Что снится вампирам? - Екатерина Тильман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— М-да, — сказал Евгений, закончив, наконец расчеты и убрав компас и карту, — это все, конечно, мистика, но какая-то до умиления логичная. Нам как будто хотят что-то сказать, но мы не понимаем...
— Ты веришь в бессмертие души? — спросила Юля.
— Верю. В это все верят, так или иначе. Даже самые ярые материалисты. Я много раз с этим сталкивался.
— С бессмертием души? — невинно спросила Юля.
— Ну что ж ты за вредное создание!
— Извини. Но если не смеяться, то станет совсем грустно: поводов достаточно. Кстати, тебе не становилось плохо, когда перстень гас? Я едва не падала: такое жуткое ощущение пустоты сразу появляется...
Евгений тщательно проанализировал свои ощущения: нет, ничего подобного. Конечно, эту реакцию Юли можно было отнести на счет ее впечатлительности, но с тем же успехом могло быть наоборот: Евгений ничего не почувствовал, потому что был слишком увлечен замерами.
Принцип Оккама говорит, что не следует привлекать новые сущности для объяснения фактов, пусть даже самых непонятных, и следование ему защищает от пустого фантазирования. Но когда ты точно знаешь, что новые сущности есть, этот принцип только сбивает с толку, никак не помогая выяснить, какая же именно новая сущность портит кровь экспериментатору.
В замке было нечто. В результате него возникли связи между вещами, никак помимо этого друг от друга не зависящими.
Сбивался с курса вертолет. Изменялось свечение перстня. Без видимой причины возникали эмоции у Юли. И все это происходило в явной зависимости от изолиний, расходящихся пучком от места, где висел портрет. Но интенсивность ЧЕГО обозначали они? Ведь перстень был только индикатором! Евгению казалось, что еще минута, и он все поймет, все встанет на свои места, еще чуть-чуть, и... Он взглянул на перстень, лежащий на столе совсем близко: тот светился так, что казалось, сейчас загорится.
— Что за черт?! — невольно воскликнул Евгений.
Вопрос был адресован в пространство, но ответила на него Юля:
— Тебе казалось, что ты «вот-вот все поймешь». Ощущение знания.
— То есть это моя эманация его зажгла?
— Ну, думаю, да... — Помедлив, ответила Юля. — Смотри, ты отвлекся, и свечение ослабевает. А ты действительно что-нибудь понял?
— Да нет, — вздохнул Евгений, — так, уяснил для себя кое-что, не больше...
— Вообще, согласно некоторым положениям буддизма, самоубийцы — если самоубийство было совершено не вовремя — на некоторое время становятся призраками.
— А как буддисты представляют себе призраки?
— Ну, как обычно, — пожала плечами Юля, — сознание без тела.
— То есть эти призраки невидимы?
— Как все астрально-эфирное, они исчезают при прямом взгляде. — Юля удивленно посмотрела на Евгения. — Ты же должен это знать, ауры так смотрят...
— Да, конечно... — Евгений ненадолго задумался. — А если оно астральное, то должно хорошо разбираться в снах, так?
— Разбираться в снах? — У Юли даже глаза заблестели. — Ты хочешь сказать, мы можем получить какую-то информацию через сны? Я правильно понимаю?
— Не знаю, — отозвался Евгений и неожиданно добавил: — Но если эта мистика хоть как-то одушевлена, то сейчас она должна взять на себя активную роль. Понимаешь? Стать инициатором нашего с ней общения, а не ждать неизвестно чего.
— Может, она ждет, пока мы поумнеем, — усмехнулась Юля.
— Это трудно сделать без встречных шагов. Мы и так сделали все, что могли, приблизились на минимально доступное расстояние, причем и фигурально и буквально.
— То есть ты готов с ней говорить?
— Это ты спросила? — Евгений быстро повернулся к Юле.
— Да... а что?
— Да так, ничего...
* * *Думая о Тонечке, Евгений не мог не вспоминать Сэма. Не могли ли они встретиться еще здесь, до «Лотоса»? Маловероятно, конечно: слишком большая получалась нестыковка по времени. И хотя община, где жил Сэм, находилась недалеко от имения Горвича, возникла она уже после бегства Тонечки... Однако узнать хоть что-нибудь о погибших друзьях Сэма все же стоило!
Конечно, осторожность не позволяла Евгению завести прямой разговор об интересующем его предмете, но можно было сделать по-другому: он ведь знал, где находилась разгромленная община, и задал какой-то невинный вопрос о владельцах тамошних мест.
Увы, безрезультатно. Горвич рассказал, как показалось Евгению, решительно обо всем, кроме того, что нужно. Вообще, это было логично: постыдный эпизод, если разобраться! К тому же, для местной аристократии хорошим тоном стало полное непризнание любой мистики, и тому был резон: жить рядом с мистикой, не понимать ее, но при этом обращать на нее внимание — это же с ума сойдешь рано или поздно! Недаром ведь штат прислуги, как можно было понять из оговорок Горвича, обновлялся в среднем раз в несколько лет!
Что же заставляет графа жить в этом проклятом месте? Гордость? От такой гордости с ума можно сойти!
— Я его не понимаю, — сказала как-то Юля. — Провести всю жизнь в этой дыре с привидениями! Да я бы на его месте наняла управляющего и носа бы сюда не показывала чаще двух раз в год!
— Большинство так и делает. Но отнюдь не все, надо сказать...
— А как бы ты вел себя на его месте?
— Мне трудно представить себя графом и землевладельцем... но, пожалуй, я вел бы себя так же, как Горвич!
— То-то ты ему понравился! Он поэтому с тобой так и разговорился...
— Не сказав при этом ни слова о том, что нас интересует.
— У нас, согласись, специфические интересы! — усмехнулась Юля и неожиданно спросила: — А как ты думаешь, здесь действительно есть привидения?
Евгений удивился: что за вопрос!
— У нас даже начерчены изолинии их интенсивности! — ответил он.
— Интенсивность привидений, — с издевательской важностью произнесла Юля, — измеряется... вероятно, в привидунах. Или в привидиллах. — Она вздохнула и сказала уже нормальным тоном: — Я не об этом! Кто-то кроме нас это замечает?
— Да, — твердо ответил Евгений. — Еще как замечают. Но похоже, здесь строгое табу на подобные разговоры. И это даже странно...
— Действительно странно, — заметила Юля. — Ведь в каждом приличном замке, должны водиться привидения. Или вампиры. Ты читал «Вампиров» Олшеври?
— Да.
Юля отскочила к двери, замерла, входя в образ. Евгений неотрывно смотрел на нее: он понял, кого она собирается играть.
— Вот представь себе, — заговорила она, и даже голос ее неуловимо изменился. — К тебе входит молодая женщина, лицо ее прекрасно, правда, зубы чуть острей, чем нужно, но ты не замечаешь этого... — теперь Юля сделала несколько медленных шагов; казалось, лицо ее стало чужим, а зубы действительно заострились... — Она смотрит тебе в глаза, ты замечаешь, что лицо у нее очень бледное, тебе становится жаль ее... Ты хочешь сказать ей что-то ласковое, но не находишь слов, а только смотришь в глаза, ища что-то в ее взгляде... — Глаза Юли потемнели, стали почти фиолетовыми и манящими, как спираль бесконечности. — Там ничего нет, там только пустота и холод, но поняв это, ты уже не можешь вернуться... — Евгений не мог отвести взгляд от лица Юли, действительно, не мог вернуться. — А она подходит ближе, кладет руки тебе на плечи... — Евгений вскрикнул от прикосновения ее рук, казалось, сердце остановилось... что это? игра? или уже не игра? — Ты нравишься мне, — шептала Юля (или уже не Юля?). — Я хочу поцеловать тебя. — Ее губы вначале нежно, потом все сильней и сильней прижимались к шее. Что-то почти неосязаемое обволакивало Евгения, голова кружилась, но несмотря на подступающую слабость, возбуждение нарастало. Он сам обнял Юлю, почти вцепился в нее, опрокидывая на постель... Она оторвалась на секунду от его шеи, и тут же приливом горячей крови вернулись силы, но только на секунду. Ведьма властным жестом подняла руки, толкнула ладонями что-то невидимое, словно смыкая вокруг Евгения кольцо... — Ты не уйдешь от меня! — она произнесла это, как заклинание и Евгений снова упал в ее объятия, будучи не в силах сопротивляться, да и не желая этого... И снова губы на шее, высасывающие силы, но дарящие наслаждение...
— Ну, знаешь, — сказал Евгений час спустя, — если все жертвы вампиров чувствовали то же... я не знаю!
— Теперь ты меньше их боишься?
— Гораздо больше: им действительно нельзя сопротивляться.
— На самом деле, я думаю, можно... — Юля сладко и уютно потянулась, ничем не напоминая ту ведьму, которой была недавно.
— Ага. Чеснок, четки, облатки... Согласно классике.
— А четки у тебя, между прочим есть! Настоящие! Ты взял их с собой?
— А как же. Достать?
Евгений вытащил из чемодана и надел на шею ватиканский подарок.
— Все, госпожа Вампирша! Теперь я защищен.
— Ну, вот еще!
Юля потянулась к его шее и дернула за четки... и тут же с криком отшатнулась.
— Ай!
— Что случилось? — испугался Евгений.
— Они меня обожгли, — медленно сказала Юля. — Знаешь, мне это не нравится...