Рукоять меча - Элеонора Раткевич

Повторно Кэссин потерял сознание на десятом ударе… или на одиннадцатом? Голос он уже сорвал, и вопить было нечем. Дышать тоже было нечем. Да и незачем.

Тело Кэссина само вздрогнуло в ожидании нового удара. Но его слуха коснулся не свист плети, а тихий звук шагов. Кэссин с трудом повернул голову набок.

Гобэй закрывал стенной ящик. Увидев, что Кэссин смотрит на него, маг повелительно взглянул в ответ.

– Вставай! – коротко бросил он.

Прощен!

Кэссин не знал, отчего у него кружится голова – от боли или от радости. Ему было неимоверно трудно, но он все же исхитрился сесть, а потом и встать кое-как. Он пошатался и упал в лужу холодной розовой воды… розовой? Ну еще бы…

Гобэй брезгливым пинком переправил поближе к Кэссину сброшенную им одежду.

– Прибери за собой! – распорядился маг. – Развел здесь свинарник. Кэссин обвел комнату мутным взглядом. Розовая лужа вокруг него… и пол весь в розовых и бурых брызгах. Да, насвинячено изрядно.

– Да, господин Гобэй, – прошелестел Кэссин распухшими губами.

– Да, кэйри, – холодно поправил его Гобэй. Сердце у Кэссина едва не замерло от восторга. Он не только прощен, но и произведен в полноправные ученики!

– Да, кэйри, – послушно повторил он.

Поскольку вытирать пол ему было нечем, кроме собственной одежды, ею Кэссин и воспользовался. За время уборки он еще несколько раз терял сознание. Как он добрался до Шелковой комнаты, Кэссин не помнил, но, очевидно, как-то все же добрался, ибо окончательно очнулся не на полу в покоях Гобэя, а в своей постели.

Часть вторая

КЕНЕТ

Пролог

Вообще-то чинить дверь подобает хозяину дома, сочинять любовное послание в стихах пристало юному красавцу, а опытному воину, казалось бы, самим его образом жизни заповедано совершенствовать свое мастерство. Но тот, кто приходит в гости к молодому магу, должен быть готов ко всяким неожиданностям. Дверь поновлял не хозяин дома, а юный красавец Наоки, ибо хозяин дома в этот самый момент совершенствовался в воинских искусствах: великий маг Кенет, уцепившись при помощи стоп за здоровенную ветку, ритмично сгибался и разгибался, стараясь достать носом до колен. Чинить дверь даже и при помощи магии затруднительно, если висишь вверх ногами. Зато опытный воин Аканэ не проявлял ни малейшего стремления к нелегким воинским трудам: он мучился над стихотворной строкой любовного послания.

– Наоки, – тоскливо спросил он, – как лучше – «подобно цветку» или «уподобившись цветку»?

– Лучше сравни ее с чем-нибудь другим, – посоветовал Наоки. – Иначе твое послание ничем не будет отличаться от писем прочих поклонников. Да и не разбираешься ты в цветах…

– Ну и что? – возразил Аканэ. – Если так подумать, я только в своем ремесле и разбираюсь. Но ведь не могу же я написать, что она прекрасна, как солнечный луч на острие меча! На такое сравнение и обидеться можно!

– Не думаю, – ухмыльнулся Наоки.

– Вот вернется госпожа Аритэйни, у нее и спрошу, – проворчал Аканэ. – От тебя, зубоскала, все равно дельного совета не дождешься.

– У нас гости, – воззвал с ветки великий маг.

– Ну и что? – сухо ответил Аканэ, раздосадованный неудавшимися стихами.

– Но я ведь не могу принимать гостя в таком положении, – взмолился Кенет.

– Так слезай, – пожал плечами Аканэ.

Кенет вздохнул с явным облегчением, подтянулся, ухватился за ветку руками и спрыгнул.

И почти тут же на тропинке появился гость.

Все трое поклонились ему, как и положено кланяться наследнику престола. Его высочество Акейро ответил на их поклоны: Наоки он поклонился как доблестному вассалу, Кенету – как брату, а Аканэ – как учителю.

Надо же, как все меняется в мире! Когда-то Акейро был способен убить прикосновением пальца, но у него не хватило бы сил поднять тяжелый меч, а уж тем более пустить его в дело. В те времена Кенет и представить себе не смог бы умирающего от чахотки Акейро учеником Аканэ. Однако вот уже год прошел с тех пор, как Кенет сразился с могущественным черным магом и стер его не только с лица земли, но и из прошлого. Лик мира изменился не после битвы, а за восемьсот лет до нее, так что и битвы этой в известном смысле слова не было – во всяком случае, для Аканэ и Акейро. Они родились и жили в другом мире и стали во многом другими людьми. И этот новый Акейро, разумеется, был учеником Аканэ, и суровая выучка у опытного воина была ему нипочем – здоровье у его высочества было поистине железное. Год уже минул с тех пор, а Кенет все еще не в силах привыкнуть к тому, что не только настоящее, но и прошлое его высокородного побратима было совсем иным.

Сразу после обмена приветствиями Акейро перешел к делу.

– Ты мне нужен, – заявил он без обиняков молодому магу.

Пожалуй, Кенет никогда не сможет к этому привыкнуть! Тот, прежний, Акейро знал, что обречен, и не дозволял себе любить и быть любимым. Он понимал, что срок жизни ему отпущен недолгий, и не хотел, чтобы кто-то привязался к нему лишь для того, чтобы вскоре оплакать. Ожидание смерти одело его прочной ледяной броней. С уст Акейро никогда не слетало легкое дружеское «ты», и Кенет едва не вздрагивал от неожиданности всякий раз, когда улыбающиеся губы этого другого Акейро произносили это слово. За минувший год Кенет так и не привык и вряд ли когда-нибудь привыкнет.

Хотя кое-что в этом непривычном молодом воине осталось и от прежнего Акейро. И в первую очередь – спокойная неколебимая властность, прозвучавшая в голосе нежданного гостя. Вот в этом Акейро не изменился нимало. И ведь не скажешь, что Акейро создан для власти. Скорее уж наоборот – это власть появилась на свет, чтобы когда-нибудь попасть в его надежные уверенные руки. Иначе и не скажешь. Человек, созданный для власти, почувствовав нужду в ком-то из своих подданных, послал бы за ним гонца, пусть даже и с почетным эскортом – и не важно, что этот подданный приходится ему побратимом. Человек, для которого создана власть, приходит к нему сам. Акейро сам пришел к Кенету.

Но если уж пришел, значит, Кенет ему действительно нужен и нужда у его высочества отнюдь не пустяковая. Не такой у Акейро характер, чтобы беспокоить людей по пустякам или беспокоиться самому.

– Нужен как маг или как воин? – уточнил Кенет.

– Трудно сказать. – Акейро сел на огромный пень, жестом указав Кенету на место рядом с собой. – Лучше я тебе расскажу все как есть, а ты уж сам решай.

Кенет тоже сел на пень и кивнул в знак того, что внимательно слушает: раболепных заверений вроде «я весь обратился в слух, мой господин» Акейро терпеть не мог – ни в прежней действительности, ни в новой.

– Ты ведь слышал о его светлости Юкенне, – полувопросительно произнес Акейро, краешком глаза наблюдая, как поодаль Аканэ и Наоки яростно спорят шепотом над неоконченным письмом.