Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уверяю вас, вы будете довольны тем, что я оставлю здесь, – подбодрил Робинсона Корки. – А также и некоторые из моих друзей, если я дам им рекомендации…
Это было последней каплей, и честный надзиратель мгновенно проникся не только уважением, но и самой искренней любовью к великолепному и щедрому лорду, заранее согласному платить ту сумму, которую назовет Уильям Робинсон. А уж он, будьте уверены, готов жизнь положить на ниве удовлетворения малейшей прихоти такого высокородного, такого…
– Да, да, да! – отмахнулся от захлебнувшегося восторгом надзирателя Корки и намекнул, что не прочь бы уже взглянуть на знаменитую узницу.
Робинсон вызвался лично проводить Корки к указанной особе. Надзиратель откровенно предупредил, что с непривычки лорда может несколько… поразить обстановка в камерах.
Преступники – дикий, по большей части неотесанный народ… Это не высокопоставленные (платежеспособные) узники, как, например, майор Бемарди, изволивший проживать в славных стенах Ньюгейта уже тридцать шестой год и приживший за это время десятерых отличных ребят от второй жены.
О том, что вышеозначенный джентльмен платит за чудесный вид на Пресс-Ярд, открывающийся из комнаты, являвшейся частью квартиры самого Робинсона, по двадцать гиней одиннадцать шиллингов еженедельно плюс десять шиллингов в неделю за мебель, добросовестный служака скромно умолчал.
Не предпочтет ли лорд посетить майора? Весьма поучительная беседа, вероятно, получится между двумя такими высокородными господами, да и идти надо не в пример ближе и значительно более чистыми коридорами.
Вежливо отказавшись от столь заманчивого предложения, Корки добился-таки того, чтобы Робинсон бросил исполненный неподдельной печали взгляд на обеденный стол, где остывали жареная говядина, смешанное рагу из крольчатины с ягнятиной и восхитительный олений пирог.
Впрочем, ведь все это можно включить в счет, который надзиратель собирался предъявить любопытствующему джентльмену.
Обменявшись последними заверениями в уважении и доскональном соблюдении всех местных правил, они, наконец, тронулись в путь.
Выйдя из личных апартаментов надзирателя, молодой человек едва удержался от рвотного позыва – так невыносим был смрад, ударивший в нос густой серной волной. Прижав надушенный платок к лицу, он не сдержал гримасы крайнего отвращения.
Корки был просто ошеломлен оглушительным шумом, который производили сотни обитателей самой страшной тюрьмы Лондона.
Заключенные толпились повсюду, гремя кандалами, распевая пьяные песни. Спиртное по грабительским ценам можно было приобрести в местном баре, весь доход которого поступал в руки надзирателя.
Больные бредили, сумасшедшие дико смеялись. Удушающий едкий запах немытых тел смешивался с табачным дымом и скапливался в темных камерах и коридорах.
Привычный к этим миазмам, а скорее счастливо лишенный обоняния вследствие той же травмы, из-за которой потерял глаз, Робинсон, полновластный хозяин этой клоаки, шествовал знакомыми ему лабиринтами между забитыми камерами с видом торжественным и важным, оглядывая свои владения и подданных.
Отвратительный проводник по этим полям скорби уже заслужил презрение и ненависть Корки, но еще наивно надеялся потрясти лорда своей безграничной властью над здешними обитателями.
Корки чувствовал скорее, чем слышал, как под ногами хрустят раздавленные вши и тараканы. В газетах писали, что сыпной тиф был здесь обычным делом и еще до исполнения наказания уносил многие жизни.
В душе попрощавшись с великолепным костюмом, Корки следовал за Робинсоном, освобождая себе путь, тростью отодвигая грязное рванье, служившее арестантам постелями.
Наконец они пришли на женскую половину, положение в которой было ничуть не лучше. Осматривая камеры в поисках Бетти, Корки все не верил, что она находится в этом месте. Но тут посетитель услышал свое имя.
Обернувшись на зов, он попытался разглядеть в общей массе растрепанных, оборванных существ свою знакомую и не увидел ее до тех пор, пока она не упала к его ногам, с трудом пробравшись сквозь теснившихся преступниц.
– Я здесь, здесь! – Больше она не в силах была ничего произнести и лишилась чувств.
– Я могу отвести вас в уголок почище, ваша… светлость. Отдельных камер здесь нет, но там все же немного тише, – предложил Робинсон, ногой проверяя, не притворяется ли чертовка.
– Был бы весьма признателен вам, мистер Робинсон, – холодно ответил Корки и, не оборачиваясь на служителей, поднявших Бетти на руки, двинулся вслед за своим провожатым.
Оказавшись в обещанном месте, действительно более спокойном, но все же не уединенном, Корки дождался, пока тюремные смотрители принесут бесчувственную Бетти и положат ее на скамью.
Робинсон же отвернулся, сделав вид, что не собирается слушать. Наконец Бетти пришла в себя.
– Добрый день, любезная, – холодным тоном проговорил Корки. – Как же ты дошла до этого?
– Ах, сударь… – начала слабым голосом Бетти, но Корки высокомерно прервал ее:
– Называй меня милордом, женщина.
– Милорд, меня, честную женщину, бедную вдову, оболгали и по ложному доносу поместили сюда…
– Не лги, мерзавка! – не удержавшись, тут же встрял Робинсон. – Тебя взяли с поличным, когда ты украла из лавки два отреза шелка! И это еще не все, что вменяется тебе. Уже обратились несколько добропорядочных и даже высокородных господ, узнавших в тебе, презренная, обокравшую их наглую воровку.
– Довольно, мистер Робинсон, – скучающим тоном прервал кипящего праведным гневом надзирателя Корки. – Здесь мне невыносимо беседовать с этой дамой. Прошу вас выделить ей отдельное помещение, предоставить уход, чистую одежду и хорошую еду. Я вернусь сегодня вечером и продолжу беседу. Судьба этой особы меня чрезвычайно заинтересовала.
– Но, милорд, – опешил надзиратель, – отдельные камеры не выделяются даже осужденным перед смертной казнью…
– Надеюсь, это может послужить достаточным оправданием для исключения? – заметил Корки, вынимая из кармана кошелек с заманчиво зазвеневшим золотом.
– Ах, милорд!.. – Робинсон задохнулся от восторга. Он и не мечтал о такой прибыли с этой заключенной, которой не хватило денег даже расплатиться с сокамерницами. Как новенькая, она должна была выложить штрафных семнадцать шиллингов. Не избежать бы ей сегодня же вечером Танжера, где она подверглась бы жесточайшему обращению, побоям и унижениям! Хотя была еще одна возможность для такой статной и красивой барышни. Можно было сдать ее за деньги в мужскую камеру. Но сделать это никогда не поздно. – Непременно, милорд, тотчас же, милорд!
Не слушая его, Корки стремительно направился к выходу. Прочь из этого хаоса, подальше от этой мерзости, в дымный воздух Лондона, улицы которого хоть и были покрыты слоем грязи, но человеческое уродство не так бесстыдно открывалось взору и не были столь неприкрытыми язвы гуманного общества.
Глава 4
Тщательно исследовав телефонный справочник, Куки так и не нашла в нем сержанта, занимавшегося делом Снежной Королевы. Зато наткнулась на адрес и телефон журналистки Стэйси Дэннис, проживавшей с мужем на ферме в пяти милях от города.
Полчаса беспрестанно набирая номер, Куки пыталась дозвониться, но трубку никто не брал. Конечно, дома никого нет. Это же ясно. Но, с другой стороны, возможно, они вышли и не слышат телефон. Надо ехать.
«Даже если Стэйси Дэннис действительно нет дома, я все равно могу кое-что выяснить. Многие держат старые архивы у себя дома». – Куки даже знала, где именно.
Захватив мастер-ключ, купленный ею в Лондоне у сомнительных типов и неоднократно уже сослуживший ей службу, она собралась в дорогу.
Разыскав ключи от машины, Куки открыла гараж и вывела старенькую, покрытую слоем пыли машину отца. Его самого дома не оказалось, поэтому спрашивать разрешения было не у кого. И она с чистой совестью поехала по побережью к западу от города.
В приемнике намертво была установлена волна, передававшая хиты шестидесятых. Устав бороться с ручкой поиска каналов, Куки смирилась и стала подпевать: «She’s not there…» [31]. Девушка сначала не заметила, как проехала указатель с названием фермы, которую искала.
Поскрипев тормозами, сдавая назад, она свернула с шоссе на грунтовую дорогу и уже через несколько минут остановила машину перед бревном на цепи, загораживавшим проезд.
К бревну была прибита табличка с надписью «Частная собственность», поэтому Куки вылезла из машины и, даже не вынув ключ из замка зажигания, пошла дальше пешком.
Дорога раскисла от обильных дождей, и в глубоких колеях сверкали на солнце лужи. Порадовавшись, что догадалась надеть резиновые сапоги, Куки, весело чавкая размокшей землей и продолжая по инерции напевать под нос, замечательно прогулялась по свежему морскому воздуху четверть мили.