Таро Бафомета - Андрей Николаев

-- Ты уверен, что он заинтересуется? - наконец спросил Леонид.

-- Думаю, что заинтересуется.

-- Что именно ты хочешь предложить и причем здесь я, ты ведь и сам с ним знаком.

-- Не по рангу мне теперь с Михаилом Максимовичем общаться, усмехнулся Корсаков, - другое дело - ты. Известный живописец, живой классик...

-- Ну ладно, ты уж совсем-то... - заскромничал Леня, - давай, дело говори.

-- Говорю дело: есть коньячок. Старинный коньячок, французский.

-- Ага, - буркнул Леня, - коньяк он может взять. Особенно, если начала двадцатого, или конца девятнадцатого века. Погоди, я ручку возьму, данные записать, - он пропал на несколько минут, - ничего не найдешь в этом бардаке. Все, диктуй.

-- Пиши, - как можно небрежней сказал Корсаков, - коньяк "Henessey", на этикетке фамильный герб рода Хенесси - рука с секирой, пробка сургучная, выдержка двадцать пять лет. Записал?

-- Записал, - деловито сказал Шестоперов, - все это хорошо, но главное - год производства. Год обозначен?

-- Обозначен, - успокоил его Игорь, - пиши: год производства... - он выдержал паузу, - одна тысяча семьсот девяносто третий.

-- Пишу, - повторил Леня, - одна тысяча... как? Что? Какой год? внезапно заволновался он, - ты трезвый, Игорек? Не шути святыми вещами!

-- Я не шучу, Леня. Год - тысяча семьсот девяносто третий. Год французской революции.

-- Так... так... - Шестоперов быстро терял способность к членораздельной речи, - Игорь, э-э... м-м... Вот! Игорь, сковырни пробку! В начале девятнадцатого века, а может и в восемнадцатом, бутылки с коньяком запечатывали помимо пробки и сургуча расплавленными золотыми луидорами.

Корсаков расковырял сургуч, в тусклом свете уличных фонарей блеснул желтый металл.

-- Если это не золото, то я не великий русский живописец, - заявил Корсаков, сдерживая ликование.

-- Так, я сейчас звоню Максимычу, - зачастил Леня, - а ты стой там и жди нас, все, пока.

-- Стой, - заорал Корсаков, - ты хоть спроси, где я.

-- Черт, действительно. Ты где?

-- Я у метро "Арбатская". Встречу вас на Гоголевском бульваре возле памятника Николаю Васильевичу. Через полчаса я туда подойду. Узнаешь меня по "стетсону". И главное - не задерживайся. Ты же знаешь, спиртное, даже раритетное, на Арбате долго не хранится.

-- Игорек, да я... пчелкой, птичкой, ракетой... Слушай, - внезапно опомнился Шестоперов, - а я что с этого буду иметь? Как посредник, а? Десять процентов от сделки...

-- Нет уж, дорогой, - категорично возразил Игорь, - пусть тебе банкир платит процент. Зря что ли ты его "Максимычем" зовешь.

-- Ладно, черт с тобой. Но кабак и девки с тебя.

-- Заметано, - с готовностью согласился Корсаков.

Игорь присел на скамейку во дворе в Филипповском переулке, недалеко от здания театра Новой Оперы. Полчаса можно было посидеть, подумать.

Постепенно радость от находки схлынула, оставляя множество вопросов так дождевая вода уходит в водосток, оставляя после себя окурки, спички, павшие листья. Если Трофимыч удержится, чтобы не позвать мужиков обмыть находку, то коньяк они продадут - в этом Игорь был уверен. Деньги никогда не помешают, а деньги должны быть немалые. Можно будет наконец снять студию, поработать нормально. Ирке деньжат подкинуть - алименты ведь Корсаков не платил: при разводе решили, что хватит с Ирины квартиры, которую он ей оставил. Нет, не предстоящая сделка с банкиром беспокоила его, а книги. Письмена, которые Игорь увидел, не давали ему покоя. Он постарался припомнить обстановку потайной комнаты: голые стены, бюро, стол, ящик с коньяком, книги, карты... карты! Корсаков пошарил по карманам, ага, вот они. Он достал плоский футляр, погладил пальцами глянцевую поверхность. У него была одна знакомая, потомственная колдунья, как она себя называла. Гадала она по хрустальному шару, по пеплу, и в том числе по картам Таро.

