Алиби с того света - Алексей Макеев

День был солнечный, хотя и холодный. Но в этих стенах любой свет ощущается как тепло, даже исходящий от обычной лампочки. А уж солнечный и подавно.

Калачев с заведенными за спину руками вошел в комнату и остановился, не поднимая глаз. Контролер отдал честь и вопросительно посмотрел на Гурова. Дождавшись кивка, он вышел в коридор и с грохотом закрыл за собой железную дверь.

– Садись, Калач, не стесняйся, – велел Коюшев, стоявший у стены под окном со сложенными на груди руками. – Это теперь твое естественное состояние, причем весьма надолго. Ты уже сидишь во всех смыслах, эти дни тебе зачтутся после приговора. Таково наше законодательство.

Калачев разлепил руки, по-стариковски шаркая ногами, подошел к стулу, привинченному к полу, и уселся на него. Он наклонился, положил локти на колени и сцепил пальцы в замок. Калачев продолжал смотреть в пол перед собой.

– Почему молчишь на допросах? – спросил Гуров. – Чего ты этим хочешь добиться?

Калачев даже не шевельнулся. Только хмуро сведенные брови напряглись еще больше, как будто человек хотел ими прикрыться от всего света. Сыщики переглянулись. Оба понимали, что Калачев молчит не просто так. Это не бравада матерого уголовника перед служителями закона, не поза. Калачев никогда не сидел, и для него зона далеко не дом родной. Раскаяние? Чувство вины перед кем-то, понимание, что его жизнь теперь перечеркнута напрочь? Надо было выводить его из этого состояния, но прежде понять, в чем же причина.

Следователь пока ничего по этому поводу не сказал, лишь констатировал нежелание подозреваемого разговаривать и все. Его можно понять, у него десятки дел, и нянчиться с каждым ему просто некогда.

У него пока нет доказательств, что гражданин Калачев причастен к каким-то преступлениям. Он пока может предъявить гражданину Калачеву только незаконное хранение боевого оружия.

Можно, конечно, обвинить его еще и в том, что он взял заложника. Но для этого нужны свидетельские показания, а их пока могли дать только сотрудники полиции. Опера пытались выявить очевидцев того, что произошло в подземном переходе, но…

«Но Калачев всех этих проблем не знает, – подумал Лев Иванович. – Он, видимо, пребывает в состоянии подавленности как раз из-за того, что думает, будто полиция все знает. Его задержание является следствием именно ее хорошей осведомленности. Это мнение Калачева надо поддерживать обязательно».

– Слушай, Паша!.. – Гуров хотел было пододвинуть стул поближе к задержанному, но вспомнил, что все стулья и стол в этой комнате намертво привинчены к полу.

Тогда он уселся на край стола и заявил:

– Ты почему молчишь? Кажется, там, в переходе, я тебе все довольно хорошо объяснил. Тогда мне показалось, что ты меня прекрасно понял. Ты ведь отпустил заложницу, бросил оружие, сдался. Это все зафиксировано в полицейских протоколах, но что дальше? Я же тебе объяснял, Паша, самое главное. Чтобы получить шанс когда-нибудь увидеть солнце, ты должен активно сотрудничать со следствием. Только тогда, Паша, ты сможешь получить надежду на снисхождение в будущем. Ведь подыхать в каменном мешке так противно!

– Что ты, полковник, душу из меня тянешь? – хрипло сказал Калачев. – Что ты все поешь мне эти песенки? Думаешь, мне охота подыхать?

– А раз неохота, так помогай нам.

Калачев оскалил рот, по его лицу судорогой прошла страшная гримаса. Он тут же закрыл физиономию руками, стиснул ее пальцами так, как будто хотел содрать кожу. Гуров понял, что парня заживо сжигают жуткие муки. Но какие?

– Что же вы все непонятливые-то такие? – простонал Калачев. – Меня же на куски порежут, если я только раскрою рот. Я и так спать боюсь, страшно, что во сне ножом пырнут. Или гвоздем в ухо!.. Знаете, как они это умеют! Приставят гвоздь, а потом ладонью по нему хлоп, и он по самую шляпку в ухе, в мозгах. Потом человека кладут на шконку этим ухом вверх, чтобы кровь не вытекала, и он лежит всю ночь. За это время кровь свернется, и уже ничего будет не видно. А человека нет, только труп!

– Впечатлительный ты какой стал, Паша. – Гуров не столько съязвил, сколько удивился. – Раньше ты был другим. Но это все рассказы, а вот каким я тебя в подземном переходе увидел, этого не забудешь. Что же с тобой стало? Такой решительный парень, и на тебе!

