг запел визгливым голосом:

Ангел вопияше Благодатней,Чистая Дева, радуйся!..

Дьякон вздрогнул, схватился за щеку и простонал:

– Чтоб тебе сгинуть, непутевая сила!., Опять зубы заныли… Шли мы себе тихо, по-Божьему… Навязался ты нам на грехи и соблазн!

Юродивый старик моргал глазами и сконфуженно шамкал:

– Прости, отец дьякон. Андел во плоти!

К солнечному закату подошли к монастырским стенам. Над зелеными куполами собора витали голуби. Из монастырских врат выходил крестный ход. Под горой раскинулась ярмарка. Около телеги, в луже от ночного дождя лежал пьяный в белой рубахе и лакированных сапогах. Он охватил голову руками и бормотал:

– Пра-а-вильно говорил Иван Златоуст, всем труба будет, ежели никто соблюдать себя не хочет… Себя надо держать в совокупности, и вообще…

– Ты бы, дядя, поднялся из лужи-то, – обратился к нему Саша, – не вольготно, поди, в ней лежать?

– Нетрожьтеменя. Мне и здесь хорошо. Главное – прохладно и людей кругом много. А ты какой губернии?

– Псковской.

– Ха-а-рошая губерния. Правильная. Пойдем ко мне щи хлебать?

– А ты далеко живешь?

– Недалеча. Тридцать верстов с гаком!

К пьяному подошла старуха на костылях:

– Сичас ко всенощной вдарят. Шел бы ты в церковь!

– В церковь я не пойду, – мотает головой пьяный, – Царица Небесная на меня гневается…

– На что же Она, Матушка, на тебя гневается-то?

Пьяный залился слезами:

– Дал я, голубушка, зарок. Пока к образу Царицы Небесной не приложусь – пить алкоголя не буду. Тридцать верст шел к Ней, Заступнице. На последней версте встретил Федьку Горбача. Увидал меня и говорит: «Выпьем, Трофим». Не сдержался я, да и выпил… Не простит меня Заступница.

– Ничего, Троша, – уговаривала старуха. – Она скорбящая, Милосливая, все простит…

Около святого источника сидела монашка и рассказывала обступившим ее бабам, что вокруг монастырских стен ходит Пресвятая Владычица и о чем-то преогорченно плачет.

Бабы слушали и смахивали слезы.

На монастырской звоннице ударили ко всенощному бдению.

Весенний хлеб

В день Иоанна Богослова Вешнего старики Митрофан и Лукерья Таракановы готовились к совершению деревенского обычая – выхода на перекресток дорог с обетным пшеничным хлебом для раздачи его бедным путникам.

Соблюдалось это в знак веры, что Господь воззрит на эту благостыню и пошлет добрый урожай. До революции обетный хлеб испекался из муки, собранной по горсти с каждого двора, и в выносе его на дорогу участвовала вся деревня. Шли тихим хождением, в новых нарядах, с шепотной молитвой о ниспослании урожая. Хлеб нес самый старый и сановитый насельник деревни.

Теперь этого нет. Жизнь пошла по-новому. Дедовых обычаев держатся лишь старики Таракановы. Только от них еще услышат, что от Рождества до Крещения ходит Господь по земле и награждает здоровьем и счастьем, кто чтит Его праздники; в Васильев день выливается из ложки кисель на снег с приговором: «Мороз, мороз! Поешь нашего киселя, не морозь нашего овса». В Крещенский сочельник собирается в поле снег и бросается в колодец, чтобы сделать его многоводным, в Прощеное воскресенье «окликают звезду», чтобы дано было плодородие овцам; в Чистый понедельник выпаривают и выжигают посуду, чтобы ни згинки не было скоромного; в Благовещение Бог благословляет все растения, а в светлый день Воскресения Юрий – Божий посол – идет к Богу за ключами, отмыкает ими землю и пускает росу «на Белую Русь и на весь свет».

На потеху молодежи старики Таракановы говорят старинными, давным-давно умершими словами. У них колесная мазь – коляница, кони – комони, имущество – собина, Млечный путь – Девьи зори, приглашение – повещанки или позыватки, запевало – починальник, погреб – медуша, шуметь на сходе – вечать, переулки – зазоры.

Речь свою старик украшает пословицами и любит похваляться ими: так, бывало, и сеет старинными зернистыми самоцветами. Соседу, у которого дочь «на выданье», скажет:

– Заневестилась дочь, так росписи готовь!

Про себя со старухою говорит:

– Только и родни, что лапти одни!

Соседского сына за что-то из деревни выслали, и старик утешал неутешную мать:

– Дальше солнца не сошлют, хуже человека не сделают, подумаешь – горе, а раздумаешь – воля Божья!

Бойким, веселым девушкам тихо грозит корявым пальцем:

– Смиренье – девушки ожерелье.

Баба жаловалась Митрофану на нищее житье свое, а он наставлял ее:

– Бедная прядет, Бог ей нитки дает!..

Лукерья, маленькая старушка с твердыми староверскими глазами, старую песню любила пестовать.

Послушает она теперешние, вроде «О, эти черные глаза», и горестью затуманится:

– В наше время лучше пели, – скажет со вздохом и для примера запоет причитным голосом:

Ах ты, матушка, Волга-реченька,Дорога ты нам пуще прежнего,Одарила ты сиротинушекДорогой парчой, алым бархатом,Золотой казной, жемчугами-камнями…И вдолгу-то мы перед матушкой,И в долгу большом перед родненькой.

К выносу на дорогу «обетного хлеба» Митрофан и Лукерья готовились с тугою душевной. Вчера Лукерья собирала по всей деревне муку для «обычая», но никто ничего не дал, только на смех подняли.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 56
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Ключи заветные от радости - Василий Никифоров-Волгин торрент бесплатно.
Комментарии