Среди богомольцев - Николай Благовещенский

XI. Болезни и врачебная часть.

Причины местных болезней. – Монастырские больницы, аптеки и врачи. – Оригинальные способы лечения. – Карейский «профессор медицины.» – Ладонки, заклинанья и нашептыванья. – Келья умалишенных.

От недостатка пищи, изнурительных бдений и постоянной борьбы с плотью, большая часть братии афонской хворает разными болезнями. Преобладающие на Афоне болезни: грыжа и отеки ног – от частых стояний; худосочие и брюшные завалы – от вечного поста; спинная сухотка, чахотка и полное истощение – от разных искушений. Редкий монах избегнет подобных болезней; корень их таится в самом процессе самоумерщвление и в строгости киновиатского и скитского устава, от которого редкая плоть не надломится. Отчасти знают это и сами монахи, и потому смотрят на болезни, как на неизбежные следствие своих подвигов, и переносят их с кротостью и удивительным терпением. Некоторые отшельники, здоровые по природе, сами просят у Бога болезней, в наказание за прошлые грехи и благодарят за них Бога. Конечно, я здесь разумею только истых отшельников, строго наблюдающих за порядком спасения; в штатных монастырях, как известно, порядки не те.

Климат афонский, по словам монахов, поддерживает силы подвижников и разрушает здоровье мирян; но это происходит от того, что местные жители хорошо знают все вредные особенности своей горы и принимают против них разные меры Афонский полуостров перерезан множеством извилистых ущелий, по которым протекают горные ручьи. В этих ущельях постоянно держится влажность воздуха, и по ночам из них дует едкий и незаметно прохватывающий до озноба ветерок, называемый на Афоне опоем. Кого прохватит этот ветерок, тот едва ли избежит лихорадки или горячки. Особенно страдают от опоя монастыри, расположенные в ущельях, как-то: Зограф, Хиландар и др. Часто мирские поклонники захварывают оттого, что в церквах становятся не в формы монашеские, а прямо на мраморном полу и даже отвешивают на нем земные поклоны, или сидят они подолгу на мраморных ступенях церквей. Холод от мрамора, особенно ночью, быстро проникает в тело и поражает его болезнями. Во избежание такой простуды, каждый монах имеет под ногами коврик или старается стоять на деревянной доске, а земные поклоны соборно делает только в посту великом. Незнание этих предосторожностей многим поклонникам стоило жизни, или побуждало их принимать схиму великую.

Казалось бы, что, при аскетическом взгляде отшельников на болезни, вовсе не следует и лечиться от них, или принимать разные предосторожности от простуды, но монахи лечатся, и заболевших старцы отсылают в монастырские больницы, на жертву доморощенным врачам-монахам. Конечно есть монахи, особенно из келиотов, которые, захворав, ни за что не захотят идти против воли Божией и, отвергая услуги местных врачей, стоически умирают в той же келье, где подвизались при жизни; но таких немного.

В каждом почти монастыре афонском есть особая больница и при ней врач из монашествующих. От врача на Афоне сведений требуется немного: была бы только вера в милосердие Божие, а всё остальное должно придти само собою. Эту роль исполняют здесь монахи, бывшие в мире цирюльниками, ветеринарами, фельдшерами, а также и простые дилетанты из крестьян, занимавшиеся в мире лечебной практикой. Некоторые научаются лекарскому ремеслу здесь же у местных врачей, состоя при них в качестве учеников и помощников. При каждой больнице есть особая аптека с медикаментами, состоящими из разных трав, солей и спиртов, купленных Бог весть кем и когда, и в этой аптеке врач-монах считается полным хозяином и делает всё, что Бог ему на душу положит [46]. А где нет врача, или он находится в отсутствии, то самому больному вручают ключ от аптеки, и он, помолившись Богу, сам себе выбирает лекарство. Но, говорят, что такой способ леченья не всегда проходит благополучно.

Методы леченья врачей афонских просты и бесхитростны. Зная, что монах готовится к жизни вечной, врач при всяком удобном случае открывает желающим двери царства небесного, – не нарочно, конечно, а по неуменью… Зная, что монах должен приучать свою плоть к самоумерщвлению, он требует от больного только послушание и терпения, и распоряжается его истощенною плотью без всякой жалости. Больным монахам часто приходится терпеть пытки, едва выносимые. Врач налепит на него шпанских мушек, и на другой день, сорвав пузыри, долго растирает раны суконкой или щеткой, и потом даже посыпают солью, чтобы лучше вытянуло. Больной кричит и мечется, а врач приказывает его держать покрепче и читает ему правила терпенья. Или вытрет он больного регальным маслом [47], так что раны откроются, а иногда и внутрь даст хватить с водою несколько капель, чтоб выжечь болезнь; или наконец выпустит он из больного остатки крови усиленным кровопусканьем. Когда врач заметит, что толку мало и лекарствами ничего не поделаешь, то намекает больному, что время схиму принимать (если больной не схимник), и даёт знать о том монастырскому начальству. Начальство тогда принимает свои меры; оно соборует больного и причащает его ежедневно до самой смерти. Удивлялся я тому спокойствию, с каким врач произносит больному смертный приговор: «завтра к утру помрешь, отче! говорит он ему: – по глазам вижу, что помрешь: готовься!» Больной тоже спокоен и сам просит читать ему отходную.

Между лекарствами на Афоне главную роль играют очистительные средства. Касторовое масло, английская соль и разные рвотные поглощаются больными в огромном количестве. Врачи дают эти средства цельными стаканами, считая очищение желудка лучшим средством против всех болезней, не смотря на то, что желудки афонские от постоянного поста и без того чисты. Весов и гирь в аптеках афонских я не видал, и врачи кладут специи в лекарства на глазомер, смотря по комплекции больного, и кладут всегда вдвое больше, чем следует, чтоб лучше подействовало. Неудивительно, что при таком способе лечение на Афоне редкая болезнь не бывает смертельною. Есть впрочем такие врачи, что, боясь взять грех на совесть, не решаются составлять лекарства и лечат только наружными средствами и диетой. Помню я одного монаха, который, чтобы быть подальше от греха, лечил от всех болезней одной шпанской мушкой, прикладывая её без разбора ко всем больным местам пациентов.

– Как же это вы лечите так? спрашивал я его, наблюдая за его операциями. Ведь можно иногда повредить больному мушкой.

– Пустяки-с! ответил врач: я так рассуждаю, что если доктору следует вытянуть болезнь из тела больного, то чем же ее вытянешь как не мушкой? Шпанская мушка вытягивает из больного всякую дрянь, так она конечно и самую болезнь вытянет. Это по науке известно.

– Так, говорю. – Ну, и помогает?

– Отчего-же не помогать? Давно уже так лечу и вылечиваю.

Если кто из заболевших имеет деньги и не доверяет монастырским врачам, то отправляется в Карею, где между прочим, живёт профессор медицины афонской, – глухой монах врач. Эта замечательная личность имеет собственную аптеку, имеет множество практики и пользуется на Афоне общим уважением. Я сам однажды принадлежал к числу пациентов этого старика и его сгорбленная, обрюзглая, но высокомерная личность с аптечным запахом, до сих пор ещё припоминается мне. Чувствуя боль в груди, я, по внушению старцев, обратился к нему за советом. Старик принял меня с достоинством и уже по первому приёму я увидел, что этот врач – высокого полёта. Обыкновенные врачи афонские прежде всего смиренно сознаются, что они лечат больше помощью Божию, а не по наукам; этот же с первых слов объявил мне, что он был в мире одним из самых учёных врачей, участвовал в походах бонапартовских, и раз будто лечил самого Наполеона. Долго он расхваливал себя, вероятно для того, чтобы приобрести моё доверие, и затем начал слушать грудь мою. Выслушав, он объявил, что у меня болезнь очень опасная, что в сердце начал образовываться огромный нарыв и что поэтому мне скоро придется покончить с жизнью. Я, молча, выслушал этот приговор, а доктор из подлобья наблюдал за впечатлением сказанного.

– А между тем это дело очень легко поправить, прибавил он, вздохнув. – У тебя кровь испорчена, и надо, чтобы она вся вышла прочь, а на место её сделалась другая, чистая и здоровая кровь. Сам Бог видно хочет, через меня, даровать тебе жизнь… Это Он надоумил тебя придти ко мне… и проч. и проч. Старец заговорил жалкие слова.

– Что же мне делать надо? спросил я.

– Прежде всего надо молиться; без молитвы тут ничто не поможет… А потом я дам тебе лекарство, которое надо будет принимать целый месяц. Это лекарство так переродит тебя, что сто лет проживешь.

Он ушел в свою аптеку и чрез полчаса вынес тридцать штук мягких ароматических лепёшек, в роде пастилы, и велел мне каждый день проглатывать по одной лепёшке, причем ни есть ни кислого, ни солёного. При этом он вручил мне мелко исписанный листок бумаги.