– Решительный? – Калачев отнял руки от лица, и Гуров увидел бешеные глаза, в глубине которых спрятался даже не страх, а животный ужас. – Решительный!.. А когда смерть тебе в затылок дышит?.. Казните, что хотите делайте, а говорить не буду. Иначе не жить мне! Вы только шаг по моей наводке сделаете, и там сразу поймут, откуда ветер дует. – Он снова опустил лицо в крепкие ладони и замолчал.

Гуров обратил внимание, как такие широкие мужественные плечи вдруг поникли, стали обвисшими, как тряпки.

«Значит, чужую жизнь можно ни в грош не ставить, а свою жалко? – подумал сыщик. – Ладно, посиди пока. Разберемся. Мы еще тебе экспертизу повреждения левой руки устроим. Где это ты ее так странно ушиб, что даже травматолог удивился?»

Сосредоточенный, как соискатель перед защитой диссертации, Олег Коренной раскладывал правой рукой бумаги на столе. Левая, облаченная в гипс, висела на его шее в новенькой косынке. Гурову сразу почему-то представилась девушка, пожертвовавшая эту косынку своему возлюбленному, настоящему герою.

Вскоре курсант управился с этим делом и начал свой доклад:

– Так вот, Лев Иванович, Глеб Андреевич Володин погиб в начале лета во время пикника с коллегами на берегу Москвы-реки. Вот на карте я отметил место. Недалеко от Коломны, почти в устье. Работал Володин в коммерческом холдинге «Айсберг». По должности он заместитель генерального директора. Собственно, и пикник-то был корпоративным выездом на природу в узком кругу начальства. Как я уже и отмечал, Лев Иванович, Володин непьющий. При вскрытии следов алкоголя в его крови обнаружено не было.

– Значит, ты предлагаешь этот несчастный случай ввести в нашу схему по признаку…

– Хорошо подготовленного, тщательно скрытого убийства, – продолжил стажер мысль шефа. – Тот же подход.

– Возражу, Олег. Начальник, зажиревший в удобном кресле, одышка, увеличенное сердце, недостаток питания крови. Что там еще?.. Допустим, солнечный удар или, наоборот, переохлаждение. Что скажешь?

– Отвечу по всем пунктам, Лев Иванович, – с готовностью кинулся в атаку стажер. – Володин бывший спортсмен, даже не особенно и бывший. Он три раза в неделю посещал спортзал и дважды – бассейн. Володин в загородном доме держал кроссовый велосипед и каждые выходные гонял на нем по пересеченной местности. Он не курил и не пил.

– Вот как?.. – Гуров покачал головой. – Допустим. Но зачем убивать заместителя генерального директора? Он отвечает только за определенное направление в деятельности фирмы, не самостоятелен, исполнитель воли первого лица. Вот если бы убили генерального директора, то я принял бы твою теорию, пусть и как ограниченно жизнеспособную. Я допустил бы, к примеру, убийство по инициативе жены, которая захотела завладеть бизнесом. Но он не бизнесмен, а наемный работник, топ-менеджер. Мотив мне давай, стажер!

– Мотив нам нужен для того, чтобы понять, кто его мог убить. Но факт насильственной смерти мы и так можем определить.

– Хорошо, – согласился Гуров. – Почему следствие не возбудило уголовного дела по факту смерти Володина? Она была признана результатом несчастного случая? Чего следствие не увидело в деле такого, что заметил ты?

– Самое главное, Лев Иванович, что Володин просто не мог утонуть. Это говорят даже некоторые участники того пикника. Смотрите, вот показания Воронова – это еще один заместитель директора, секретарши, даже начальника службы безопасности холдинга Крашенинникова…

– Что? Крашенинников? Ну-ка, покажи. Не Дмитрий случаем?

– Да, Крашенинников Дмитрий Владимирович.

– Дай-ка мне протокол допроса. – Гуров протянул руку, взял листы бумаги, пробежал глазами самое начало документа, в котором изложены личные данные допрашиваемого. – А вот это хорошо. Дмитрий нам как нельзя кстати попался.

– Кто это? Вы его знаете?

– Дима Крашенинников был в свое время вполне приличным опером в МУРе, Олег. Начальство уже подготовило приказ о присвоении ему звания майора полиции и назначении на должность старшего опера, но он уперся с рапортом об увольнении. Его долго все уговаривали. Если честно, даже я пытался повлиять на парня, но без толку. Видишь ли, стажер, испытания нам подбрасывает не только служба, но и вся жизнь. Иногда семейная. У него была хорошая жена, но у нее имелась еще и мама.

– Теща!.. – со смаком добавил Коренной.

– Молодец, соображаешь, – заявил Гуров и хмыкнул. – Именно теща и доконала славного опера-муровца. Он ушел из органов на вольные хлеба. Точнее, она его сосватала вот в этот, как теперь мне стало понятно, холдинг. Высокая должность, очень даже приличная зарплата. То-то я чувствую, что название «Айсберг» мне кажется таким знакомым. Телефон его есть?