Скандал - Сюсаку Эндо

Вспомнив о ее письме, Сугуро испытал странное чувство. Эта женщина, волнующаяся сейчас о том, как у ребенка пройдет операция, в другие минуты была воплощением жестокости… Его сердце, сердце писателя, заколотилось. Он должен во что бы то ни стало проникнуть в эту тайну, в эту тьму.

– Вы не против, если я сейчас же подойду к вам в Харадзюку? Мне, кроме всего прочего, хотелось бы поговорить с вами о вашем письме…

– Обследование начнется через полчаса. Я обещала Сигэру – так зовут моего подопечного, – что обязательно приду.

Она торопилась. Для нее сейчас не существовало никого, кроме этого несчастного ребенка.

– Я видел фильмец. С твоим участием… – вдруг сказал Кобари, слыша, как в ванной служанка пустила сильную струю горячей воды.

Все то время, что он бражничал с Мотоко Итои в кабаках на задворках Синдзюку, его так и подмывало заговорить об этом, но он сдерживался. Основательно набравшись, он наобум толкнулся в двери какой-то низкопробной гостиницы, и Мотоко, как будто они обо всем заранее договорились, послушно последовала за ним. На столе с облупившимся лаком стоял белый термос, на блюде лежали вафли с начинкой из мармелада, завернутые в бумажки со строчкой из детского стишка: «Пусть будет нам вдвоем – ням-ням». За отодвинутой перегородкой в соседней комнате виднелся край красного футона.

– Фильм, из «Шато руж».

Он думал, что она смутится. Но Мотоко равнодушно бросила:

– Неужели? – и лениво ткнула сигарету в пепельницу. Кобари подумал, что эта девушка несколько туповата или попросту слабоумная.

– На той вечеринке, заснятой на видео, Сугуро тоже был?

– Был, не был – откуда ж я помню?…

– Ну а та женщина?

– Какая женщина?

– Сугуро говорил мне, – солгал Кобари. – Забыл, как ее зовут… Элегантная, большеглазая.

– А, мадам N.

– Да-да, кажется, мадам N. Почему – N?

– Так ее все зовут, – небрежно сказала Мотоко. – Она, конечно, была. Она ж моя партнерша.

– Вы этим вдвоем занимаетесь? Значит, вы лесбиянки.

Мотоко, держа обеими руками чашку, неторопливо пила жидкий чай.

– Так?

– Не знаю, – сказала она почти с грустью. – Лесбиянки, гомосексуалисты… Что за примитивный подход?

– Я видел на видео – ты получала наслаждение, когда тебе на волосы капали воск, когда душили… Она тоже участвует в таких «играх»?

– Охотно. Но вначале было не так Это я ее постепенно втянула. Она вошла во вкус, и теперь не она у меня, а я у нее учусь. Как начнет рассказывать – заслушаешься.

– О чем же она рассказывает?

Поставив чашку, Мотоко посмотрела на Кобари, близоруко прищурившись. В тусклом свете лампы ее заурядное лицо приобрело какую-то странную, волнующую прелесть.

– Слышал про графиню Батори?

– Кто это?

– Мадам N в таких вещах хорошо разбирается. Она читает на английском и французском. Графиня Батори жила в шестнадцатом веке; рано овдовев, она в своем замке и во дворце в Вене мучила до смерти девушек-крестьянок из своих владений. Число убитых ею превышает шестьсот человек.

– И какое это имеет к вам отношение?

– Мы с ней любим играть в графиню Батори. Точнее сказать, она берет на себя роль графини, связывает меня… – Мотоко еще сильнее сощурила глаза, точно вспоминая испытанное наслаждение. – Во всем этом нет никакого притворства. Она рассказывала, что когда ездила в туристическую поездку по Европе, искала в Вене остатки дворца графини. Оказалось, что на том месте теперь музыкальный магазин, звучит тихая мелодия Энди Уильямса, тусуется молодежь, ни о чем не подозревая. Она говорит, что в тот момент почувствовала ни с чем не сравнимую ярость.

– Что же ее так рассердило? – удивился Кобари. – Странный повод для ярости.

– Как ты не понимаешь? Триста лет назад на этом месте раздавались крики девушек, которых мучили и убивали, а сейчас играет тихая музыка, никто ни о чем не подозревает… Мадам N говорит, что это вопиющее лицемерие. Разве не лицемерие, не самообман – закрывать глаза на бездны, разверзающиеся в человеческом сердце?

– Что за чушь! – Кобари сунул в рот вафлю. – Она просто чокнутая.

– Понимал бы чего!

– Куда уж мне…

– Мадам N часто говорит: внутри человеческого сердца – магма. Что такое магма-то хоть знаешь?

– Не делай из меня дурака. Огонь внутри Земли.

– Правильно. Снаружи ее не видно, но в один прекрасный день магма вырывается… У всех людей с рождения в сердце клокочет магма. В каждом ребенке…

– К чему ты ведешь?

