Маскарад в лунном свете - Кейси Майклз

Маргарита отвела глаза от его рта и посмотрела в смеющиеся голубые глаза, стараясь подавить свой интерес и не достойное леди любопытство, грозившие сослужить ей предательскую службу. Но чему, собственно, тут было удивляться? Разве не поэтому она согласилась встретиться с ним? Из-за этого самого чувства, которое она отказывалась называть иначе чем «любопытство».

Она решила разыграть скромницу.

— Вы… вы не должны говорить со мной в таком интимном тоне, мистер Донован. Я знаю, что позволила вам кое-какие вольности, чего не должна была делать, но сейчас я пришла к выводу, что эта игра в ухаживание зашла слишком далеко. Я молода, но не пустоголова и, кроме того, располагаю кое-какими сведениями, почерпнутыми из глупой болтовни хихикающих дебютанток в комнатах отдыха. Это плюс предупреждение, полученное от Стинки, я имею в виду лорда Чорли, настораживает меня. Вы повеса, мистер Донован, и я не желаю, чтобы вы и дальше развлекались за мой счет.

— Теперь вы меня обидели, мисс Бальфур, — ответил он тихо, с некоторой даже горечью в голосе. — Я не нахожу ничего забавного в наших с вами отношениях.

Он положил ладонь ей на руку и нежно ее погладил, затем повернул ее руку ладонью вверх и принялся водить пальцем сначала по ладони, потом по чувствительному участку на запястье и, наконец, обхватив запястье, стал медленно, но неотвратимо притягивать Маргариту к себе.

— Я нахожу вас обворожительной, — тихо проговорил он, и его теплое дыхание коснулось ее щеки. От этих слов в груди у нее словно зажглись маленькие костры. — И немного пугающей.

Сердце у Маргариты забилось, наверное, быстрее, чем недавно скакала ее лошадь. Она была не в силах устоять перед взглядом Томаса Донована, перед собственным к нему влечением, перед исходившим от него ощущением опасности и перед абсурдным, не поддающимся никакому объяснению, но непреодолимым желанием прижаться к нему, ощутить его губы на своих.

А он собирался поцеловать ее. Она была уверена в этом, так же, как и в том, что впоследствии пожалеет обо всем случившемся этим утром. Она отвела глаза от его глаз, оказывавших на нее почти гипнотическое воздействие, и обнаружила, что снова уставилась на его рот.

Интересно, какое ощущение вызовет у нее прикосновение его нелепых усов?

И что она испытает, когда его сильные руки обнимут ее, а его мускулистая грудь прижмется к ее груди?

И почему она вообще об этом думает? Она, что, окончательно лишилась рассудка?

— Мы… я… я не думаю, что… — начала Маргарита и замолчала, когда Томас положил руку ей на бедро чуть выше согнутого колена и даже через юбку для верховой езды она почувствовала исходивший от этой руки жар. А еще она почувствовала странное сокращение мускулов у себя между ног и где-то в самой глубине своего существа и изумилась тому никогда прежде не испытываемому, но весьма приятному ощущению.

— Ну, может, один раз… — прошептала она как бы про себя, отлично зная при этом, что он ее слышит, и, закрыв глаза, подняла лицо вверх, приготовившись к поцелую.

— Нет-нет, — услышала она голос Томаса и почувствовала, как он провел пальцем по ее крепко сжатым губам, а открыв глаза, увидела, что он улыбается, но эта улыбка не была насмешкой над ней. — Несмотря на всю вашу браваду, ваши бойкие разговоры, вы невинны, как я и предполагал и на что надеялся. А теперь послушайте, ангел. Целоваться — это вам не сосать ломтик лимона. Скорее это все равно что вкушать нектар богов. Расслабьтесь, милая моя Маргарита, и я научу вас.

Маргарита начала дрожать и испугалась, как бы зубы у нее не стали выбивать дробь, если он ее не поцелует, и с этим не будет покончено. Как только он ее поцелует, она избавится от этого наваждения, от своей нелепой тяги к нему, не будет бояться, что увидит его во сне, как это случилось прошлой ночью. Дурной сон, в котором были сильные руки, сплетающиеся ноги, жадные губы и темные страсти. Если бы Маргарита по глупости рассказала такой сон Мейзи, ей бы каждое воскресенье в течение месяца читались проповеди. У нее не было времени для проповедей, поцелуев и снов. У нее была ее миссия, а Томас Джозеф Донован мешал ей выполнить ее.

— Ради Бога, не читайте мне лекции, Донован, — потребовала она, кладя руки ему на плечи и снова закрывая глаза, смущенная и даже немного испуганная странным ощущением жара и влаги между ногами. — Просто сделайте это.

Он послушался, и мгновение спустя его губы, теплые, упругие, сладкие, прижались к ее губам.

Глаза Маргариты широко раскрылись, ибо она в этот момент почувствовала себя так, будто ее ударило молнией. Горло у нее судорожно сжалось, как если бы она задыхалась. Но она не задыхалась. Она была охвачена желанием.

Желанием, чтобы он обнял ее и держал так крепко, словно ей грозило быть унесенной на край света.

Чтобы его поцелуй стал более страстным, чтобы он обладал ею, хотя она понятия не имела, чем это может кончиться.

Чтобы он прикасался к ней, вобрал ее в себя — хотя одновременно ей хотелось ощущать его внутри себя, — чтобы они слились воедино, стали одним целым.

Думая обо всем этом, Маргарита приоткрыла губы, и Томас просунул ей в рот язык и стал водить им по ее небу.

Это было так приятно.

Он убрал руку с ее бедра, положив ее на талию Маргариты, затем его длинные пальцы начали двигаться вверх по позвоночнику.

Так приятно.

Его правая рука была?.. О Боже, его рука, его рука.

Ее соски потянулись к пальцам Томаса, как тянутся к солнечным лучам бутоны, жаждущие раскрыться и превратиться в чудесные цветы.

Поцелуй кончился, и они какое-то время стояли, прижавшись друг к другу и дыша так тяжело, словно это они, а не их лошади только что проскакали во весь опор длинную дистанцию.

— О святой Иисус, Мария и Иосиф! — выдохнул Томас где-то у нее над ухом. — Я думал… я представлял… но я никогда… черт! — Положив руки ей на плечи, он отстранил ее от себя. — Знаешь, малышка, ты способна стать причиной многих неприятностей для одинокого американца, находящегося вдали от родных берегов. Ты это знаешь?

— Но еще больше неприятностей способны вы навлечь на меня, Томас Джозеф Донован, — честно призналась Маргарита и нежно провела пальцами по его плечам и рукам, потом неохотно опустила руки.

Нежелание отрываться от него, позволить этому чудесному мгновению перейти в область воспоминаний ясно отразилось на ее лице. Боясь окончательно себя выдать, Маргарита отвернулась и, взяв перчатки, принялась их натягивать.

— А теперь проводите меня до Портмэн-сквер, мистер Донован, да поскорее, пока не появился какой-нибудь непрошеный свидетель. Тогда свет выставит мне еще одну плохую отметку за поведение.