У самого синего моря. Итальянский дневник - Наталья Осис

Наш друг, слегка поморщившись, свозил нас по нашей просьбе на площадь Святого Марка, подождал, пока Петька распугает всех голубей, и грустно сказал, что прямо здесь, за углом, он родился и вырос, и… можно, мы уже теперь куда-нибудь еще поедем? «Куда-нибудь еще» было просто восхитительным – и лагуна, и остров Бурано, где наш друг жил в маленьком беленом домике, и остров Мурано, где производят знаменитое венецианское стекло, да и сама Венеция, где все, что мы раньше мельком видели из недр марширующей толпы, предстало как бы совсем в другом измерении.

В другом измерении я вдруг увидела и саму жизнь в городе, где нет и не может быть машин. А что делать, когда от усталости валишься с ног и только и мечтаешь, что поймать такси и быстрее добраться домой? Гондолу нанимать? Если не жалко ста евро, то пожалуйста. Катер-такси, кстати, не дешевле. А как переезжать из одной квартиры в другую? А как… миллион вопросов крутилось у меня в голове, когда я случайно увидела здание городской больницы с огромным причалом вместо подъезда и десятком катеров «скорой помощи» у этого причала. Неужели все и вся надо перевозить по воде? Даже больных с острым приступом аппендицита? «Не понимаю, чему ты удивляешься, – несколько холодно сказал наш друг, – а как же еще больных перевозить, если не на катерах?» Действительно, как же еще?

Наверное, в Венеции нам просто повезло, ведь мы там были не совсем туристами: наш папа работал в Венеции больше месяца, а мы просто приехали его проведать и заодно посмотреть на праздник Redentore. Любопытный, кстати, праздник – не какой-нибудь там невнятный День города, а почти что второй акт пушкинского «Пира во время чумы»: каждое лето в третье воскресенье июля празднуется избавление города от чумы 1575–1577 годов, которая унесла больше трети жителей города. И пока патриарх Венеции (таков, в силу исторических причин, официальный титул венецианского кардинала) благословляет праздник и приносит благодарности за спасение у церкви Реденторе, что как раз и значит Спаситель, венецианцы не спеша расставляют вина и закуски, а потом несколько часов подряд пьют и танцуют на набережной острова Джудекка, где церковь расположена, освещаемые многочисленными фонариками. Многие выпивают и танцуют прямо в лодках. А отдельные счастливчики могут принести и установить согласно специальной разметке стол прямо на набережной, смотреть на салют, пардон, пиротехнический спектакль со всем комфортом.

Сандро был приглашен своими венецианскими коллегами разделить с ними стол в двадцати метрах от ступенек церкви Реденторе, что, как я понимаю, очень круто. Собственно, Сандро нас и зазвал в Венецию именно потому, что получил это приглашение. Праздник оправдал наши ожидания, пиротехнический спектакль был не только зрелищным, но и очень долгим, так что стулья, вино и закуски оказались совсем не лишними. А когда Пете надоели разговоры про театр, мы с ним спокойно прогулялись по набережным. Туристы уже спешили обратно в свои гостиницы и штурмовали понтонный мост, специально наведенный для праздника через Канале делла Джудекка, а мы шли и шли сначала вдоль канала, потом вышли к лагуне и все время по дороге видели ровные ряды разномастных столов и стульев, гирлянды огней, свечки в стеклянных стаканчиках и итальянцев – таких, какими они, наверное, были до того, как туристический бизнес принял размах природной катастрофы: веселых, пьющих вино, поющих песни, танцующих вместе с детьми на каменной мостовой, обнимающих смеющихся женщин в широких юбках… Не знаю, что я из этого увидела на самом деле, а что мне только привиделось. Но это как раз было не важно, важно было то, что после этого праздника совсем несложно было поверить, что кроме Венеции сувенирной, Венеции бутафорской, Венеции туристической есть Венеция настоящая, и мы уже примерно знали, с какой стороны к ней можно подступиться.

Сандро часто говорит, что меня подводят мои ожидания и предвкушения. Наверное, это правда, я сама не люблю оказываться в положении, когда нужно оправдывать чьи-то ожидания. Но можно ли ехать впервые в Рим, в Венецию или в Лондон и начинать знакомство с ними с чистого листа, без ожиданий и предвкушений? Я бы и рада, только откуда взять этот чистый лист, если он давно уже вдоль и поперек исписан? Впрочем, с одним городом мне в этом смысле повезло – с Турином.

