Отворяя двери надежды. Мой опыт преодоления аутизма - Темпл Грэндин

Став взрослой, я преодолела многие аутистические тенденции. Разумеется, я больше не страдаю непроизвольным мочеиспусканием и не кидаюсь на собеседника с кулаками, если он говорит что-то неприятное. Однако многое в жизни дается мне тяжелее, чем другим. Во время проходившей в Вене Европейской конференции исследователей в области мясной промышленности я была смущена и раздосадована тем, что не могу говорить по-немецки. Я как будто вернулась в годы детства, когда мои коммуникативные способности ограничивались одним-двумя словами. Заблудившись в незнакомом городе, я с трудом удерживалась от рыданий. Делая доклад, я испытала такой стресс, что у меня начался опоясывающий лишай, сопровождавшийся болезненным воспалением нервных окончаний. Можно сказать, что взросление сглаживает аутистические черты, но все же не позволяет избавиться от них полностью.

И все же я выступила со своим докладом перед учеными, съехавшимися в Австрию со всего мира, и он заслужил специального упоминания как один из лучших четырех докладов, представленных на конференции.

Глава 11. Работа — успех — выживание

Мое мышление чисто визуально. Я без труда выполняю конкретные пространственные задачи — например, если требуется что-то нарисовать. Мне случалось проектировать большие и сложные сельскохозяйственные устройства, однако вспомнить номер телефона или сложить в уме два числа — это для меня сложная задача. Если необходимо вспомнить что-то абстрактное, я как бы «вижу» перед собой страницу из книги или свой блокнот и «считываю» оттуда нужную информацию. Без визуальных образов я могу вспомнить только мелодии. Чтобы запомнить что-то услышанное, мне нужно, чтобы оно было эмоционально нагружено или соединялось с каким-то зрительным образом. Размышляя об абстрактных понятиях, например о человеческих отношениях, я использую визуальные подобия вроде стеклянной двери, к которой нельзя применять силу, иначе она разобьется.

Исследования показывают, что с аутичными детьми можно успешно общаться при помощи рисунков.

Другие исследования позволили установить, что аутичные дети часто усваивают письменный язык лучше устного. Даже сейчас я смешиваю похоже звучащие слова, например over и other, и неправильно пишу такие слова, как freight и receive. В речи я также путаю правое и левое, перемещение по часовой стрелке и против часовой стрелки; чтобы понять, как правильно, мне нужно сделать движение рукой.

Прошло более десяти лет с тех пор, как я прошла курс статистики. Первый экзамен я провалила — не смогла оперировать одновременно двумя пластами информации. Интерпретировать математические символы и одновременно преобразовывать уравнение оказалось для меня невозможным.

Недавно, уже взрослой, я прошла серию тестов, чтобы определить свои сильные и слабые стороны. В тесте пространственного мышления Хиски — Небраска я оказалась на самом верху шкалы. «Потолок нашего теста, — было сказано в заключении, — слишком низок, чтобы адекватно охарактеризовать ее экстраординарные способности к пространственной визуализации». Надо заметить, однако, что в этом тесте на выполнение заданий отводилось неограниченное время.

В тесте Вудкока — Джонсона, регламентированном по времени и требующем большей скорости ответов, мои успехи в разделе «Пространственное восприятие» оказались ниже. Я решала задачи правильно, но не успела сделать их столько, сколько нужно, чтобы набрать высший возможный результат. Заключение гласило: «Мышление испытуемой синтетично, обладает высокой способностью к визуализации и тенденцией представлять информацию в виде зрительных образов».

При разработке оборудования мне требуется время, чтобы создать зрительный образ. Он возникает постепенно, по мере рисования. Когда образ машины в целом готов, я мысленно помещаю в устройство животных и людей и прикидываю, как они будут вести себя в различных ситуациях. Я прокручиваю эти образы в уме, словно кинофильм. А каково невизуальное мышление, я даже не могу вообразить.

Из других тестов Вудкока — Джонсона я получила отличные результаты в «Запоминании фраз», «Словаре картинок» и «Синонимах — антонимах». С «Запоминанием чисел» я тоже справилась неплохо, поскольку нашла способ перехитрить тест: я повторяла числа вслух.

