Урусут - Дмитрий Рыков

Но сейчас школьников рассадили по принципу равенства интеллекта – отличников с отличниками, а двоечников – с двоечниками, чтобы не списывали. Юный меломан догадался, что будет контрольная. Выстрел из-за угла, засада, снег летом. Когда учительница подтвердила его догадку и принялась выводить крошащимся мелом на доске задание, он не вытерпел.

– Руфь Натановна! – громко выкрикнул Олежка. – Перед любой контрольной сначала объявляют тему, и предлагают начинать подготовку минимум за три дня! Так, как делаете вы – нечестно!

Класс одобрительно загудел.

Химичка повернулась, отложила в сторону мел, потерла ладони и, улыбнувшись, ответила:

– Белолобов, я понимаю, что ты ярко выраженный гуманитарий, и мой предмет интересует тебя в гораздо меньшей степени, чем, например, Крымская война, но тем не менее, ты справляешься. А кое-кто, – тут она повысила голос, – не справляется! И этот «кое-кто» на прошлой контрольной был задержан со шпаргалкой! То есть, как ты правильно заметил, «заранее подготовился». Так что теперь – только экспромт. Знания или есть – тогда у вас не будет трудностей, – или их нет. Так что «спасибо» говорите не мне, а… – тут она сделала паузу, – ну же, смелее! А Жене… – класс молчал, только противная Зырянова пискнула:

– Астафьеву!

– Правильно! Еще раз!

– Жене… Астафьеву… – раздалось еще несколько нестройных голосов.

– Ну же, еще смелее! Я понимаю, урока «Пение» у вас уже нет, но навыки не должны пропасть так быстро! Итак, хором, три-четыре!

– Жене Астафьеву!!! – заревело почти две трети класса.

Сашка Лапшин по естественной кличке «Лапша», примерно совпадающий с хоккеистом в размерах, обернулся, показал тому кулак и прошипел:

– Ну, Астафа, козел!..

Жека молча сидел один за последней партой, сложив руки на груди, насупившийся и нахмурившийся, на его щеках выступили два розовых пятна.

– Итак, – Руфь Натановна посмотрела на часы, – у вас ровно сорок минут. Начали.

Рядом с Олегом она определила отличника Тригновского по кличке «Тренога», тот, не более чем за тридцать секунд изучив написанное на доске, мертвой хваткой сжал ручку и принялся яростно строчить всеми этими ненавидимыми буквами-символами-закорючками в своей тетради в клеточку.

Юный меломан тяжело вздохнул, пытаясь вспомнить рецепты получения соляной, серной и прочих кислот, что-то открылось в голове сразу, что-то позже – мучаясь, высунув язык, кусая нижнюю губу, потирая кончик носа, испачкав пальцы чернилами, он все же дописал ответы вовремя и сдал тетрадь вместе со всеми. Выйдя из класса, вдохнул полной грудью. Младшеклассники уже носились вдоль стен, играя в «сифона» – бросание друг в друга грязной губкой, предназначенной для стирания со школьных досок следов мела, девчонки прыгали через растянутые резинки, кто-то лихорадочно сверлил взглядом страницы учебника перед уроком – вчера оказалось некогда, хулиганы сбивались в стайку, чтобы спрятаться за лестницей для азартной игры на деньги «чу», десятиклассник с красной повязкой на рукаве, что означало «дежурный», отвешивал подзатыльники разбегавшимся «сифонистам», пятиклассники довели «слона» до двенадцати человек, пока все вместе не рухнули на пол с визгом и хохотом, восьмиклассники прямо на потертом паркете делили разбросанные почтовые марки.

К Олегу подошли Шило – Жорка Шиляев, и Кипиани – Леха Данилин из параллельного, получивший свое прозвище за не по-детски мудрое умение играть в футбол. Дружески ткнув соседа по подъезду в плечо, последний сообщил:

– Вождь! Я тут с ребятами из пятого дома разговаривал, они предлагают на ящик лимонада схлестнуться.

– У пятого очень приличная команда. И там двое семиклассников, – заметил Белолобов.

– Ну и что? – возразил Жорка. – И не таких гоняли.

– Когда?

– Начнем сразу, – продолжил разговор Кипиани. – Играем до двух побед, если понадобится, проводим три встречи. Первый матч – сегодня.

– Во сколько?

– В четыре.

– Нормуль. Кого еще берем?

– Думаю, – ковырнул в носу Леха, – тебе в нападение Борьку Коренева в подмогу, в защиту Шурку Гладилина, Демосфена, Жорку, – тот согласно кивнул, – а мне в центр Щетинина.

– Да Щетка же деревянный, прости, господи! – всплеснул руками Олег.

– Больше некого. Леня болеет, а если Бышу в поле выпускать, тогда в ворота никто не встанет.

