Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду - Александр Ильич Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что Вишневецкий? — спросил Василий шёпотом.
— Князь Константин воспротивился сему. Да токмо по той причине, что не усмотрел действий русских приближённых царя, и сказал ему о сём: «Ты, государь, и свои руки приложи к экзекуции, своих людей пошли снимать боярские головы». — «О князь, не горюй, — ответил самозваный. — Мои люди в стороне не останутся. Я одену их в немецкие кафтаны, и поведут их славные воеводы, князья Мосальский и Скопин, а ещё сотник Микулин. То-то будет гульбище», — закончил самозваный. — Михаил вытер рукавом кафтана пот с лица.
— Господи Всевышний, почему не покараешь Иуду? Услышь глас истинных детей твоих, сожги изменников в геенне огненной! — истово помолился Шуйский и снова потребовал: — Говори, сын мой!
— Дале всё было просто: самозваный похвалялся прежними своими смелыми действиями, имевшими успех, а Вишневецкий потребовал ответа на свой вопрос: а что же будет в тот день в Москве? И самозваный сказал, что, после того как побьют знатных бояр, князей и дворян, он лишит голов всех детей боярских, сотников и стрельцов, торговых и ремесленных людишек, кои встанут за них. «А совершив очищение, — сказал самозваный, — я тотчас повелю ставить римские костёлы, в церквах же русских петь не велю — и совершу всё, на чём присягал папе, и кардиналам, и арцибискупам, и бискупам, и как написал под клятвою в записи своей воеводе сандомирскому». — Михаил замолчал, а после долгой паузы добавил: — С тем я и ушёл от самозваного, потому как за себя испугался, саблей уже играл.
— И хорошо сделал, что ушёл, — заметил Василий.
Дядя и племянник минуту-другую посидели молча. Потом князь Василий опустился на колени перед образом Спаса и стал молиться:
— Господи Всевышний, дай мне сил, дабы извести ехидну-василиска с земли Русской и корни его, где есть, уничтожить. Господи, не казни меня ране супостата, дай послужить обманутой России.
И князь Михаил не засиделся за столом в сей клятвенный миг, но опустился рядом с князем Василием, стал креститься и склонил голову перед образом, прошептал: «Боже, спаси и сохрани нас!»
Таинственное моление двух истинно русских людей несло тот высокий божественный смысл, какой во все времена предшествовал подвигу россиян. Теперь они не выпустят из рук меч, пока не исполнят клятвы. И никто из них не пощадит жизни ради очищения России от скверны, порождённой самозванством, от иноземцев, нахлынувших на Русь за лёгкой добычей. «Господи Всевышний, не дай мне свернуть с пути, казни меня, ежели я пошатнусь», — продолжал князь Василий. «Боже, спаси и сохрани нас», — повторял князь Михаил.
Потом оба князя дружно встали и молча, сознавая ответственность своих шагов, покинули камору и подвал. Дел у них было невпроворот, а до набатного звона колоколов над Москвой, над Россией оставалось семь дней — седмица, накалённая добела.
Князь Василий Шуйский никогда не считал себя героем, он даже иногда был робок. Но дважды его приговаривали к смерти, как главу заговорщиков, он прошёл через испытания, знал, что такое пытка, однако же, готов был ко всему в третий раз. Да верил, что быть ему победителем в борьбе за святое дело народной свободы, во благо матушки России.
В прежних-то заговорах он искал себе корысти: то Бориса Годунова хотел затоптать ногами, то вот совсем недавно, всего год назад, думал самозваного опередить и, после того как был убит царь Фёдор Годунов, захватить опустевший Мономахов трон. Да не удалось, потому что не нашёл пособников своему дерзкому, но не бескорыстному замыслу.
Теперь корысти в действиях Шуйского не проявлялось. Его побуждал долг. Князь Василий Шуйский не склонил головы перед Лжедмитрием, как это сделал боярин первой величины князь Фёдор Мстиславский. Шуйский весь прошедший год супротивничал самозванцу. И теперь решился на заговор, дабы свергнуть Лжедмитрия с престола ради спасения сотен, а может, тысяч лучших людей всей державы, не присягнувших самозваному царю, но оставшихся верными сынами России.
Время подхлёстывало. И каждый потерянный день грозил порухой задуманному. Да не быть бы Василию Шуйскому уважаемым среди торгового и ремесленного люда, не получил бы он среди этих москвитян уважаемого звания князь Шубник, если бы не владел талантом выигрывать большие торговые сделки да плести хитроумные действа.
В большом роду Шуйских всякие чины были. Князья служили воеводами в Пскове, в Новгороде, наместниками в Великом Устюге и Усолье. У Василия Шуйского было много родни и друзей среди дворянства северных областей. Да знали в Москве многие, что Шуйский-шубник тайно держал приставов, а ещё были у него свои городовые, кои на многих улицах порядок держали. Говорили, что князь устроил их из своих приписанных к вотчинам крестьян и вместе с приставами расселил их в Земляном городе и в Белом городе, покупая им избы. Были у Шуйского и такие служилые, коим снимал он дома в Китай-городе близ Кремля.
Всю эту рать и решил поднять князь Василий против Лжедмитрия. Ещё повести за собой всё духовенство, недовольное нахлынувшими в Москву иезуитами, всех торговых людей, притесняемых непомерными поборами мыты. Князь Василий был уверен, что за ним пойдёт вся Москва, ежели сделает хороший почин да ударит в первую очередь по иноземцам. И время назначил князь для выступления удачное — на другой день после Мавры-молочницы и Тимофея-кислые-щи. Не все же знали счёт дням, но православные приметы да дни поминовения святых всем были ведомы, как «Отче наш». И передавали помощники Шуйского, что на Ирину-рассадницу выступать будет поздно: безголовые на коня не поднимутся. И всё шло по-задуманному, считал Василий Шуйский. Да вот церковь не освятила благой замысел.
— Никак нам нельзя без православного благословения, — сетовал князь Василий князю Михаилу, который все эти дни прятался-скрывался на подворье князей Шуйских. И Ксению Годунову у них же берег. И продолжал Василий печалиться: — И братец Иван запропал. Ни вестей от него нет о митрополите Гермогене, ни сам не является.
— Дядюшка, ты бы послал ещё гонцов за Гермогеном, — посоветовал князь Михаил. — Знать, какая-то поруха помешала Ивану вернуть владыку.
— Так и распоряжусь ноне же снарядить в дорогу кого-либо, — согласился князь Василий.
* * *
Митрополита Гермогена гнали в изначальное место, Казань, довольно медленно. Вначале весенние дороги ещё не установились и на них властвовала распутица. А потом, как князь Иван Шуйский догнал Гермогена
