Муха в розовом алмазе - Руслан Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом горноспасатели искали этого гада по всем штольням, не нашли, всех геологов со срочных работ сняли, мы две недели в радиусе пятнадцати километров каждую сурочью нору обшаривали, на хребте Гиссарском труп таджика нашли, убитого в чабанской междоусобице, а его и след простыл. Так что к белогорячечным у меня особое отношение сформировалось...
– Ну ладно, ладно! Раскипятился, начальник, – успокоила меня Синичкина. – В общем, Сом своим глазам не поверил, никому не сказал, да и вообще все сделал, чтобы этот штрек по-быстрому закрестили...
– А когда алмазы эти на Поварской увидел, – продолжил за нее Веретенников, – понял, что не белая горячка их ему впервые визуализировала...
– Да, видимо, так, – согласилась Синичкина. – Понял, что алмазы, которые он в этой штольне видел самые, что ни есть настоящие.
– А зачем ты мне это письмо написала? – спросил я, поразмыслив и придя к мнению, что объяснение Анастасии в принципе безупречно.
– А очень просто! Мне, как любому нормальному человеку с нормальными инстинктами, нужны алмазы, розовые алмазы, много розовых алмазов, – хищно сузив глаза, проговорила Синичкина. – А одной за ними ехать было глупо и опасно и я решила взять тебя, тем более, что Сом говорил и много раз говорил, что человек ты в общем надежный и положится на тебя можно...
– Спасибо, растрогала, – улыбнулся я. И вспомнив, как алмаз с мухой попал ко мне, полюбопытствовал:
– Слушай, а зачем тебе все-таки понадобилась эта глупая комедия с триконями?
– Хотела, чтобы ты почувствовал себя главным героем этой истории, – лукаво улыбаясь, ответила Анастасия.
– Ну-ну... А откуда у Сома трикони? Он всю жизнь на разведке работал.
– Он всегда их с собой возил... Даже на Ярославском вокзале они с ним были... И с Поварской, убегая, прихватил. Они спасли его однажды на Памире, еще на студенческой практике. Все геологи в отгул уехали, а он остался палатку сторожить. Большую, десятиместную. А эти ботинки на центральном столбе на гвоздике висели, чтобы, значит, мыши внутрь не нагадили. И ночью на дощатый пол упали. С грохотом. С таким, что Сом проснулся, и гул лавины услышал. И успел убежать.
– Об этом случае он мне рассказывал, правда, без триконей. Палатку снесло и он ночью босиком и в трусах целых десять километров до ближайшего кишлака шел. Говорил, что если бы на ночь бражки не нахлебался, хана бы ему была полная...
– У меня есть еще один вопрос, – обратился к Анастасии Веретенников. – Насколько я понял, ты за Черным следила и потому на его даче в нужный момент и очутилась. Но почему с ментами? Они ведь могли алмаз увидеть?
– Им бы тогда не повезло, – ответила Синичкина, сделавшись серьезной. И полюбовавшись на наши вытянувшиеся лица, рассмеялась:
– Шучу я, шучу!
– Ничего себе шуточки, – задумался я. – Значит, я с самого начала был твоей марионеткой?
– Ну, зачем так примитивно, милый... Я просто хотела, чтобы ты был рядом со мной...
– Я растаял... – признался я, надев на лицо одну из самых глупых своих улыбок. И взял руку девушки в свою. Она была послушной и многообещающей.
Веретенников не позволил лирической паузе затянуться. Поморщившись, он сказал:
– Пойдемте, господа, посмотрим на алмазы. Не сидеть же тут на мыслях о Поварской.
Допив початую бутылку вина, мы пошли в третий штрек. Перед тем, как войти в рассечку, в которой, как я думал, пряталась алмазоносная трубка взрыва, решили навестить Баклажана с Полковником. Но в темнице Али-Бабая их не оказалось.
Наших пленников кто-то выпустил.
7. Подземные лабиринты. – Вооружены, опасны и с женщиной. – С помощью рабов на волю? – Замазал видение пластилином. – В третьем штреке стреляют...
Пятая штольня была пройдена для опробования трех субпараллельных оловоносных турмалиновых жил. После того, как ее ствол проткнул их все, из него в обе стороны по жилам было пробито шесть штреков (три на запад, три на восток). В последующем из этих штреков для подсечения оперяющих жил были пройдены квершлаги и вспомогательные выработки, некоторые из них – из штрека в штрек. В конечном счете, под землей образовался сложный лабиринт. Искать в нем сбежавших пленников Али-Бабая было весьма опасно: они могли прятаться за каждым углом с занесенным над головой забурником[23], благо последних кругом валялась тьма.
– Интересные шляпки носила буржуазия! – проговорил я, почесывая затылок. – Кто же их выпустил, Али?
– Пока не знаю... – ответил подземный араб, как мне показалось, не вполне искренне.
