Цвет боли: шелк - Эва Хансен

— Баррио, это Сьеберг. Мне нужна встреча с Мрадо.

— Чего?! Густав, ты охренел, что ли? А штык в зад не нужен?

Ларс отобрал телефон у Густава, усмехнулся в трубку:

— Баррио, я Юханссон. Это мне нужна встреча с Мрадо. По делу, он будет заинтересован. Твои десять тысяч, если устроишь.

— Баксов? — тут же заинтересовался Баррио.

Ларс рассмеялся:

— Черт с тобой, баксов. Только встреча срочно, сегодня.

— Ишь какой! А если Мрадо нет в Стокгольме?

— Скажешь где, я подъеду.

— И с собой полицию приведешь.

— Ты хорошо знаешь, что у полиции на Мрадо ничего нет и быть не может, так чего же крутишь? Если не хочешь заработать, не трать мое время, я найду, кто вместо тебя постарается.

Баррио вздохнул:

— Приходи к восьми, а лучше к девяти.

— Договорились, буду.

— А почему ты не спрашиваешь где?

— Ты дурак? Если я на тебя вышел, значит, знаю про клуб.

— Бывал, что ли?

— А как же? Не тяни время, мне некогда.

— Тогда в девять.

Возвращаться к стейку не хотелось, Ларс задумался о том, как поступить с деньгами. Просто снять нужную сумму и прийти с ней в клуб — опасно, решил снять десять, причитающиеся Баррио, а большую сумму для выкупа Петры оформить распиской на предъявителя.

Густав слишком многим обязан Ларсу, чтобы не ходить с ним в клуб. Он даже не стал отговаривать Юханссона, прекрасно зная, что, если тот что-то решил, обязательно сделает. Но выяснить все же попытался:

— Ларс, что за девчонка такая, что ты из-за нее к Мрадо в петлю голову суешь?

— Я же тебе сказал, что племянница. Если я ее не найду, то виноватым останусь перед всеми, хотя никоим образом к ее исчезновению непричастен. Обещал Линн притащить эту Петру за руку или даже за волосы, если ее голова еще не валяется в кустах.

— Красивая?

— Ты же ее видел в клубе?

— Они там все безобразные от слез, соплей и страха. Удивительно, когда это же творишь с одной и дома, даже зареванная или перепуганная хороша, а если вот перед всеми — уродина.

— Тебе нравится унижение? — нахмурился Ларс.

— А тебе нет?

— Ты Фриду унижал?

— Да, но она согласна. Даже нравится быть послушной, беспомощной, умолять…

— До какого-то предела.

— Что до предела?

— Густав, беспомощность, послушание до определенного предела. А унижение… вообще не знаю. Фрида независимая.

— Это только кажется. Подчинил, как всех остальных. Готова умолять, чтобы позволил облизать член.

— Тогда она правильно сделала, что ушла.

— Вернется. Уже уходила и возвращалась. Смотри, вон Баррио стоит у входа. Ждет, гаденыш, свой барыш. — Густав кивнул на маячившего у неприметной двери черноволосого крепыша.

Ларс достал пачку денег. Густав только вздохнул:

— Вот куда ему столько?

— Организовал бы встречу ты — тебе бы отдал.

— Раньше говорить надо было, — пробурчал Густав, выбираясь из машины.

— Ты с Мрадо знаком?

— Упаси бог! И тебе не советую.

— Мне деваться некуда, — вздохнул Ларс, направляясь к крепышу и на ходу проверяя сигнализацию машины. — Ты Баррио?

— Я.

— Встреча состоится?

— Да, тебя ждут. — Баррио постарался смерить Ларса таким взглядом, что тот должен бы затрястись от страха или вообще подпустить в штаны. Но Ларс остался спокойным. — Деньги давай.

— Держи. Здесь половина, после встречи получишь вторую.

— Чего это?!

— Отказываешься? Тут Густав изъявлял желание выполнить твою работу.

— Не, давай! — Баррио ловко перехватил пачку, которую Ларс собирался вернуть себе в карман, так же ловко пустил ее веером, кивнул: — Пять. Ладно, идем.

— Ах ты милостивый мой!

Баррио обернулся и получил почти тычок Ларса:

— Не тяни, у меня времени мало.

Густава оставили в клубе у входа, а Ларса повели внутрь. Вообще-то оттуда можно не вернуться, но у Ларса и впрямь не было выбора. Обходить все клубы и подвалы, как это делали друзья Петры, можно до бесконечности. Он сам положил в одном из клубов немаленькую сумму в сейф с обещанием отдать тому, кто Петру найдет, но пока никто ничего нового не сказал. Петра исчезла, словно канула в воду залива.

Если она в каком-то месте вроде этого клуба, то здесь расспросы не помогут, потому Ларс и шел сразу к владельцу, известному своей жестокостью и любовью к деньгам и карточной игре. Вот этой любовью Юханссон и рассчитывал воспользоваться.

