Мир, в котором я исчез (Сборник) - Анатолий Днепров

— Один-один-один-ноль, — сообщил я девушке впереди себя.

Не прошло и минуты, как ко мне прибыло еще одно двоичное число и я снова передал его вперед.

Движения среди игроков становились все более и более оживленными. Примерно через час после начала все поле начало непрерывно колыхаться, воздух наполнился однообразными, но разноголосыми выкриками: «один-один… ноль-ноль… ноль-один…» А числа все бежали и бежали вдоль шеренг и колон игроков… Теперь они уже наступали из разных концов, и совершенно были потеряны начало и конец этой странной игры, в которой никто ничего не понимал, ожидая парадоксального окончания, обещанного профессором Зарубиным.

На левом фланге всего построения находился Иван Клочко с тетрадью и карандашом. Я видел, как угловой игрок иногда наклонялся к нему и он что-то записывал с его слов.

По истечении двух часов все изрядно устали: кто сел, кто лег. Среди молодежи начали завязываться самые различные, не относящиеся к игре разговоры, которые прерывались на секунду только тогда, когда вдруг откуда-то сообщалось число, с которым необходимые операции теперь производились быстро, механически, и результат сообщался дальше.

К исходу третьего часа через меня прошло не менее семидесяти чисел.

— Когда же кончится эта арифметика, — с глубоким вздохом произнесла студентка Саратовского университета. Это она принимала от меня числовую эстафету и передавала ее то вправо, то влево, то вперед.

— Действительно, не очень веселая игра, — заметил я.

— Потерянное воскресенье, — ворчала она.

Было очень жарко, и она то и дело поворачивала красное злое личико к северной трибуне, где стоял Зарубин. Глядя в блокнот, он диктовал числа «начинающему», Альберту Сагирову.

— Еще час, — сказал я уныло, глянув на часы, — ноль-ноль-один-ноль!

— Один-ноль-ноль-один, — проворчала моя напарница соседу справа. — Знаете, я не выдержу…

— Уходить нельзя! Ноль-ноль-один-один!

— Один-один-один-ноль! А ну их к дьяволу! Право, я потихоньку уйду. У меня начинает кружиться голова…

И не говоря ни слова, она поднялась и пошла по направлению к западной трибуне, к выходу.

— Один-ноль-один-ноль, — услышал я сзади.

«Кому же теперь передавать?» — задумался я. И так как никакого выхода у меня не было, я сообщил это число парню, который сидел слева от исчезнувшей студентки.

К концу игры через меня прошло еще пять чисел. Примерно минут через пятнадцать после этого раздался голос Зарубина:

— Игра окончена. Можно расходиться…

Мы поднялись на ноги и в недоумении стали смотреть на центральную трибуну. Затем все заговорили, замахали руками, выражая и словами и жестами неподдельную досаду.

— К чему все это? Чепуха какая-то! Вроде игры в «испорченный телефон»! А кто победитель? И вообще, в чем смысл игры?

Как бы угадав все эти вопросы, Зарубин веселым голосом сообщил:

— Результаты игры будут объявлены завтра утром, в актовом зале Университета…

На следующий день мы собрались в актовом зале Университета для обсуждения последнего и самого интересного вопроса нашего съезда: «Думают ли математические машины?». До этого в общежитии и в многочисленных аудиториях участники съезда горячо обсуждали этот вопрос, причем единого мнения на этот счет не было.

— Это все равно, что спросить, думаешь ли ты! — горячился мой сосед, «заядлый кибернетист» Антон Головин. — Как я могу узнать, думаешь ты или нет?

А разве ты можешь узнать, думаю ли я? Мы просто из вежливости пришли к соглашению, что каждый из нас может думать. А если на вещи посмотреть объективно, то единственные признаки, по которым можно судить о мыслительных функциях человека, — это как он решает различные логические и математические задачи. Но и машина их может решать!

— Машина их может решать потому, что ты заставил ее это делать.

— Чепуха! Машину можно устроить так, что она сможет решать задачи по собственной инициативе. Например, вставить в нее часы и запрограммировать ее работу так, что по утрам она будет решать дифференциальные уравнения, днем писать стихи, а вечером редактировать французские романы!

— В том-то и дело, что ее нужно запрограммировать!

— А ты? Разве ты не запрограммирован? Подумай хорошенько! Разве ты живешь без программы?

— Я ее составил себе сам.

— Во-первых, сомневаюсь, а во-вторых, большая машина тоже может составлять для себя программы.

— Тс-с-с… — зашипели на нас со всех сторон.

В актовом зале водворилась тишина. За столом президиума появился профессор Зарубин. Он посмотрел на собравшихся с задорной улыбкой. Положив перед собой блокнот, он сказал:

— Товарищи, у меня есть к вам всего два вопроса. Ответы на них будут иметь непосредственное отношение к заключительному этапу нашей работы.

Мы напряженно ждали его вопросов.

— Первый вопрос. Кто понял, чем мы вчера занимались на стадионе?

По аудитории пронесся гул. Послышались выкрики: «Проверка внимания…» «Проверка надежности двоичного кода…» «Игра в отгадывание…»

— Так, ясно. Вы не представляете, чем мы вчера занимались. Вопрос второй. Кто из вас знает португальский язык, прошу поднять руку.

Это было уж слишком неожиданно!

После секундного молчания все полторы тысячи человек грохнули от смеха. Ну, конечно, никто из нас не знал португальского языка. Английский, немецкий, французский, — это куда ни шло, а португальский!..

Гул и смех долго не умолкали. Смеялся и Зарубин. Затем он потряс в воздухе блокнотом и, когда аудитория умолкла, он медленно прочитал:

«Os maiores resultados sao produzidos рог — pequenos mas continues esforcos».

Это — португальская фраза. Вряд ли вы сумеете догадаться, что она значит. И тем не менее именно вы вчера перевели ее на русский язык. Вот ваш перевод: «Величайшие результаты достигаются небольшими, но постоянными усидрмки».

Обратите внимание. Последнее слово бессмысленно. В конце игры кто-то ушел с поля или нарушил правила. Вместо него должно быть «усилиями».

«Это моя соседка из Саратова!» — пронеслось у меня в мозгу.

— Это не может быть! — крикнул кто-то из зала. Нельзя выполнить то, чего не знаешь или не понимаешь!

— Aга! Это как раз то, чего я ожидал, — сказал Зарубин. — Это уже почти решение вопроса, стоящего сегодня на повестке дня. Чтобы вы не мучились в догадках, я объясню вам, в чем был смысл игры. Коротко — мы играли в счетно-решающую машину. Каждый из участников выполнял роль либо ячейки памяти, либо сумматора, либо линии задержки, либо обычного реле…

По мере того как говорил профессор Зарубин, в зале нарастал гул, говор, галдеж, потому что все вдруг осознали, какую роль они выполняли на стадионе. Восторг и возбуждение дошли до такой точки, когда голоса Зарубина уже нельзя было расслышать, потому что полторы тысячи человек говорили одновременно. Профессор замолк и с восхищением смотрел на сотни возбужденных молодых лиц, математиков, которым не нужно было объяснять два раза.