– Кроме тебя и нас в штольне есть еще кто-нибудь?
– Да, – ответил Али-Бабай.
– Кто они и где находятся?
– Мои жены. Они в гареме.
– А сколько их? – спросил Веретенников с уважением.
– Две, – ответил я, вспомнив, как Али-Бабай рассказывал мне о ссоре своих супруг.
– Нет, шесть – поправил меня подземный араб.
– Откуда столько? – удивилась Синичкина.
– Сами пришли, – пристально посмотрев, ответил любимец женщин.
– Иди, погляди, все ли на месте, – приказал я.
Араб ушел. Вернувшись минут через пятнадцать, сказал, глядя в землю, что старшая его жена, Гюльчехра, сбежала в неизвестном направлении. Прихватив с собой пистолеты, отобранные у Баклажана и Полковника.
– Сумасшедший дом, – удрученно покачал головой Веретенников. – Подземной гражданской войны нам только не хватало. И это вместо того, чтобы попытаться всем вместе как-то вырваться.
– Ты прав насчет сумасшедшего дома, – согласился я, усаживаясь на корточки. – Надо фонари потушить, чтобы не светиться. Интересно, на кой черт они сбежали?
– Понимаешь, у Баклажана одно на уме: алмаз с мухой добыть поскорее, добыть и бежать вместе с ним к своей бомбе, – ответил Валерий, потушив свой фонарь и сев со мною рядом. – И ты увидишь, он своего добьется, он придумает, как отсюда выбраться. Это не человек, это скала!
– Знаю, что он придумает. Отловит нас по одному, кандалы наденет и скалу заставит долбить...
– Скалу долбить? – удивилась Синичкина, продолжая стоять с зажженным фонарем.
– Конечно! Такие люди, как он, знают, что против лома нет приема. Давайте хохмы ради посчитаем, сколько у нас уйдет времени на долбежку... Толщина пластины, которая выход нам перекрыла, метров десять. Состоит она из значительно метаморфизованных и окварцованных сланцев, где-то XVIII категории крепости. А сколько нас здесь работников? Нас пятеро, да жен Али-Бабайевских шесть...
– Всего тринадцать... – забегал глазами Кучкин, сосчитав на пальцах подземное народонаселение. – Чертова дюжина... Не к добру это...
– Да ну тебя в задницу, – поморщился я, вспомнив несколько печальных случаев, связанных с числом 13. Вытряся воспоминания из головы, продолжил свои расчеты:
– Так значит, нас тринадцать... Баклажан с Полковником, конечно, работать не будут – надо ведь кому-то и надсмотрщиками быть. Наверняка некоторые жены Али-Бабая так хрупки и обаятельны, что кувалды не подымут. Значит, человек семь всего наберется. Если всемером работать посменно – кувалды и зубила здесь найдутся – то за сутки сантиметра на два можно к выходу продвинуться. Это значит, что примерно через пятьсот дней мы продолбим пластину насквозь, сквозь рыхлятину, которая за ней лежит, еще пару месяцев пробиваться придется... Короче, года через два выберемся. Мы с вами – изможденные, кожа да кости, а Баклажан с мешком бриллиантов и пистолетом в руке. С пистолетом, чтобы там, наверху поставить наши кожи с костями к стенке. Вот, братцы мои, что нам грозит, если мы проиграем войну с Баклажаном...
– Войну? – испугался Кучкин.
– Да войну. И если мы хотим ее выиграть, выиграть, чтобы пробиться к выходу добровольно, а не под дулом пистолетов Баклажана и Полковника, мы должны прямо сейчас пойти и взять под свой контроль склады продовольствия и снаряжения.
– Может быть, сначала посмотрим на алмазы, – предложила Синичкина не вполне уверенно.
Я согласился – мне самому не терпелось взглянуть на алмазоносную кимберлитовую трубку. Оставив Али-Бабая у выхода из рассечки, мы пошли в ее глубину. Рассечка была пройдена по кварцитам и неплохо помыта[24] и поэтому мне не потребовалось много времени, чтобы убедиться в том, что никакой кимберлитовой трубки взрыва в ней нет. И не только трубки, но вообще ничего, ничего, кроме голимых кварцитов.
– Похоже, алмазы Сому привиделись... – пробормотал я, раздумывая, расстраиваться мне или нет.
– Может быть, трубка взрыва сидит где-нибудь в другом месте? – заволновалась Синичкина. – Ну, подумай!
– Все остальные рассечки этого штрека я знаю, как свои пять пальцев, многие из них сам документировал.
– А в другом штреке?
– Да ты что так волнуешься? – изумился я настойчивости девушки. – Зачем тебе алмазы перед смертью?
– А я умирать не собираюсь, – огрызнулась Синичкина. – В том числе и в твоих объятиях.