Дорога к любимому - Хелена Фенн

— Ну и что теперь? — усмехнулся Эрнест, хватая ее за руки и не давая сделать ни шагу. — Все кончено? Разбежимся в разные стороны всего через несколько часов после того, как сказали друг другу «да»?

— Нет… Я не знаю, что делать… — Слезы заструились по щекам Мейбл. — Выслушай меня, пожалуйста. Я никогда не спала с Бертом, да и с Леопольдом тоже! Делать такие выводы только из-за того, что мы вместе поднимались по лестнице? Это, знаешь ли, выходит уже за всякие рамки! В день нашей свадьбы устраивать сцену, как в пошлейшем водевиле! А я еще на что-то надеялась… Не знаю, может ли у нас теперь быть хоть какое-то совместное будущее.

8

Наступило тягостное молчание. Его первой нарушила Мейбл:

— Ну подумай сам, Эрнест! В чем ты меня обвиняешь? Неужели именно такую женщину, которую обрисовал мне сейчас, ты выбрал в матери Эвы? Неужели не понимаешь, что вовсе не все женщины только и ждут момента, чтобы тебя предать? Пример с твоей матерью скорее исключение…

Эрнест опустил взгляд.

— Оставим в покое мою мать. Говоришь, я чего-то не понимаю? Так объясни мне, что ты за человек на самом деле.

— Я самая обыкновенная женщина, — вздохнула Мейбл, глотая слезы. — Не совершенство, но и не развратная двуличная шлюха. Если бы ты не был столь подозрителен, если бы доверял мне, то увидел бы это сам. Да что с тобой творится на самом деле?

— Что со мной? Я с ума схожу, — простонал он. — Знаю, мы договорились обо всем. Но я не могу даже представить, что каждый встречный…

— Почему же? Ведь это была твоя идея, — горько усмехнулась Мейбл. — Во главу угла ты поставил интересы Эвы, а потом уже нас — с нашими сексуальными желаниями, которые вольны удовлетворять где угодно и с кем угодно.

Ей стало не по себе от собственных слов, Страшно было представить, что Эрнест будет заниматься любовью с другой женщиной. В горле пересохло, сердце будто остановилось.

Он глубоко вздохнул.

— Ты чертовски сексуальна, но мне кажется, что я — единственный мужчина, которому не достанется твоя благосклонность.

Кровь отхлынула от лица Мейбл.

— Безнадежно… Ты меня даже не слушаешь. Повторяю еще раз: я не спала с Бертом, я не спала с Леопольдом. Ты веришь лишь в то, что сам напридумывал, Эрнест.

Он как-то странно посмотрел на нее.

— Ладно, вот тебе чистая правда: я не напридумывал — я ревную… — Голос его дрогнул. — Видно, ты меня крепко зацепила. В то лето на острове, когда я увидел, что какой-то тип лезет к тебе в окно, у меня возникло ощущение, будто меня ударили ногой в солнечное сплетение.

Внезапно Мейбл стало зябко, и она передернула плечами. Господи, как это все мучительно!

— А ведь мне тогда казалось, что между нами возникло какое-то особенное, глубокое… — продолжил он и, не договорив, умолк.

— Мне тоже. Но ведь это ты все разрушил, Эрнест. И сейчас пытаешься делать то же самое.

— Что я разрушаю сейчас, Мейбл? Счастливый брак, заключенный на небесах?

— Ты хочешь уничтожить единственный шанс, слабую надежду на то, что мы сможем доверять друг другу! — выпалила Мейбл и вытерла мокрые от слез щеки. — Неужели сам не понимаешь, что творишь? Я у тебя во всем виновата. А ты что, ангел?

Мейбл снова попыталась выбежать из комнаты, но он заключил ее в объятия и привлек к себе.

— Вот дурочка! Господи… — Его голос прервался. — Это какое-то безумие. Никогда я еще никого не ревновал так, как тебя сейчас. Знаю, я веду себя, как пещерный человек, но ничего не могу поделать. Ты сводишь меня с ума, я так хочу тебя…

— Хочешь? — Слезы снова потекли ручьем, и перед глазами Мейбл все расплылось.

Он протянул ей носовой платок, который она взяла, поблагодарив кивком головы.

— А ты не видишь? — Его голос доносился словно издалека. Еще секунда — и Эрнест крепко прижал Мейбл к своей груди.

— Теперь я твоя жена, так возьми же меня, — прошептала Мейбл, слыша, как бешено бьется его сердце.

Неловкими пальцами она сдернула платье, и оно, мягко шурша, соскользнуло вниз. Переступив через ворох шелка, Мейбл шагнула вперед, оставшись лишь в белоснежном кружевном белье и белых чулках с подвязками.

В немом восхищении Эрнест уставился на нее.

— Ну что же ты? — робко прошептала она. — Я твоя, возьми меня. Чего же ты ждешь? Или уже передумал? — В глазах ее снова блеснули слезы.

Ни слова не говоря, Эрнест притянул ее к себе. Он тяжело дышал.

Страстный поцелуй опалил ее уста, казалось, еще миг — и она растает в его руках подобно воску в пламени свечи. Огонь желания охватил обоих, и прошлое перестало существовать, ушло в небытие. Мейбл и сама не поняла, как очутилась в постели. Разум отказывался повиноваться ей. Она задыхалась, чувствуя на себе тяжелое тело Эрнеста и отвечая на жадные поцелуи. Водоворот страсти закружил Мейбл, и последние сомнения оставили ее.

Эрнест сорвал с себя одежду и нетерпеливо приспустил бретельки ее бюстгальтера, словно спрашивая разрешения на дальнейшее. Глаза Мейбл молили его о любви…

И их тела сплелись, дыхание смешалось. Эрнест становился все смелее и смелее в своих ласках. Приподнявшись над Мейбл, он окинул взглядом нежные округлости ее грудей, плоский живот, бедра совершенных очертаний и светлый пушок между ними…

— Как ты прекрасна, дорогая, — выдохнул Эрнест, не скрывая восхищения.

Он гладил и ласкал ее, возбуждая все сильнее и сильнее. От прикосновений его сильных, но бесконечно нежных рук тело Мейбл трепетало. Он покрывал поцелуями ее шею, грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже… И вот перед глазами Мейбл все поплыло, и она, сладострастно изогнувшись, застонала.

— Мейбл, милая, — выдохнул он. — Ну, скажи, что хочешь меня!

На мгновение приоткрыв глаза, она увидела изменившееся от страсти лицо Эрнеста с упавшими на лоб спутанными волосами. Широкие плечи возлюбленного заслонили от нее окружающий мир.

— Да, хочу, — прошептала Мейбл и в подтверждение своих слов прижалась к нему всем телом.

Он прильнул к ее губам, как человек, умирающий от жажды, к источнику. Затем чуть-чуть приподнялся и одним мощным толчком вошел в нее.

Мейбл задохнулась. Конечно, она читала соответствующую литературу и знала, как все происходит, но книжные знания не смогли подготовить ее к внезапному переходу от неземного наслаждения к резкой боли…

Эрнест замер и уставился в ее напряженное, побледневшее лицо.

— Господи, не верю, — пробормотал он. — О Боже, этого не может быть…

В голосе Эрнеста ей почудились с трудом скрываемые гнев и раздражение. Но на кого он рассердился — на нее или на себя?

— Так ты девственница! Мейбл, дорогая, почему ты мне не сказала?