Поединок. Выпуск 9 - Владимир Акимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лахреев с рацией за спиной подбежал к зимовью. Распахнул сапогом дверь зимовья и застыл изумленный:
— Вы… откуда, ребята?
— На вопрос «откуда» напрашивается ответ: от верблюда, — мрачно посмотрел на него Романцев. — Это первое. Второе: надо сказать «здрассте» дядям.
— Здорово, — растерянно пробормотал Лахреев.
— Можно и так, — кивнул Романцев. — Только не надо путать южное побережье Белого моря с северным побережьем Черного. Понятно?
— А чего я… путаю-то? — Лахреев все еще не мог прийти в себя от неожиданной встречи.
— Ты дверь не закрываешь.
Лахреев повернулся к двери, но закрыл ее, как говорится, с другой стороны. Выскочил из зимовья:
— Товарищ лейтенант! Там какие-то солдаты… С рацией.
— Что за солдаты? — строго спросил лейтенант.
Лахреев только плечами пожал.
— Ты, Лахреев, не цыганка — плечиками играть, — еще строже произнес лейтенант. — Ты — десантник и должен был выяснить, кто находится на объекте, а уж потом докладывать.
Лейтенант взбежал по ступенькам крылечка. При виде офицера Романцев и Смолин вскочили. Вытянулись.
— Кто такие?
— Гвардии сержант Смолин!..
— Гвардии рядовой Романцев!..
— Документы.
Придирчиво сверил фотографии с лицами.
— Что вы здесь делаете?
— Вас, товарищ лейтенант, ждем, — сказал Смолин, глядя в сторону.
— Нельзя ли яснее выражаться, сержант?
— Разрешите, товарищ гвардии сержант, обратиться к товарищу гвардии лейтенанту? — очень официально произнес Романцев.
— Обращайтесь.
— Яснее, товарищ гвардии лейтенант, не скажешь, — продолжал Романцев. — Как увидели ваш самолет, так и ожидаем, когда вы приземлитесь и в эфир выйдете. А то, что мы двое суток по сугробам да по морям — по волнам корячились — это, конечно, не в счет…
— Значит, вы и есть группа майора Лесникова, — догадался лейтенант. — А вас уже спасатели ищут. Чего ж вы сами в эфир не выходите? Что-нибудь с рацией?
— Нам приказано выйти в эфир отсюда, с мыса Малого, в 10.21, — Смолин взглянул на часы, — через семнадцать минут.
Лейтенант молча пожал им руки и вышел.
На крыльце затопотали, обивая снег. Ввалились Лахреев и второй радист, стянули лямки раций.
— Присаживайтесь, голубки, — вздохнул Романцев, указывая на лавку под окном.
— Товарищ лейтенант просил: можно, они тут пока постоят, а то мороз, — сказал Лахреев.
Смолин молча кивнул.
Десантники составили рации в углу у порога и вышли.
— А лейтенант у них ничего себе… — сказал Романцев.
* * *— …Служим Советскому Союзу, товарищ майор! Прием, — сказал в микрофон Романцев и подмигнул Смолину: вот, мол, мы с тобой какие. Но от дальнейших слов майора лицо его вытянулось. — Вас понял, товарищ майор. Отбой.
— …Ну, майор благодарит, и все такое… — растерянно сказал Романцев, снимая наушники. — И говорит еще…
— Ну? — не выдержал Смолин.
— Что нам с тобой приказано остаться здесь… До особого распоряжения. Выходить в эфир каждые полчаса.
* * *На радиомасштабных картах разных штабов, больших и малых, в квадрате 47 дробь 9 появился условный значок радиомаяка…
А где-то, с большого аэродрома, один за другим стартовали тяжелые самолеты. Шли над облаками эскадрилья за эскадрильей.
— Штурман, — говорил радист, — Малый маячит…
Штурман сверял курс… Поправлял, если надо было.
Специальные машины расчищали взлетную полосу от снега и льда — тяжело ревя, поднимались новые эскадрильи.
* * *…Давно минул «холъонок-кып», месяц пальца на рукавице, с самым коротким днем, когда женщина только палец на рукавице успевает сшить. И другие месяца зимние минули.
Молодой день белой стрелой прогнал ночь, синюю старуху. По-кетски — время весновки наступило. Лупурэрэн — по-эвенкийски. Алое солнце выпорхнуло.
Длиннющих три месяца с лишком жили ребята в полярной тьме. Пока радиолокационную станцию не сбросили, смену не прислали. Вездеход тоже парашютом спустили.
Толя Романцев последние дни перед уходом в часть пропадал у сменщиков в сборном домике, в маленьком закутке-мастерской. Смолин знал, что Романцев выпросил у локаторщиков пластинку из нержавейки и трудился над ней напильником, выбивал керном, но не спрашивал, что и зачем — раз Толя делает, значит, надо.
…Наконец они получили приказ возвращаться в часть. Вездеход уходил от зимовья. С крыльца махали вслед солдаты — те, что останутся здесь вместо них. Рядом с зимовьем стоял теперь сборный домик, на сопке вращалась антенна радара.
— Кто у тебя, Миш, прадед был? — глядя в тримплекс, спросил Романцев.
— Прадед? — переспросил Смолин, ошарашенный неожиданным вопросом. — Дед, я знаю, под Ленинградом погиб…
— Я тебя про одного, а ты мне про другого. — Романцев махнул рукой.
— Что это с тобой?
— А действительно, что со мной? — невесело усмехнулся Романцев. — Все хорошо… Восьмой класс кончил: родители — магнитофон-стерео. Работать пошел — отец с матерью: нам денег твоих не надо, купи себе мотоцикл. Купил мотоцикл. Эх, девочки веселые, портвейн-портвешок… Сто грамм не стоп-кран, дернешь — не остановишься… Из армии приду, отец собирается машину взять… Ну, купим машину…
— Да к чему ты? — Смолин вгляделся в необычно серьезное лицо товарища.
— К тому, что Пантелеев вон про своих знает, — грустно сказал Романцев. — И мы про своих знать должны.
Смолин долго смотрел в печь, как чернеют дрова, превращаются в жаркие уголья, рассыпаются в прах…
— Надо у отца поспрашивать, — наконец проговорил Смолин.
— Помириться решил? — изумился Романцев.
— Даже и не знаю… Пока мы здесь, все думаю…
— А отцу сколько?
— Скоро шестьдесят… То-то и оно, — поднял глаза на Романцева. — А может, они не так уж виноваты?.. Так получилось — и все…
— А фотографии чего он рвал?
— Кто его знает? Может, стыдно стало… А ты с Инкой своей что думаешь делать?
— А чего с ней делать? Она сама все наделала.
На вершине крутого склона берега, сверкающего от множества стекавших по нему струек талой воды, высился большой черный крест. У подножия изъеденная ржавчиной до дыр пластинка — букв не разглядеть.
Романцев притормозил:
— Я быстро, командир!
Смолин вышел за ним. Романцев, увязая выше колен, подобрался к кресту, достал из-под куртки светлую стальную пластину, из кармана отвертку и шурупы.
— Я сколько раз сюда ходил, — сказал Романцев, ввинчивая шурупы, — все буквы не мог разобрать… А год так и не разобрал…