– А кто в запасе – ну, на всякий случай?

– Новиков.

– Новиков без очков дальше трех метров не видит ничего, а в пенсне ему мама бегать не разрешает!

– Ребзя! – поднял руку Шило. – Давайте Астафу позовем!

– Дохлый номер! – возмутился Кипиани. – Он не из нашего дома, а это – запрещено. Да и наверняка у него в пять тренировка в «Лужниках».

– Не подумал, – почесал макушку Жорка. – Ну что, Вождь, будешь?

– Спрашиваешь.

– Тогда в 15:45 на площадке.

– Договорились.

Друзья, обнявшись, отошли в сторону, Шиляев дернул за косичку Ирку Нарубину, та глухо шлепнула его тяжелой папкой по голове. Шило сразу упал на пол и принялся дергать ногами, изображая умирающего. Ирка сначала прокричала безвременно павшему что-то нелицеприятное, потом отправилась по своим делам, пряча улыбку.

Раздалась трель звонка. Держа портфель подмышкой, Олег пошел на физику.

Лена уже заняла их обычную «третью» парту. Он плюхнулся рядом и прошептал:

– Привет! С этой контрольной даже поздороваться нормально не мог!

– Привет! – прошептала она в ответ. – Пойдем сегодня в кино?

Олежка чуть не икнул. Кино! Оказавшись рядом с ним в темноте, Гончарова всегда брала его ладонь в свою и так и сидела до окончания сеанса – даже если у ее друга от волнения эта самая ладонь начинала предательски потеть. Иногда невзначай касалась его коленкой, тогда он вовсе воспарял над миром. С ужасом он понимал, что когда-нибудь наступит момент, когда они окажутся на местах в последнем ряду, и ее придется поцеловать. Поцелуй! Он даже зажмурился от страха.

– Не могу, – ответил Олег. – К нам папин друг приходит в гости – они работают вместе. Напившись коньяку или водки, эта пара начинает яростно спорить между собой на актуальные темы исторической науки, и после двух-трех часов таких прений я у них выступаю мировым судьей или выдвигаю третий, свой, взгляд на проблему – тогда они набрасываются на меня сообща.

– Ладно, – грустно улыбнулась Лена. – Может, завтра?

– Завтра – с удовольствием.

Она пожала его руку и отвернулась – в помещение стремительной походкой ворвался учитель Федор Федорович. Он всегда считался добрым, никому не ставил «двоек» и терпеливо объяснял по двадцать раз одно и то же даже самому тупому учащемуся. С Белолобовым он любил обсуждать астрофизику, и когда вдруг на ровном месте начиналось погружение в непонятные большинству темы, большинство радостно откладывало ручки в сторону, ибо знало, что уже до конца занятия переходящая все на более и более высокие тона беседа не прекратится. Но неделю назад преподавателя смертельно обидел его же подшефный любимый 10-й «Б». Неизвестно, кому именно пришла в голову идея злой шутки, но выполнили ее с блеском: новенький «запорожец» классного руководителя на руках перенесли со школьной стоянки на газон и втиснули – очень аккуратно, без малейших повреждений – меж двух молодых, но уже крепких берез. Понятно, что самостоятельно Фёр Фёрыч выехать из западни не смог – пришлось через ГАИ вызывать спецтехнику. На следующий день учитель заводился с пол-оборота, ругался со всеми и вся, а половину Олежкиного 6-го «А» назвал за непонимание простейших уравнений, объясняющих взаимодействие тел в Солнечной системе, «одноклеточными». Затем вдруг замкнулся в себе и объявил всей школе своеобразный бойкот. Его класс в прошлом году оборудовали по последнему слову техники – одним нажатием тумблера окна закрывали тяжелые шторы, а поверх письменной доски опускался белоснежный экран, на который проецировали слайды с фотографиями и схемами, и металлический голос, воспроизводимый через огромные динамики бабинным магнитофоном, объяснял эти изображения – даже из других районов приезжали смотреть, «перенимать передовой опыт».

Теперь Федор Федорович для всех без исключения заводил свою механику – следите, не следите, мне все равно, – а сам удалялся в лабораторную. Первоначально свобода пьянила – кто вовсе убегал из класса, кто болтал, кто выполнял задания по другим предметам, но потом до всех дошло, какая глубокая обида залегла в когда-то давно прооперированном сердце старого педагога, и школьники сидели, будто воды в рот набрав, понимая, что только таким поведением можно добиться от преподавателя прощения для всех учащихся.

– Тема урока – давление в жидкости и газе. Смотрим, наслаждаемся, – сказал Фёр Фёрыч, переключил несколько тумблеров на панели управления, все вокруг задвигалось, зашумело; когда на экране спроецировался первый слайд, он удовлетворенно крякнул и пошел к себе в подсобку, даже не обернувшись.