Запад-81 (СИ) - Гор Александр

Естественно, разведке пришлось отойти, а на плацдарме начали скапливаться силы для продолжения наступления на город с севера.

Возвращаясь к визиту генерал-лейтенанта Кузнецова.

Василия Ивановича мне удалось увидеть только издалека. Как потом передал ротный Миша Бойко, которому рассказал капитан Сокол, генерал, штаб которого было решено переместить в Лунно, по дороге решил лично увидеть нашу технику и оценить возможности обороны с оказавшегося неприкрытым направления. Назавтра планировался контрудар конно-механизированной группы, и сдача города была бы очень неприятным событием.

— Просил продержаться до утра, когда начнётся контрудар. И подкрепление обещал.

Подкрепление подошло к полудню. Сначала полторы сотни даже ещё не переодетых в военную форму рабочих с винтовками и парой ДП на всех. Тех самых, памятных по кинофильмам: у которых над затвором «жестяная банка из-под селёдки», как поржали наши бойцы. Ну, и ещё кое-у-кого по паре гранат, нами виденных только в музее. Тех, на которые надо надевать рубчатую рубашку, чтобы превратить их в оборонительные. Причём, и запал у них какой-то хитровыпендренный, не такой, как у наших Ф-1 и РГ-5. Больше всего меня убило то, что из их «Мосинок» можно стрелять только с примкнутым штыком, превращающим и без того длиннющее оружие в этакое стреляющее копьё.

Эти ополченцы с наскоро назначенными командирами из числа красноармейцев смотрели на нас дикими глазами. Не столько из-за формы, сколько из-за оружия и боевой техники.

Их старший, лейтенант РККА, похоже, только-только закончивший училище и не успевший добраться до части, куда был назначен, доложился нашему комполка и с юношеским задором бросился распределять людей по нашим ротам. Полковник Ковалёв верно оценил боеспособность этого подкрепления, решив не рисковать, выделяя им отдельный участок обороны. Немцы ведь тоже не дураки, сразу сообразят, с какой стороны огонь слабее, а потом туда и ударят. Тем более, бывшим рабочим заводов Гродно и патронов выдали крохи: по тридцать на брата. Так что пришлось делиться нашими запасами, предназначенными для пулемётов. И не только патронами, но и едой из полевой кухни: наверняка ведь проголодались, пока торчали у военкомата, получали оружие и топали до наших позиций. Причём, почти все оказались без котелков, ложек-кружек и фляжек.

А вот с настроениями у ребят оказалось всё в порядке, как поведал наш замполит. Все горят желанием догнать и перегнать. Тьфу ты! Отразить нападение коварного врага и быстренько закончить войну на вражеской территории. Даже как-то жалко их разочаровывать. Ну, да ничего. После того, как они попали к нам, у них появился хоть какой-то шанс выжить в этой мясорубке и вернуться домой, когда закончится война.

В два часа дня зенитчики доложили, что засекли летящую в нашу сторону с северо-запада группу самолётов, а наблюдатели — повышенную суету фрицев в районе Гожи. Значит, пойдут в атаку. Пока есть время, собрал ополченцев приданного взводу отделения и проинструктировал.

— Патроны зря не жечь. Стрелять только если немцы подойдут ближе шестисот метров, вон до тех кустов.

— Это почему? — тут же возмутился молодой парень с комсомольским значком на пиджаке.

Кто-то из наших уже подарил ему звёздочку, носимую на пилотке, и он нацепил её на кепку.

— Потому что ты и на таком расстоянии будешь попадать через раз, а дальше — так и вовсе все пули уйдут в «молоко». Кроме того, привыкай к армейской службе, и перед тем, как задать вопрос старшему по званию, спрашивай разрешение и представляйся, если он тебя не знает.

— Красноармеец Конюшевич, — поправился тот. — Я чуть-чуть не дотянул до нормативов «ворошиловского стрелка».

— Вот именно: чуть-чуть. А рассеивание пуль у твоей винтовки на таком расстоянии не меньше полуметра, будь ты хоть десять раз «ворошиловским стрелком». Дальше тех кустов — забота пулемётчиков. Если немцы подойдут ближе, после каждых трёх-пяти выстрелов менять позицию. Просто переместиться в траншее на метр в сторону. У них тоже метких стрелков достаточно, и нельзя им давать возможность пристреляться. При артобстреле засесть на дне траншеи и не высовываться, пока не прекратится артогонь. Нефиг подставлять башку под осколки.

— А если они за это время близко подойдут?

— В этой атаке не подойдут.

— А что, и артобстрел будет? Простите, товарищ лейтенант, красноармеец Корбан.

— И артобстрел, и даже бомбить попытаются. Но самолёты — тоже не ваша забота.

И в подтверждение моих слов восточнее нас в воздухе зазвенели моторы «ишачков».

— Всё, готовимся к бою, — глянув в сторону выползающих из-за леса лаптёжников, идущих в сопровождении истребителей, закруглился я и помчался в сторону своей БМП.

Мессеры сразу же связали И-16 боем, не давая прорваться к Юнкерсам, но тут заработали «Шилки». Экономно, не со всей дури, а попеременно из двух стволов. Но медлительным машинам с неубирающимися шасси и этого хватало. Полторы минуты, и очередь из «зушки» вспорола брюхо последнему из девятки «лаптёжнику», пытавшемуся сбежать на запад. По «собачьей свалке», постепенно сместившейся северо-восточнее, не стреляли, опасаясь попасть в наши самолёты, которым и без того приходилось несладко. Из девятки «ишачков» четыре уже были сбиты, сразив лишь два «мессера» из шести, прикрывавших бомбёров.

Чем закончился воздушный бой, рассмотреть не удалось: по нашим позициям ударила немецкая артиллерия. Лупили минут пятнадцать неприцельно, по площадям. И, похоже, на максимальной дальности. Но пару раз осколки снарядов звенели по броне.

Но ещё до этого пришло сообщение по радио:

— До полка пехоты выдвинулось из Гожи. При поддержке 18 самоходок «Штуг» и тридцати бронетранспортёров. Действовать по заранее оговорённому плану.

«Штуги» для БМП — это уже опасно. Пусть у них стоит и короткоствольный «окурок», но калибром 75 мм, и его снаряда наша броня не выдержит.

Немецкая САУ непосредственной поддержки пехоты «Штуг-3»

Самоходки начали лениво постреливать в направлении позиций полка с дистанции километра в полтора, явно провоцируя вскрытие позиций противотанковой артиллерии. А артобстрел закончился, когда они приблизились примерно на километр. И сразу же на атакующих посыпались мины, заставляя фашистов передвигаться перебежками.

Пятнадцать секунд, и все (!!!) «Штуги» вскрыты, будто консервные банки. Прямое попадание 125-мм танкового осколочно-фугасного снаряда разносит эту машину буквально в щепки. Для Т-72 цель на дистанции 4 км прекрасно достижима, а уж с километра-то — и подавно. Как и для наших тридцатимиллиметровок — похожие на гробы серые бронетранспортёры с крестами на броне.

По радио звучит команда:

— Коробочкам сменить позицию.

Вовремя, поскольку буквально через пять минут загрохотали немецкие гаубицы. На этот раз — прицельно. Видимо, где-то среди отползающих под миномётным огнём фрицев затесались арткорректировщики. Но без толку: и танки, и БМП уже не в тех капонирах, из которых стреляли по немецкой бронетехнике.

Постепенно артиллерийский огонь утих, и я побежал во взвод.

— Ну, как, Конюшевич? Сильно страшно было?

Глаза у парня безумные, кепочка и пиджачок перепачканы пылью.

— Ужас. Особенно, когда они из пушек стали крыть. Меня же чуть землёй не засыпало, когда снаряд рядом бабахнул. До сих пор в ушах звенит.

— Привыкнешь, — махнул я рукой, стоя из себя бывалого вояку, хотя и сам впервые под артобстрелом.

— А здо́рово вы им вломили! Сколько танков пожгли, сколько немцев побили. И главное — совсем без потерь.

Эх, Конюшевич! Это только в моём взводе обошлось без потерь…

— Вот теперь я верю, что вы из будущего!

Интересно, у кого это из моих солдат вода в жопе не держится? Кто проболтался?

Прода от 21.01.23

23 июня 1941 г., 22:30, Лиепая

Командующий Балтфлотом адмирал Трибуц воспринял бы полученное во второй половине дня 19 июня сообщение о необходимости установить связь с крупным морским соединением советских кораблей, находящимся в нейтральных водах Балтийского моря, как глупую шутку, если бы на другом конце телефонной линии не был бы сам товарищ Сталин.