Югославы несколько лет назад держали под собой весь сутенерский и наркодилерский мир Стокгольма. Но полиция зря зарплаты не получает, удалось прижать многих, конечно, сутенерства или наркотиков меньше не стало, но организация явно поредела, а мелочь отлавливать легче.

Мрадо был из немногих оставшихся крупных. Он, безусловно, жаден, но умен, прекрасно понимал, что если попадется, то никакие деньги не спасут, а потому работал чисто и юридически грамотно. Любой, кто решался вступить в клуб и подвергнуться насилию, оформлял свое согласие и отказывался от претензий даже в случае наступления «тяжелых последствий».

Ларс никогда не встречался с Мрадо, но понимал, к кому шел. Однако это не облегчало задачу и не устраняло опасность.

Мордовороты у двери старательно обыскали на предмет отсутствия оружия, Ларс молча позволил это сделать. В другое время и прикоснуться бы к себе не дал, но сейчас не в его интересах дать обоим по гнусным физиономиям. Наконец, дверь в кабинет открылась.

Не стоило объяснять, что перед ним Мрадо, это ясно по тому, как опасливо склонился к нему какой-то долговязый тип и как еще два дюжих охранника, размерами с платяной шкаф каждый, поедали сидевшего за большим столом человека. Стол вроде покерного, и карты пока остались…

— Ты хотел говорить? — Тяжелый взгляд и тяжелый голос. Звуки словно не вылетают изо рта, а падают камнями, отдаваясь в голове гулким эхом.

Он весь большой, широкий в плечах, с массивным двойным подбородком, бычьим загривком, крупными кистями рук, пальцами, словно волосатые сосиски… И свою величину не только не скрывал — подчеркивал.

Ларс кивнул:

— Если ты Мрадо, то да.

— Садись, — повел рукой с «Ролексом» югослав. Ларс подумал, что ему должно быть больно, когда браслет цепляется за волосы. — Сначала сыграем, потом поговорим. Или ты совсем спешишь? Баррио сказал, что ты торопил встречу.

— Я спешу, но сыграть могу. Только сначала о деле. Вот это обязательство на две сотни тысяч баксов. Мне нужна информация о девушке.

Мрадо на бумагу только глазом скосил, поднял мутные серые глаза на Ларса, чуть усмехнулся:

— Я не сутенер.

— Обижаешь. Я не такой дурак, чтобы Мрадо за сутенера принять.

Югослав просто смотрел, ничего не говоря. Ларс, тоже не отводя взгляда, спокойно сел за стол, отодвинул от себя чьи-то карты. Нет, они не играли в гляделки, два одинаково сильных соперника оценивали друг друга. Мрадо что-то для себя понял, усмехнулся:

— Что за девушка?

— Петра Флинт.

— Почему ты решил, что я знаю о ней?

— Ты может и не знаешь, но она вступила в клуб.

Мрадо чуть повернул голову в сторону услужливо согнувшегося долговязого, тот что-то зашептал, не рискуя наклониться слишком близко. Югослав кивнул и поинтересовался у Ларса:

— Зачем она тебе?

— Это моя племянница.

— Плохо смотришь за племянницей, — хохотнул Мрадо, открывая новую колоду карт. Стоявший за его спиной дюжий охранник поспешно бросился убирать со стола то, что осталось после предыдущей партии. Ларс подумал о том, куда девался тот, кто играл, сидя на его месте.

— Мрадо, в твоем клубе так плохо? Она мазохистка, но меня это не касается. Ее отец дергается, надо найти Петру.

— А ты такой заботливый дядя? Если она мазохистка, то пусть приходит в клуб, здесь ей будет хорошо.

— Приходит — да, но ее нет пять дней.

— Почему ты решил, что она здесь?

— Я неуверен, просто хочу знать, так ли это. Если Петры нет, буду искать дальше.

— А если здесь? — Тяжелые веки с трудом прищурились. Ларс подумал, что ему не мешало бы посетить клинику Флинтов. Надо посоветовать.

— Дам еще столько же, когда привезу ее домой. — Вздохнул: — Со всех сторон достали, надо найти и вернуть в дом, иначе покоя не будет.

Югослав расхохотался, кивнул долговязому, тот исчез, словно привидение.

— Сейчас посмотрят, а мы пока сыграем. Я подачек не беру, даже миллионных. Вот эта расписка — твоя ставка. Проиграешь — лишишься.

— А твоя? — спокойно поинтересовался Ларс.

Тяжелая бровь Мрадо с удивлением приподнялась:

— Моя? — Он несколько раз булькнул, что, видно, означало удовольствие, положил на стол монету в одну крону. — Вот моя.

— Мрадо, разве ты играешь с теми, кто тебе не ровня? Клади деньги или просто забирай расписку. А играть будем без ставок.