В субтесте, где нужно идентифицировать слово, произносимое по слогам — с темпом слог в секунду, — я оказалась на втором уровне. То же — с субтестом «Усвоение визуально-звукового соответствия», где требуется запоминать значение произвольно выбранных символов (например, треугольный флажок обозначает лошадь) и переводить эти символы на английский. Мне удалось запомнить только те символы, к которым я могла подобрать визуальный образ: например, человек на лошади с флажком в руках. Существительные я запоминала легче, чем глаголы.

В субтесте «Анализ — синтез», где требовалось найти среди различных комбинаций цветных квадратиков одинаковые, я оказалась на четвертом уровне. Данный тест требует большой сосредоточенности, а она всегда дается мне нелегко. Это не сказывается в чертежной работе с «синьками» и при проектировании оборудования, а вот на лекциях по статистике мне было исключительно трудно следить за ходом мысли преподавателя.

На четвертом уровне я оказалась также в субтесте «Формирование понятий». Здесь требовалось определить признак или признаки, по которым один набор цветных фигур отличается от другого. С этим тестом я, можно сказать, не справилась вовсе. Перебирая карточки, я должна была хранить в своей кратковременной памяти набор признаков, по которым требовалось отыскивать подходящие карточки, но беда в том, что, сосредоточившись на поиске ответа, я забывала нужные признаки. Если бы в тесте разрешалось записывать набор признаков, думаю, я бы справилась гораздо лучше.

Плохо справилась я и с субтестом «Объем зрительного внимания» из серии Хиски — Небраска. Здесь нужно было взглянуть на набор картинок, затем выбрать из большой группы картинок те, которые входили в первоначальный набор, и разложить их в исходном порядке. Картинки я выбрала правильно, но последовательность их перепутала.

Трудным для меня оказался и тест «Устные инструкции» из серии Детройтских тестов на способности к обучению. В этом тесте измеряется концентрация внимания и одновременно способность воспроизводить последовательность указаний, сохраненную в кратковременной памяти. От меня требовалось запомнить серию инструкций, а затем согласно им нечто нарисовать или написать в определенных фигурах. Этот тест требует сохранения информации в кратковременной памяти и в то же время концентрации на выполнении самого действия.

Когда я спрашиваю дорогу на бензоколонке, мне приходится записывать, если передо мной больше трех развилок или поворотов. Мои трудности во многих тестах связаны с тем, что я не способна одновременно удерживать в памяти одну часть информации и работать с другой. У меня немало черт дислексии: трудности с последовательным запоминанием и с иностранными языками, смешивание похожих слов (например, «революция» и «резолюция»), использование при запоминании зрительных символов.

Однако для конструктора визуальное мышление — большое достоинство. Я способна «видеть», как подходят друг к другу части конструкции, и предсказывать возможные проблемы. Люди с последовательным мышлением порой делают ошибки при конструировании, поскольку не могут представить себе изделие в целом. Может быть, для человека с последовательным мышлением проектирование столь же сложно, как для меня инженерные и статистические расчеты. В своей работе мне много раз приходилось видеть, как талантливый рабочий без высшего образования добивается успеха там, где впадают в отчаяние дипломированные инженеры. Порой инженеры совершают ошибки, для меня совершенно очевидные.

Как известно, существуют два основных типа мышления — визуальное и последовательное. Обществу необходимо признать ценность людей, мыслящих визуально. Исследования Службы образовательного тестирования показывают, что двадцать лет назад старшеклассники лучше могли представить себе трехмерный объект. Томас Хилтон, старший исследователь Службы, полагает, что нынешние молодые инженеры и архитекторы, возможно, не столь квалифицированны, как те, которые оканчивали школу два десятилетия назад. Неверная интерпретация психологических тестов может привести к тому, что талантливый человек с визуальным мышлением оказывается записанным в «туповатые». Визуальным мыслителем был Эйнштейн, всегда придерживавшийся зрительных методов исследования; в школе он не успевал по языковым дисциплинам. Недавние исследования свидетельствуют, что люди с недоразвитием левого полушария бывают одарены различными талантами. Если когда-нибудь мы научимся предотвращать аутизм и дислексию, платой за это, возможно, станет превращение потенциально талантливых людей в ничем не примечательные посредственности.