В Турин мы собрались очень неожиданно, вышли однажды из дома, не могли решить, в какую сторону идти гулять, пошли на вокзал – и уже через два часа гуляли по Турину. Я аккуратно несла свое огромное брюхо с Машкой, Сандро вел и подталкивал Петьку, поминутно отлепляя его то от витрин, то от канализационных решеток, мы фотографировались втроем в кабинках мгновенных фотографий, требовали соленых огурцов в самом элегантном кафе и мало думали о культуре. Что-то нам папа рассказывал про театры, в которых он работал, что-то нам рассказывал Петька о занимавших его тогда сверхновых и черных дырах – словом, шли мы куда глаза глядят и болтали по дороге. И только через несколько часов я осознала, что город, по которому мы гуляем, мне нравится, и еще как нравится – столько было достоинства в его спокойном величии. «Странный город, – подумала я вслух, – похож на покинутую имперскую столицу». – «Так он и был имперской столицей», – удивился моему невежеству Сандро. И прочитал нам с Петрухой небольшую лекцию об итальянском Рисорджименто. Было мне ужасно стыдно. Жить в Генуе, откуда Гарибальди отправился на Сицилию со своей знаменитой Тысячей, раскрашивать красные гарибальдийские рубашки в Петькиных домашних заданиях, а в Турине не сложить два плюс два… Но я действительно совсем не помнила, что первой столицей объединенной Италии был именно Турин! Достаточно было подумать хоть чуть-чуть, и можно было бы догадаться. А я без единой мысли ходила по незнакомому городу – как плохой актер в новых декорациях. Значит, и вправду где-то во мне обретается некий Хлестаков со своим мелким хвастовством, глубоким невежеством и жаждой панибратства. Вот тебе и брат Пушкин! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

В оправдание себе могу лишь сказать, что вся нежность и даже интимность моих нынешних отношений с Турином (куда я теперь приезжаю достаточно часто) никак не мешает почтительному благоговению. А мое невежество, мне кажется, Турин мне простил, ибо ни в одном другом городе Италии я не чувствую себя так хорошо, как в нем. Если не считать Генуи, конечно.

Больяско,

где мне открылась вся красота мира

И было нам счастье, то есть немного свободного времени, немного солнца, немного хлеба, сыра и груш, были с нами дети, получившие наконец возможность трогать, ковырять и пробовать на зуб все, что им попадется, и вокруг нас не было никого – только море и теплые, шершавые скалы. Бухта, желтые, красные, оранжевые дома, пальмы, сиреневые цветы, море, горы, небо, солнце. Пейзаж на самом деле самый заурядный для Лигурии; езды – полчаса от Генуи (то есть ближе, чем из центра Москвы в Новые Черемушки); местечко рыбацкое, ничем не примечательное, называется Больяско. Я, правда, всегда говорю: Больяско-где-мне-открылась-вся-красота-мира. Генуэзцы надо мной смеются. Сами они, когда у них выдается свободная минута, отправляются на променад в Нерви, знаменитый своими садами и живописной изогнутой прогулочной дорожкой вдоль моря. Рейсовые пароходики и круизные корабли везут пассажиров к главной для лигурийской Ривьеры точке паломничества – городку Портофино. Туристы-знатоки, охочие до местного колорита, обычно ездят в Чинкве-Терре – Пять Земель – пять малюсеньких очень красивых городков, втиснутых между скалами и морем вплотную друг к другу. Один из этих городков – Монте-Россо – я однажды с удивлением опознала в пазле, который собирал целый месяц наш дачный сосед. Картинка так ему понравилась, что, собрав пазл, он аккуратно закрепил его на картонном листе, соорудил рамочку и повесил у себя на веранде. И только здесь, среди зыбкой тени яблоневых веток, старомодных обоев и довоенной мебели, я вдруг поняла, что и Монте-Россо хорош, жаль только, что я его уже не могу увидеть глазами нашего дачного соседа или, на худой конец, в подзорную трубу из открытого моря. И что даже теперь, глядя на такую милую картинку, я уже не могу представить себе это прелестное местечко без бледноногих американских туристов, длинных рядов палаток, в которых продаются одни и те же китайские шлепанцы и парео, оберток от мороженого «Альгида» на мостовой и стандартных открыток с теми самыми видами, что на давешнем соседском пазле, – на каждом углу.

Пейзажи в Лигурии хороши почти везде. И везде в них проступают типичные черты – суровые скалы над морем, мрачноватые долины, больше похожие на расщелины, узкие полоски террасного земледелия среди темной зелени гор, и – как солнечные зайчики – маленькие клочки прибрежной земли, утыканные разноцветными домиками. Между горами и морем петляет древняя римская дорога Аурелия. Иногда она становится современной дорогой с асфальтом и светофорами, иногда превращается в узкий боковой переулок, иногда – в мощенную крупными замшелыми камнями пешеходную тропу, увенчанную горбатым римским мостом.