Ротшильды. Их жизнь и капиталистическая деятельность - Евгений Соловьев

Вот уже четыре столетия, как купец, буржуа правит Европой – последние 50 лет почти безраздельно. Дух узкого, мелочного и себялюбивого утилитаризма, дух соревнования, жажда денег и успеха – вот что внесено им в народную жизнь. Каждый за себя. Успех оправдывает все.

Купец заискивает перед аристократией, подражает ей в обстановке, одежде, даже убеждениях – и в то же время он постепенно проглатывает ее: “С вашего позволения, милорд, я оберу вас”.

Эта-то купеческая мораль и воспринята полностью Ротшильдами. Мы видели, как они сначала будировали перед аристократией и как дружно живут они с ней теперь. Их революционная роль, роль parvenu, выходцев из мути еврейского квартала, сыграна. Лорд Ротшильд – самый типичный из английских лордов наших дней. Как Бриэнн сказал когда-то: “Я ношу мое право на конце меча”, – так милорд Натаниэль может перефразировать это и сказать: “Мое право – в моих сундуках и подвалах”.

Образчиков этой морали “сундуков и подвалов” так много приведено в нашей книге, что не знаю, надо ли напоминать их читателю. Знаменитая спекуляция Натана-Май-ера после Ватерлоо, игра акциями Северной дороги, так беззастенчиво проведенная бароном Джеймсом, и десятки подобных фактов, безусловно, не имеют ни малейшего отношения к самой элементарной человеческой нравственности. Кант требовал, чтобы каждый человек руководствовался такими правилами, которыми могли бы руководствоваться все без исключения. Любопытно было бы посмотреть на жизнь человечества, если бы мораль из-за прилавка стала общераспространенной: мы бы увидели в таком случае картины, нарисовать которые не в состоянии самое необузданное развратное воображение.

Но довольно о нравственности. Несомненно, что самой интересной стороной ротшильдиады является приобретение банкирской фирмой политического могущества и значения. Я говорю, что это интересно, хотя странного и необыкновенного во всем этом решительно ничего нет. В Новой Европе сила денег всегда давала себя чувствовать и в кабинетах министров, и в стенах парламентов. Были эпохи, когда подкуп (bribery), возведенный в систему, являлся главным рычагом политической жизни страны. Нам доподлинно известно, что этим путем действовали и Ротшильды. При спекуляции акциями Северной железной дороги барон Джеймс парижский проявлял необычайную щедрость. Журналисты, депутаты, министры были подкуплены им. Каждому, смотря по чину и званию, давал он столько-то и столько-то акций, чтобы заручиться сочувствием и голосами. В результате на его стороне оказались оба законодательные корпуса и приближенные императора. Натан-Майер, презиравший журналистику, одинаково не брезговал ее продажными элементами, хотя с лондонской прессой и было труднее вступать в сердечные соглашения, чем с парижской; как бы то ни было, у англичан en masse все же больше собственного достоинства и выдержки, чем у французов.

Я рассказывал о падении Тьера, вызванном бароном Джеймсом, о зависимости королей и министров от могущественной фирмы, которая могла дать и не дать денег по усмотрению. Повторять все это излишне. Напомню лишь то, что Натан-Майер пользовался своими миллионами, чтобы расхолаживать реформаторский пыл правительств, если таковой овладевал ими. Для его узкого торгашеского ума было очевидно, что реформы ведут к революции, а раз появился призрак революции – кредит должен быть прекращен.

Подкуп и займы – вот что обеспечивает фирме Ротшильдов ее политическое могущество. В разыгравшейся несколько лет тому назад панамской истории нет ничего нового. Es ist – поистине – eine alte Geschichte[10], случайно выплывшая на свет Божий, после того как десятки таких же историй благополучно скрылись в прошлом. Если бы можно было разоблачить все “панамы” – история XVIII и XIX веков лишилась бы, пожалуй, своих последних, и так уже немногочисленных, декораций.

Мы должны, однако, сделать шаг вперед и сказать, что если бы Ротшильды и не прибегали к подкупам, не устраивали бы даже займов – их политическое могущество было бы почти на том же уровне просто потому, что в их сундуках лежат миллионы. Просмотрите с точки зрения денег хотя бы политическую жизнь одной только Англии. Чтобы быть избирателем, надо иметь ценз, то есть быть собственником. Чтобы быть депутатом, ценза, положим, не требуется, но без серьезного материального обеспечения и в данном случае обойтись невозможно. Надо истратить деньги на выборы, надо жить чем-нибудь – и отнюдь не как-нибудь – во время сессий, потому что депутат не получает жалованья. Чтобы быть министром, надо быть богатым человеком, так как министры берутся из числа людей, исключительно посвятивших себя политической деятельности, по закону неоплачиваемой. Мало того: миллионы дают вам право на получение наследственного аристократического титула. В течение XIX века место первого министра в Англии занимали около 20 лиц, все они, за исключением Гладстона, были миллионерами. Напомню хотя бы самые известные имена: Питт, Веллингтон, Мельбурн, Грей, Пиль, Каннинг, Дизраэли, Дерби, Россель, Палмерстон, Солсбери. Почти все они лорды, все же без исключения богачи. Из 670 депутатов английского парламента 1886 года было:

Землевладельцев 72

крупных арендаторов 58

фабрикантов 57

купцов 36

банкиров 27

владельцев копей 27

рантье 114

то есть 394 человека собственников.

Состав французской палаты депутатов совершенно такой же: преобладание собственников, фабрикантов, банкиров над людьми труда и профессий одинаково поразительно.

Если же все это так, то было бы просто аномалией, если бы Ротшильды не играли политической роли. Они – богачи среди богачей, они – собственники из собственников, банкиры, землевладельцы, фабриканты – являются как бы символом нашего строя, а их права, преимущества и привилегии так же дороги им самим, как и всем подвизающимся на том же пути. Они – свои люди во дворце Луи Филиппа, желанные гости за столом императора Наполеона, господа в палатах, где первую роль занимают Корнелии Герцы, Рейнаки, Вильсоны, Рувье.

Секрет всего этого – власть денег.

Грандиозная башня миллионов создана. С быстротой усовершенствованной техники века пара и электричества, железных дорог и телеграфов выросла она на глазах четырех-пяти поколений и стоит величественная, ужасающая, притягивая к себе, как магнит, целые потоки золота со всех концов мира. Сотни и тысячи людей работают над сооружением гигантской золотой пирамиды, перед которой гробницы Хеопса и Хефрена кажутся ребяческой забавой! Каторжники Гвианы, негры на бриллиантовых россыпях Бразилии, персы и турки у нефтяных фонтанов, шотландские углекопы в сырых подземельях, выходцы из Европы на хлопчатобумажных плантациях Америки, дети и внуки убийц в равнинах Австралии, суетливые агенты столичных бирж – все служат Ротшильдам, все тратят свою изобретательность, свою мускульную силу на то, чтобы золотая башня становилась все выше, и никто не знает, остановится ли когда эта гигантская работа поколений. Миллионы порождают миллионы, их накопились уже сотни, но Ротшильды, как и сто лет тому назад, продолжают свое дело с упорством и энергией, без страсти и торопливости, без идей, без утопий, без порывов. Без искры вдохновения строят они свое золотое капище, посвященное всемогущему богу современности.