Мой желанный убийца - Михаил Рогожин

Нельзя сказать, чтобы уж очень в них нуждался. Скорее было безотчетное желание ничего не менять в жизни. Радовался девицам больше глазами и руками. Особенно после того, как узнал про СПИД. С презервативами у него не получалось. Да и без презерватива тоже. Тем не менее девицы уходили довольные. Федор Иванович ценил услуги. Жизнью своей, вернее — ее итогом, он был вполне доволен. Лишь изредка ему казалось, что стоит напоследок тряхнуть стариной и сорвать банк. Уж больно хорошее время наступило для таких дел. Но пуще всего Федор Иванович опасался случайностей, или, как он выражался, «ханыгу-случая», не однажды сыгравшего с ним плохую шутку. Поэтому из чувства самосохранения не выходил попусту на улицу.

Предложение явилось само. В образе перебинтованного Юрика со следами швов на лысине и рукой в гипсе. Федор Иванович досадливо проводил гостя на кухню. Сам остался в валенках и телогрейке, подчеркивая этим, что не расположен к длительному разговору. Юрик сделал вид, будто не заметил намека.

Он был крайне возбужден: глаза бегали, и говорил почему-то шепотом:

— Я к тебе сразу из Склифа… Чуть меня не потеряли. Страшно вспомнить. Какие времена! До чего дожили! Я ведь — человек нормальный. Ты, Хромой, всю жизнь из людей деньги вытряхивал. А я? Всегда сам отдавал. Вспомни — как откинешься, прямиком ко мне. Девочки, условия… Однажды три месяца жил у меня на всем готовом. И на дорогу взял…

— Короче, — оборвал воспоминания Федор Иванович, — говори, какого хрена пожаловал. Я от делишек отошел. Веду жизнь тихую. Деньги от тебя не требуются.

— Совсем? — прищурился Юрик. На его изможденном лице мелькнула привычная льстивая улыбочка.

«Все стареют», — отметил про себя Хромой. Если в молодости услужливые гримасы Юрика вызывали снисхождение, — все-таки бывал нужен! — то теперь ничего, кроме брезгливости.

— Не дави на психику, тут не подают.

— Разве я когда-нибудь просил у тебя денег? — наигранно вздернул Юрик разъеденные экземой брови. — Мне всегда нужна была твоя защита. И только.

С тобой выгодно иметь дело.

— Э-э, вспомнил, махнул рукой хозяин. — Меня давно забыли.

Молодежь нынче дикая. Никаких законов не признает. Послушай меня, брось к черту, ложись на дно и доживай отпущенное с людьми и Богом в мире.

— Не получается. Видно, характер такой. Все ради других стараюсь.

Просят. Как отказать? Но и меня достали. Подчистую. Можно сказать, на улицу выбросили.

— Наехали? — усмехнулся Федор Иванович.

— Еще как! Прямо в квартире бомбу взорвали. Едва жив остался, — вздохнул Юрик. Его воспаленные красные веки не смогли удержать слез. — Ты прав, Федор Иванович, никаких правил не соблюдают. Убить — плевым делом стало. Среди бела дня кинул бомбу, и с приветом. Даже торговаться не стал.

— А ты еще на меня обижался, — довольно проворчал Хромой. — Кто ж тебя обложил?

— Помнишь, месяца два назад сам мне рассказывал, что в Екатеринбурге директор банка вместе с балконом рухнул? Я тогда не поверил.

Думал, врут, как всегда. Так вот; ко мне тот самый Лимон заявился.

— Ого! — от неожиданности Хромой аж присвистнул. — За что ж тебе такая честь? Клюешь ведь по мелочи.

— Теперь никем не брезгуют, — развел руками заплаканный Юрик. — Пришел ко мне под утро, положил лимонку на блюдце и заломил сумму. Я такой отродясь не имел.

— Перепутал, наверное. В нашем деле такое бывает, — подтвердил Федор Иванович. Потом важно снял валенки, телогрейку, бросил на сундук и по-дружески предложил попить чайку. Его заинтересовал поворот событий. Такие новости на хвосте не каждый день к нему залетают.

Юрик размазывал слезы, утвердительно кивая.

— Тогда пошли в комнату. У меня там самовар. Ботинки-то скинь.

Грязь нанесешь.

Юрик, неловко размахивая загипсованной рукой, разулся и поспешил за Хромым.

— Продолжай, — позволил Хромой, усевшись возле урчащего электрического самовара.

— Собственно, история глупая. Есть у меня одна девка. Иногда даю возможность подработать. Поехала она к клиенту, что-то не поделили. Он ее, видать, немного помял. Где она подцепила этого Лимона, понятия не имею.

Приехали ночью ко мне вдвоем. Стали права качать. Я их выпроводил. Откуда же известно, что он — Лимон? Только отошел ко сну, и, представь, дверь в темноте открывается, и Лимон опять тут как тут.

