Тонкая структура (СИ) - Хьюз Сэм

На следующий день после завершения перевода Иллу подходит к Аксу, который сидит за своим столом в полицейском участке. Акс договорился с Гилландом о встрече в свой ближайший выходной. Таков его план, но все меняется с появлением Иллу.

— Как звали эту твою девушку?

— Она не «эта моя девушка». Юэн.

— У тебя есть ее фото? Она ведь работает в том магазине, «Книжные руины», так? Твоя теория подтвердилась?

— Фото Юэн у меня нет. — Акс достает номер «Ика лгасс хунэтн» и открывает его на странице с фотографией Аони Кулла. — Вот фото женщины из моей безумной теории, — отвечает он. — А что?

Иллу бросает на стол лист бумаги. Это грубый монохромный фотостат, сделанный с другого грубого монохромного фотостата полицейского эскиза, нарисованного — судя по языку печатных примечаний — в северной Америке. На эскизе изображена голова женщины, анфас. Иллу разворачивает лист так, чтобы его ориентация совпала с журнальной, и прищурившись, внимательно изучает оба портрета.

— В отчетах упоминались слова «букинистический магазин», — сообщает он. — Думаю, ты мог бы привести доводы в пользу их сходства.

— Не знаю насчет жрицы, — говорит Акс, — но эта женщина — определенно Юэн. Кто она такая? Что она сделала?

— Она луддит-экстремист, — отвечает Иллу. — Взрывает исследовательские лаборатории. Устраивает демонстрации, крадет записи, блокирует законопроекты и все в таком роде. В центр только что прибыл гигантский отчет из-за границы — за ней следили и недавно заметили здесь. Ее разыскивают на четырех континентах за убийство, саботаж и порчу собственности.

— Она против Катаклизма…, — говорит Акс. — Это бы все объяснило. Она считает, что развитие технологии вызовет очередную катастрофу. Ты знаешь, что означает «неделимый»?

— Я и о Катаклизме почти ничего не знаю, — признается Иллу.

— Судя по дате на эскизе, он был сделан восемнадцать лет тому назад, — замечает Акс.

— Ну, это вполне логично — кипа в полицейском управлении Увзны как раз высотой в восемнадцать лет. Слушай, я собираюсь привести ее сюда без лишнего шума. Ты хочешь в этом участвовать? Не будет конфликта интересов?

— Нет, — отвечает Акс, вставая и откладывая журнал в сторону. — Я пойду с тобой.

Глава 17. 1970 — … (часть 3). Идея с большой буквы

Когда это происходит в первый раз, у нее есть секунд пять, чтобы успеть среагировать. Центр города, пятница, вечер, она находится в ресторане со своим мужем; в этот момент повсюду вспыхивает настолько яркий свет, что человеческий глаз просто не в состоянии обработать такой поток информации. Она кричит и вслепую тянется через весь столик к руке своего мужа в попытке его защитить. Он кричит в ответ, но она об этом не знает. Ей остается лишь держаться за его ладонь двумя руками, пока их не настигает ударная волна, и мир вокруг нее, обратившись пламенем, не рассыпается в прах.

Прежде, чем к ней снова возвращается зрение, проходит целая минута. К этому моменту она уже находится в восемнадцати километрах от города и катится со скоростью восемьдесят километров в час по расплавленному асфальтобетону магистрали, заваленной разбитыми вдребезги, перевернутыми, пылающими жестянками машин. Огненный шар тем временем продолжает расти у нее над головой. В сжатом кулаке плещется лужица расправленного золота.