– Дети обожают отрывать ноги и крылья у стрекоз. А что творится в наших школах? Даже малыши выбирают того, кто послабей, и мучают всем классом. Потому что это… приятно! Потому что у детей в сердце тоже таится магма. – Мотоко отхлебнула из чашки. – В сексе те, в ком вскипает магма, становятся садистами или мазохистами… Однако дело не в этом разделении. Когда мы с мадам N вдвоем, это все равно что сошлись два водоворота – грохот, брызги во все стороны, нас обеих затягивает в бездонные глубины. Поистине, разверзается бездна. Как же мне тогда хочется умереть! Умереть, раствориться в экстазе!..

Кобари с легкой неприязнью взглянул на приоткрытые губы Мотоко. В ее лице появилось что-то от того выражения, которое поразило его на видео, когда воск стекал по ее волосам и, как червяк, извивался язык. Она безумная, эта женщина!

– В такие минуты никакие разумные доводы не помогут. Сколько ни сдерживай себя, все тщетно.

– Прекрати!

Кобари потряс Мотоко за плечо. Она была словно в бреду, двигала ртом, как рыба в аквариуме.

– Тебе этого не понять! Не понять! Две волны схлестываются, взметают брызги…

Кобари ударил ее ладонью по щеке. Это вышло самопроизвольно. Комнату огласил сухой шлепок, локоть дернулся, чашка покатилась, разливая чай по столу.

– Ударь! Ударь! – закричала Мотоко точно в лихорадке. – Ударь еще!

– Перестань! Перестань!

Кобари ударил вновь. Рука на миг словно онемела, по телу пробежало наслаждение, какого ему никогда прежде не доводилось испытывать. Он схватил Мотоко за плечи и начал трясти ее; она раскачивалась, как безответная кукла, пока не повалилась навзничь, выставив затянутые в колготы ляжки. Ноги у нее были короткие и толстые.

– Хорошо же, если тебе в кайф, когда тебя лупят, угощу по полной программе!

– Ну же, давай!

– Я вышибу из тебя эту дурь! – заорал Кобари. – Я тебе вправлю мозги!

VI

Самолет плавно развернулся в сторону блестевшего, как рассыпанные иголки, моря и начал снижаться. Жена посмотрела на него:

– Сколько уже лет мы не путешествовали вместе!..

– Да. В последний раз ты ездила со мной в Иерусалим. Когда я писал «Историю Христа».

Стюардесса прошла по проходу и проверила сиденья. Показались острова и рыболовецкие шхуны. Вскоре тело ощутило легкий толчок, справа и слева в иллюминаторах показались взлетные полосы, здания аэропорта.

Расстегнув ремень, Сугуро с видом знатока объяснил жене:

– Через Исахая проедем в Обаму А оттуда рукой подать до Кутиноцу и Кадзусы.

Взятое в аэропорту такси некоторое время ехало вдоль ослепительно сиявшего залива Омура. Затуманенные горы на противоположной стороне и городки, по улицам которых они проезжали, – все это он хорошо помнил. Его переполняла ностальгия, хотелось спросить у выстроившихся вдоль дороги домиков: как поживаете? Двадцать лет назад он исходил эти места вдоль и поперек, пока наконец в голове не нарисовалась картина большого романа и не сложился в общих чертах сюжет. В то время ему не было еще и пятидесяти; одержимый страстью к писательству, он горел энтузиазмом и мог целыми днями, сосредоточившись на своих мыслях, шагать по этой дороге. Глядя на тянущиеся по обеим сторонам старые дома с низкими кровлями, на зажатые каменными оградами проулки, осененные камфорными деревьями, он невольно вспоминал себя, каким он был в то время: и впрямь – точно одержимый.

– Уже прошло двадцать лет, – пробормотал он, – а эта дорога и дома совсем не изменились.

– Здесь мягкий климат, – кивнула жена. – Поэтому ничего не меняется.

– Да, а вот мы постарели. Стали другими.

Он вдруг подумал, что под словом «другими» имел в виду прежде всего себя.

Сугуро не рассказал жене о том, что во время лекции в зале среди слушателей затесался мужчина, похожий на него как две капли воды. Разумеется, и о том, что ему стало плохо и что он ужинал с Нарусэ, он тоже умолчал. Это события, о которых нет необходимости рассказывать жене, нельзя рассказывать. Он решил, насколько возможно, обходить стороной все, что могло нарушить покой и порядок, установившиеся в их жизни со времен женитьбы. Так любящий отец ни за что не будет беседовать о сексе со своей дочерью.

Он решил съездить в Нагасаки еще до наступления весны не столько потому, что давно обещал жене эту поездку, сколько из-за мучившего его страха. События, обрушившиеся на него прошедшей зимой, внесли в его душу сумятицу. Был один лишь способ избавиться от всего этого – остаться вдвоем с женой, провести с ней несколько дней в каком-нибудь тихом месте.