— За деньгами? — Не выдержал Федор Иванович, потирая от удовольствия руки. Так обычно реагируют рыбаки, когда при них рассказывают об удачном улове.

— Да. Выкладывай, говорит, десять тысяч «зеленых».

— Ты соврал, что не имеешь?

— Почему — соврал? — возмутился Юрик.

— Потому что соврал, — уверенно постучал пальцем по столу Федор Иванович.

— Вечно вы не верите, — расстроился Юрик. — И сразу бомбу бросать.

— Серьезный человек. Уважает себя.

— Теперь у меня ни дома, ни денег, — плаксиво заключил Юрик.

Федор Иванович вкусно отхлебывал чай. После некоторых раздумий спросил:

— Чем тебе помочь? Лимона я не знаю. Из новых. Скорее всего — залетный. Нигде не засвечивается. С таким всегда опасно. Вам лучше больше не встречаться.

— Он уверен, что взорвал меня к чертовой бабушке.

— Тем лучше для тебя. А говоришь — не повезло. Езжай в Подмосковье, купи маленький домик и жируй потихоньку. Прошло наше время.

Юрик затрясся от возмущения:

— Вы, Федор Иванович, издеваетесь надо мной? Пока Лимон разгуливает на свободе, у меня поджилки трястись будут. Возникла одна идея.

Юрик многозначительно посмотрел на Хромого. Тот никак не отреагировал.

— Решил я, Федор Иванович, сдать Лимона ментам. Хромой ответил равнодушным молчанием. Отхлебывал чай, барабанил пальцем по столу, чему-то усмехался. Посмотрел в горящие нетерпением глаза старого сутенера:

— Значит, не все твои деньги спалил Лимон. Поторопился.

Юрик не стал отнекиваться. Наклонился через стол к Хромому:

— Помоги. Из последних крох, но отблагодарю.

Хромой отодвинулся.

— Я же объявил тебе, что завязал. Старость, она покоя требует. А покой — отсутствие случайностей. Хватит. Все мои беды от ханыги-случая.

— В нашем возрасте в философию от тоски ударяются. Опасное занятие. Можно того… сковырнуться.

Юрик успокоился. Он знал, что Хромой перед деньгами не устоит.

Поэтому принял более-менее достойный вид, шмыгнул носом, вытер рукой липкие слезы и уверенно сказал:

— Предлагаю три тысячи «зеленых».

Хромой не отреагировал. Юрик повторил:

— Три тысячи.

Хромой три раза ударил пальцем по столу. Вздохнул:

— А ханыга-случай?

— Я же не банк предлагаю брать — пса паршивого ментам сдать.

— За это можно и орден заработать. Посмертно, — заметил Хромой.

Юрик почувствовал, что пора переходить в наступление.

— Хромой, риск нулевой. Лимон наверняка крутит или будет крутить шашни с моей девкой. Наша задача — его отследить и, когда он заявится к ней, дать информацию по телефону.

— Мне на старости лет в шестерках бегать? — Не без раздражения заметил Хромой.

— Не глупи! Я не могу светиться. А ты найдешь способ.

— Найду, — кивнул головой Федор Иванович. — Но за пять Юрик закатил глаза:

— Побойся Бога!

— Я — Бога, а ты — Лимона, — согласился Хромой. — Представляешь, как он обрадуется, узнав, что ты оклемался после его бомбы?

В подтверждение этому он с удовольствием чмокнул губами. Хромой оставался верен себе. Ему только посули, уж он не упустит. Юрик знал, к кому обращался с просьбой. Но решил не сдаваться.

— Четыре — и по рукам.

— А ханыга-случай? — повторил резко хозяин, но вдруг передумал и согласился. — Хрен с тобой. Некогда торговаться. Сейчас начинают транслировать сессию. Заходи на днях. Я пока поспрошаю, что за фрукт твой Лимон.

Давая понять, что разговор окончен, уселся возле телевизора. Юрику пришлось прощаться со спиной Хромого.

Странное ощущение — сплю, и знаю, что сплю. Просыпаться не хочется. Легко и радостно иду в своем сне. Впереди белый город. Не могу вспомнить его название, но уверена, что в нем найду ее. Наташку. Ей обязательно нужно рассказать про Пата. Он сошел с ума и ждет конца света. А там, возле городских ворот, меня останавливает седой человек с длинной белой бородой.

Серый плащ до самой земли скрывает его босые ноги. О чем-то спрашивает меня.

Ничего не слышу. Просить старика говорить громче как-то неудобно. В ответ почти кричу. Он пугается. Машет на меня руками. Но тоже кричит мне, что все женщины сейчас у Овечьей купели. Моют овец. Неужели Наташка тоже занимается овцами?

— Зачем? — спрашиваю я у старика. Он долго глядит на меня и, не ответив, уходит. Псих. Кричу ему вслед:

— Где я?

Оказывается, старик уже стоит за мной и толкает меня в спину.

Слышу его тихий, похожий на шелест песка, носимого по каменистой дороге, голос: