Третий лишний - Игорь Черемис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, подскажем! — воскликнул Вадим. — И поможем на первых порах. Без поддержки не оставим, не сомневайся.
Глава 9
Хуже татарина
Домой я вернулся на автопилоте и в состоянии глубокой задумчивости, даже Аллу поцеловал как-то смазано, что она отметила и не преминула тут же озвучить. Пришлось рассказывать про визит в райком и про предложение, от которого я отказываться не стал. Она внимательно выслушала мою историю и — что меня безмерно удивило — даже одобрила моё согласие на работу в институтском комитете. Я почему-то считал Аллу нонконформистом — ходит на подпольные концерты, одевается у лучших спекулянтов Москвы, знакомства водит соответствующие. Но нет — оказывается, для неё комсомол был вполне живой организацией, ещё не заваленной перестроечным дерьмом по самую макушку.
В этот момент я осознал, что новые времена, наступившие с приходом Горбачева, лучше всего приняли именно те, кто активничал и при предыдущих Генсеках. Ну а те, кто тихо плыл по воле волн и весело жил от сессии до сессии, потом стали ярыми сторонниками всего советского. Я не знал, к кому я отношусь; активистом в институте я не был, но и в фаната СССР не превратился, понимая, что моя ностальгия имеет вполне конкретное объяснение — молодость, которая по большей части прошла при застое. Но вот после попадания я снова стал молодым, и снова начал вести себя, как и прежде. И если бы не настырные комсомольцы, которые по какой-то причине решили затащить меня в свой клуб, я бы и дальше жил тихо и стараясь не отсвечивать.
К тому же комсомольскую карьеру я уже рассмотрел со всех сторон и признал её негодной. Если история снова покатится по прежним рельсам, комсомольцы, конечно, побегут впереди паровоза строить капитализм и переодеваться в малиновые пиджаки, и быть в их рядах будет даже выгодно, хотя одновременно — хлопотно и опасно. А вот если мои слова, сказанные неделю назад двум обитателям советского властного Олимпа, упадут на благодатную почву, то комсомол превратится в пожирающую время и силы общественную нагрузку, за которую никто платить не будет. Саша четыре с лишним года тянул этот воз, но он инвестировал в своё будущее, и его вложения оправдались — должность освобожденного секретаря была первой ступенькой в его несомненно длинной карьерной лестнице. Года через два-три его обязательно заберут в горком комсомола, там быстренько примут в партию и переведут его усилия в нужное КПСС русло. В общем, у него всё будет хорошо — если, конечно, Михаил Сергеевич сумеет как-то справиться со своим тёзкой.
У меня был неплохой шанс тоже отправиться по этому пути. Правда, с учетом моих контактов с двумя высокопоставленными советскими чиновниками и нашей общей тайны тактика скрытности была, пожалуй, лучшим решением. Но в этом я уверен не был.
* * *
Моя сессия начиналась с достаточно легкого экзамена — «Историю КПСС» я, в принципе, вспомнил, а заодно заставил себя забыть наиболее одиозные перестроечные разоблачения недавнего прошлого. Конечно, я мог бы спутать решения 23-го, 24-го или 25-го съездов, которые были пустой говорильней, но насчет 20-го и 22-го был уверен в своих силах. Вопросы, которые нам раздали, никаких подводных камней не содержали.
Но я на всякий случай взял учебник и улегся на диван, надеясь прочитать главу-другую перед сном. Алла ушла на кухню и там ожесточенно гремела посудой, пытаясь приготовить ужин. Я понимал, что где-то через час мне придется идти вслед за ней, чтобы самому жарить картошку и разогревать вчерашние котлеты, но пока этого не требовалась. Недавно она призналась, что хочет научиться готовить сама; пока бабушка не уехала на дачу, Алла училась под её бдительным присмотром, но сейчас эта опция исчезла. Я лишь надеялся, что она не спалит в своем рвении весь дом.
Я успел прочитать почти половину объемной главы про целину, когда меня оторвал от этого увлекательного занятия дверной звонок. Впрочем, особого беспокойства тот звук у меня не взывал. К нам могли прийти какие-нибудь бабушкины приятельницы или просто соседи заглянуть за солью, а с ними Алла была в состоянии справиться и сама.
Но когда девушка появилась в дверях отцовой комнаты, я понял, что это что-то другое.
— Егор, это к тебе, — Алла выглядела озадаченной — и явно не из-за ужина.
— Кто?
Я быстро перебрал в уме список кандидатов на визит к моей персоне. Он был не слишком большим — кто-то из гаражей или Стас. Больше я никому новый адрес не говорил, да и Стас знал только дом. Валентина или Михаила Сергеевича Алла знала и вряд ли растерялась бы, увидев их. Теоретически это могли быть оставшиеся на свободе приятели Боба, которые вдруг захотели продолжить наше знакомство, но я надеялся, что их припугнули достаточно сильно, чтобы они обходили нас с Аллой десятой дорогой.
В принципе, Валентин производил впечатление человека слова — раз он пообещал провести соответствующие беседы, он их проведет, даже если Земля налетит на небесную ось. Его надежность — ну и дружба с Михаилом Сергеевичем — и была основной причиной, по которой я слил ему информацию о том, кто я такой на самом деле. То есть Михаил и Лёха должны уже быть в курсе того, что может случиться, если они решат дожать меня. Родион же сидел за решеткой и вряд ли появится на свободе в ближайшие несколько лет — в этом я тоже был уверен. Стрельба в жилом доме тут пока ещё не была рядовым явлением. Да и вообще стрельба. Ему ещё повезло, что обошлось без человеческих жертв.
— Не знаю, — Алла помотала головой. — Женщина… я её первый раз вижу.
Я вздохнул, встал с дивана и отправился в прихожую. О вторжении двухнедельной давности там напоминали только заботливо развешанные по стенам картинки.
В самой прихожей никого не было, но Алла кивнула на дверь. Похоже, после того воскресенья она нескоро сможет пригласить незнакомого человека войти в квартиру. Я кивнул и открыл.
Там стояла женщина лет пятидесяти, коротко стриженная и с крашеными волосами. Она была не слишком высокой, слегка полноватой, одетой в очень неплохое пальто и какую-то странную шапку из фиолетового — в цвет волос — фетра с нелепой розочкой на боку. В руках она держала тяжелую на вид сумку из натуральной кожи — скорее, даже портфель, если судить по массивной золотистой пряжке
