Минуя полночь - Мэри Маккомас

— Машинное отделение. Здесь у нас хранятся сеялки, плуги, машины для стрижки газонов, автокары, культиватор, запчасти ко всей этой технике. — Он огляделся. — Комбайн сюда, конечно не влезет, но все остальное хорошо входит.

Это правда. Все здание было просто забито разной техникой. Многие вещи стояли поверх чего-то еще, чтобы занимать поменьше места. Некоторые части явно нужно было присоединить к другим машинам, чтобы ими пользоваться. Не у всех были моторы. Инструменты, лестницы, баки, канистры — в углу стояла даже раковина, наполовину забитая грязью и пылью.

— И что мы тут будем делать? — спросила она, оглядываясь вокруг и потирая руки, как будто на самом деле собиралась помочь разобраться во всех этих машинах. Дома она просто ненавидела кухонную раковину, но здесь горела желанием попробовать себя в чем-то еще. — С чего начнем?

— А вот прямо с этого, — сказал он, обнимая ее и прижимая к себе. Улыбаясь, он пробежал языком по тонкому алому шраму на ее щеке. Взгляд его проникал прямо в сердце и сам находил там ответы на своп вопросы. — Я очень ждал и надеялся, что ты придешь сегодня посмотреть теленка.

Она мягко и почти неслышно рассмеялась. Губы его оказались совсем близко и прикоснулись к ее губам. Язык беспрепятственно проник между ними и начал осваиваться там, внутри, играя и поддразнивая. Руки его быстро пробежали по спине до самого затылка и потом на некоторое время обосновались в кармашках ее джинсов, прижимая ее тело все крепче и крепче к себе. Потом руки вновь отправились путешествовать по нему, как будто он хотел прикоснуться абсолютно ко всему одновременно.

Она крепко обнимала его, плотно прижимаясь грудью к его груди, и это, казалось, снимало возбужденное напряжение. Она играла прядками его волос на затылке, гонялась за языком, а когда он прижал ее еще крепче и поцелуй стал более настойчивым, требовательным и глубоким, она вдруг ослабела и обмякла в его объятиях. Ей просто не хватало воздуха, она задыхалась от такого накала страсти в каждом его движении.

— Мм, вкусно. — Это глубокое выражение удовольствия восхитило ее. Ничего более приятного он не мог сказать. Гил поднял голову и вновь стал разглядывать ее лицо, держа его в ладонях. Он удивленно и одобрительно покачал головой, счастливо улыбнулся и опустил руки, тяжело и обреченно вздохнув. — Масло.

— Что?

— Нужно поменять масло в тракторе, — ответил он, отходя от нее. — Здесь совсем нет света, а то бы я… Ладно, это я сделаю попозже, вечером, после…

Он еще раз посмотрел на нее, прежде чем собраться с мыслями. Кашлянул и отвел глаза. Он точно знал, что означают эти ощущения, но не был готов и не ожидал такого. Безусловно, он просто хотел ее, и ничего другого за этим не стояло. Просто хотел. Но ему совсем не хотелось, чтобы эмоции так играли на струнах его сердца. Не хотелось, чтобы это желание, дикое, необузданное желание привело к страсти, которая высушит его душу и опять переломает всю его жизнь. Он не хотел поддаваться этой страсти и всерьез верить, что знает эту женщину — знает, о чем она думает и что хочет от него.

— Значит, начинается подготовка к чему-то новому, — сказала Дори, чувствуя, что нужно нарушить это внезапно наступившее и весьма неловкое молчание. — Я думала, что пшеница уже посажена.

— Она действительно уже посажена, — ответил Гил, выбирая нужные инструменты. Он осмотрелся и залез под трактор. — На той неделе приедут двое ребят. Они будут здесь работать. Нужно посеять кукурузу, а потом чечевицу. На силос.

— На что?

— Силос. Это корм. Для коров.

Дори скрестила ноги и прислонилась к какой-то большой дверце, а Гил начал рассказывать о своей ферме.

Даже такой сугубо городской человек, как Дори, понимал, что фермерство заключается не только в том, чтобы разбросать удобрения на полях, а потом сидеть и ждать результатов. Но то, что рассказывал Гил, больше напоминало работу на торговом этаже биржи, а вовсе не вековую практику выращивания разных продуктов питания. Здесь нужно было обладать тонким сочетанием знаний, иметь необходимое время и чуточку удачи.

Гил, например, рассказал ей, как чередует посевы на полях, оставляя половину земли под пар. Целый год они половину земли не обрабатывают, чтобы восстановить естественную влажность и нужный минеральный состав почвы, а потом, только следующей осенью, на этих полях снова засевают пшеницу, а другая половина отдыхает и восстанавливается.

Твердые озимые сорта пшеницы сажают обычно в середине сентября, а то и в октябре, в зависимости от погоды. Иногда даже в конце ноября. В идеале пшеницу нужно посеять достаточно рано, чтобы до начала зимы она дала ростки. Тогда снег покроет посевы и убережет ростки от зимних перепадов температуры и заморозков, и они будут спокойно спать до самой весны. Если все будет нормально, к концу марта или началу апреля пшеница начнет снова прорастать, а где-то к середине мая на колосьях появятся молодые зерна. И вот тогда надо обязательно ухаживать за посевами — оберегать от заболеваний, опылять от вредных насекомых, укрывать при сильном ветре, граде, проливном дожде — да много бывает непредсказуемого в природе. И вот в первые две недели июля можно уже собирать урожай.

А чтобы все это выглядело более увлекательно и азартно, договоры на закупку пшеница составляются за год, а то и за два до сбора урожая. Фермер заранее соглашается на лучшую цену, которую, как он предполагает, дадут за пшеницу в том году, и продает зерно еще до того, как оно засеяно и выращено.

Дори подумалось, что это похоже на гигантскую рулетку.

Вовсе нет, настаивал Гил. Почти всегда зерно удается на славу и его отправляют на мельницу и элеваторы или отсылают на экспортные рынки, что на северо-западе, на тихоокеанском побережье. Все очень просто. Однако многим канзасским фермерам приходилось переживать куда более худшие времена. Иногда после первого урожая начинаются проливные дожди, и все посевы заливает водой. Но выход все равно можно найти — кто-то выращивает кукурузу или чечевицу, кто-то — подсолнух, чтобы потом отправить на маслобойку в Гудленде. Некоторые смельчаки берутся даже за горох и фасоль, но эти растения хотя и находят свое место на рынке сбыта, требуют слишком уж серьезного ухода и отнимают массу времени.

А что происходит с кукурузой и чечевицей? Их тоже продают заранее?

Нет, обычно эти урожаи хранят как кормовые культуры и продают исключительно на местных рынках. Их перерабатывают на силос, и потом весь Канзас кормит ими свою скотину.

Дори уже знала о фермерстве куда больше, чем хотела узнать. Все это было очень интересно, но довольно опасно и рискованно. Эта профессия была не такой уж безопасной и стабильной, как казалось ей. Не такой безопасной, как, скажем, работа налогового инспектора, врача, банковского служащего… но какая профессия в наши дни могла считаться по-настоящему безопасной? Все верно… Она лишь старалась не думать, что будет с Гилом и детьми, если начнется ураган, наводнение или если им просто не повезет.