Игорь открыл футляр, вынул колоду и раскрыл карты веером. Нет, у гадалки карты были другие - с ярким рисунком, а эти выполнены в двух-трех цветах: серо-черном и фиолетовым, что ли? Корсаков вытянул одну карту, повернулся к свету, разглядывая рисунок. К камню прикованы обнаженные мужчина и женщина, а над ними, восседая на камне, расправил перепончатые крылья демон, или языческое божество. Что-то знакомое было в изображении нависшего над людьми чудища. Помнится, когда Игорь начинал свой цикл "Руны и Тела", он изучал скандинавские руны - футарк, еврейские письмена, египетские иероглифы, и тогда ему попался на глаза шифр тамплиеров. Точно! Этого демона почитали рыцари храма, несмотря на свою приверженность христианской религии, а может, именно поэтому. Бафомет, вот как его называют. Одно из имен или воплощений Люцифера, падшего ангела. И кажется франкмасоны - вольные каменщики, переняли многое от разгромленного ордена тамплиеров. Надо будет сходить к этой гадалке, как ее теперь зовут, Лиана, Вивиана?

Занятый своими мыслями, он не услышал приближающихся шагов и поэтому вздрогнул, когда услышал, что к нему обращаются.

-- Что за картинки? Порнушка?

Корсаков поднял голову. Рядом стоял Сергей Семенович Федоров участковый. Вид у него был помятый: фуражка криво сидела на круглой голове, плащ был распахнут, галстук торчал из нагрудного кармана.

-- Да вот, решил миниатюрой заняться, - сказал Корсаков, убирая карты в футляр и пряча его в карман.

-- Что, платят больше?

-- Платят меньше, но и расходов немного, - Игорь принюхался. От участкового крепко пахло спиртным, - празднуете что-то?

-- А что, только в праздник пьют? - вопросом на вопрос ответил Федоров, - с горя тоже принимают, и бывает покруче, чем с радости.

-- Что-то случилось?

-- А-а, - Федоров махнул рукой, присел рядом, - выпьешь со мной? Не могу один, а выпить надо, - участковый с надеждой посмотрел на Игоря.

-- Да я в завязке, Сергей Семенович, - попытался отказаться Корсаков.

-- Ну, хоть по пять грамм, а?

-- Если только по пять грамм, - согласился Игорь, проклиная свою интеллигентскую мягкотелость.

Федоров поставил на скамейку бутылку, в которой плескалось грамм сто пятьдесят водки, достал из кармана плаща два смятых пластиковых стаканчика и, расправив их, посмотрел на свет - не порвались ли.

-- У меня и закуска есть, - он вытащил пакет соленого арахиса, бросил на скамейку и разлил водку.

-- За что пьем? - спросил Корсаков.

-- За Родину-мать! - неожиданно рявкнул Федоров и опрокинул водку в рот.

-- Давно не пил за Родину, - пробормотал Игорь, осторожно выпил и, поставив стаканчик, прислушался к ощущениям. Вроде, водка прошла нормально.

-- Понимаешь какое дело, Игорек, - Федоров разорвал пакет с орешками и сунул в рот горсть, - собирают нас сегодня в отделении и зачитывают приказ: в составе сводного отряда ГУВД такие-то и такие-то направляются в Чечню. Два дня на сборы, мать их за ногу. Вот и я сподобился на пятом десятке бандюганов по горам ловить. Будто мне их здесь не хватает. А я "калашников" с самой армии в руках не держал - двадцать лет с лишним.