— Попробуй отправиться в любой крупный город и начни копать. Где угодно на планете. Ты найдешь целые слои с остатками прежних цивилизаций. Отправляешься, не знаю, в джунгли, в Малайзию или Южную Америку, и видишь, что они практически полностью, под завязку забиты храмами, алтарями, башнями и домами, построенными в дюжине разных стилей. На любом континенте есть следы этих древних технологий. Вроде солнечных батарей — технологию добычи солнечной энергии мы экстраполировали по археологическим находкам. То же самое было и с телеграфной связью. Под территорией России и Европы пролегают гигантские сети высокотехнологичных подземных железных дорог, работающих при помощи магнитов, которые мы рано или поздно расчистим, перестроим и снова пустим в ход. В океане полно пластикового мусора, оставшегося от предыдущих поколений — сейчас мы собираем его, перерабатывая в топливо. В Арктике куда ни посмотри — всюду разбросаны упавшие аэропланы и самолеты. Их там как грязи. Существуют книги, резные изображения, рисунки, рассказы, руны, самая разная информация на миллионе языков, почти ни один из которых не поддается переводу. Как будто… наш мир построен на обломках других миров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что?

— Потерпи немного.

— У вас был целый месяц, — кричит разъяренный комендант, обращаясь к находящимся у него в подчинении ученым. — В вашем распоряжении были все деньги мира. Все инструменты и оборудование, о которых можно только мечтать. Вас попросили сделать для своей нации всего одну вещь.

Ученые протестуют. Они показывают диаграммы и числа, демонстрирующие непостижимую величину давлений и перегрузок, которым они подвергли свою пленницу.

— Ее существование нарушает законы природы!

— Вам дали всего одно задание. Либо убить ее, либо воспроизвести эффект. Но вы не справились. Что ж, хорошо. Закопайте ее. В каком-нибудь абсолютно недосягаемом месте. Сделайте так, чтобы ее никогда не нашли. Мы не можем ее повесить, не можем пристрелить — пусть так, мы все равно устроим из нее показательный пример. Снимите вынесение приговора на камеру. Нерешаемых проблем не бывает. Никто не смеет бросать нам вызов.

Ее последние слова, прежде чем они успевают залить шахту цементом, предрекают, что она переживет не только их самих, но и все, о чем они думали, над чем работали, за что сражались и чему клялись в верности. Она обещает, что если на момент ее возвращения эта нация будет по-прежнему существовать, то она в одиночку разрушит ее до основания, и что эти слова они могут записать себе в напоминание.

Спустя сто десять лет, когда ее обещание окончательно забыто, она все же возвращается и исполняет его с безукоризненной точностью.

— В общем, поначалу мы думали, что мир стал жертвой одного, изолированного бедствия, Катаклизма. Потом мы выяснили, что в действительности ему предшествовал еще один, который стал называться Катаклизмом Два; это создало довольно скверный прецедент, потому что впоследствии мы обнаружили следы Катаклизма Три. Всего таких Катаклизмов, как оказалось, было восемь, и за последние несколько лет, по мере развития археологии, стало понятно, что все Катаклизмы происходили примерно в одно и то же время. В плане технологического уровня, если быть точным.

— И вот, цивилизация восстает из эпохи варварства. Хижины сменяются каменной кладкой, затем приходит алхимия, технологии и, наконец, наступает эра информации. После этого развитие выходит на плато. Технологии не могут преодолеть определенный порог. Они топчутся на месте. Но пока мир в целом остается неизменным, в нем продолжает накапливаться некий фактор, некий неизвестный элемент. В итоге рано или поздно равновесие нарушается, и человечество неожиданно погружается в Каменный век. Снова. И никаких записей о причинах этого перехода нет. Нигде. Ни одной. Электронные данные не сохраняются. Магнитные ленты и диски либо пусты, либо забиты бессмысленным шумом. Даже те, что были созданы позже других и лучше всего сохранились. Эра информации превращается в информационное слепое пятно. Пережить Катаклизм удается лишь записям, сохранившимся в форме чернильных знаков. Вот только в этих чернилах нет никакой полезной информации. Ничего стоящего. Пустота.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Поэтому никто ничего не помнит. Никто не помнит, что вызвало Катаклизм и не знает, как к нему подготовиться. И как результат он происходит снова. И снова. И… Сейчас мы только приступаем к экспериментам с механическими вычислительными машинами. Думаю, что в течение пятидесяти лет мы сумеем вскрыть достаточно археотехнологий, чтобы достичь той самой конечной точки, Информационной эры. И мы все еще будем живы. Возможно, мы своими глазами увидим Нулевой Катаклизм, после которого Земля станет нашей могилой.