Бесконечная любовь - Кэндис Кэмп

Вивьен пошевелилась, и Оливер с тихим стоном покинул губы, чтобы покрыть поцелуями щеки, подбородок, шею. Каждое огненное прикосновение отзывалось взрывом чувств и заставляло вздрогнуть. Она начала эту игру в шутку, желая подразнить самоуверенного графа, но он пошел в наступление и оказался сильнее. Значительно сильнее. А она чувствовала себя слабой и покорной, страждущей и счастливой. Мир отступил, и осталось одно-единственное желание: растаять, раствориться в аромате, вкусе, дыхании этого единственного на свете мужчины.

Оливер, несомненно, испытывал подобные чувства: объятие стало еще более властным, а губы снова жадно вернулись к губам. Энергия, сила, твердость с каждым мгновением только нарастали, но Вивьен мучительно, до дрожи хотела большего.

Ладони скользнули по спине в недвусмысленно интимной ласке. Сила мужского вожделения проявилась с откровенной прямотой, и женское естество ответило жаром и тупой пульсирующей болью.

Ни разу в жизни Вивьен не испытывала ничего подобного и даже не подозревала, что когда-нибудь желание поработит ее столь властно. Примитивное, неумолимое вожделение жило по собственным законам. Она с изумлением уступила новым впечатлениям, пораженная их силой ничуть не меньше, чем остротой страсти Оливера. Разве можно было предположить, что в замкнутом, сдержанном человеке скрывается неутолимый чувственный голод? И этот голод вызвала она…

Хотелось новых, еще более дерзких прикосновений, новых пламенных поцелуев, однако Стьюксбери со стоном отстранился, отвернулся и судорожно ухватился за край камина. Долго стоял, опустив голову и неровно, порывисто дыша. Вивьен замерла, не находя сил пошевелиться. Тело пульсировало от неутоленного желания и горького осознания утраты.

— Черт возьми, Вивьен, — наконец произнес Оливер хриплым, чужим голосом. — Не надо со мной играть. Я не из тех дураков, что ходят перед вами на задних лапках и вымаливают благосклонность.

— Никогда не считала вас таким, — обиженно отозвалась Вивьен.

Стьюксбери повернулся. Лицо все еще хранило печать страсти, но голос звучал уже сухо и отстраненно:

— Вам отлично известно, что мы не пара.

— Конечно, не пара.

Странно, но слова больно задели.

Стьюксбери помолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но потом сжал губы и шагнул к двери.

— Мне пора.

Вивьен кивнула и осталась на месте, глядя вслед. А когда услышала, как хлопнула входная дверь, сделала несколько шагов и без сил упала в кресло.

Через два дня в Карлайл-Холл приехала Ева.

— Надеюсь, не очень помешала, — сказала она, когда Вивьен вошла в гостиную.

— Ты никогда не мешаешь, — ответила Вивьен и пожала протянутые руки. — Буду рада немного отдохнуть.

— Стьюксбери сообщил, что герцогу лучше, — начала гостья, как только подруги устроились рядышком на диване. — Искренне рада.

— Да, папа действительно заметно окреп. Уже немного ходит с палочкой, хотя лестницы еще побаивается. А главное, доктор, кажется, начинает верить, что в ближайшее время второго удара можно не опасаться.

— Отличная новость.

— А как дела у вас? — поинтересовалась Вивьен. — Нашли дом?

Ева покачала головой:

— Нет. Все оказываются с каким-нибудь серьезным изъяном. Но это даже к лучшему. Сейчас я так занята предстоящим балом у леди Карр и поездкой Лили к бабушке Невилла, что не смогу как следует собрать вещи. Даже преступно пренебрегла обязанностями по отношению к Камелии.

Вивьен заметно разволновалась.

— Правда? Что же случилось?

— Бедняжка очень соскучилась по верховой езде. Граф арендовал для нее хорошую лошадь, а Фиц повез на Роттен-роу. — Ева вздохнула. — Нельзя было отпускать их одних; я даже не догадалась предупредить мужа, чтобы не разрешал девочке переходить на галоп.

— О нет!

— В том-то и дело, что да. Когда она рванулась вперед, было уже поздно. Фицу с трудом удалось ее догнать и остановить. Шляпа улетела, а волосы рассыпались на ветру.

— И теперь бомонд только об этом и говорит, — догадалась Вивьен.

— Естественно. К счастью, время было не самое бойкое, но все равно народу собралось немало. И разумеется, каждый счел своим долгом поделиться впечатлениями со всеми знакомыми.

Вивьен понимающе кивнула:

— Еще бы. Начало сезона, так что скандалов пока мало. Обсуждать нечего.

— В том-то и дело. В мае или июне история исчерпала бы себя за пару дней, а сейчас… да еще за неделю до объявления помолвки… на балу у леди Карр все будут думать только об этом. Камелия, конечно, сожалеет и раскаивается. Бедняжка вовсе не хотела устраивать бурю в стакане воды; проблема в том, что правила ничего для нее не значат.

Ева покачала головой, и в голубых глазах отразилось искреннее сочувствие.

— Иногда они действительно ничего не значат.

— Верно. Но от этого сплетни не становятся менее вредоносными.

— А как восприняла новость Лили?

— Как всегда, защищает сестру. Несмотря на стремление понравиться будущей свекрови, Камелию не осуждает. Ну а леди Карр, разумеется, была крайне недовольна. Хорошо, что мне удалось ее успокоить.

— Думаю, что эту неприятность Камелия переживет. Конечно, сплетницы на балу немного пошепчутся, но как только произойдет что-нибудь интересное, о ней сразу забудут. — Вивьен задумалась. — Теперь, когда папе заметно лучше, пора выполнить обещание и покатать девочку в фаэтоне. Разговоры это не остановит, но, во всяком случае, облегчит последствия.

Ева кивнула. Хотя Вивьен и не считалась образцом совершенства, положение герцогской дочери предоставляло серьезные гарантии респектабельности. Дружба с ней могла служить надежной защитой. В присутствии леди Карлайл никто не осмелился бы отнестись к Камелии с пренебрежением. Больше того, у сплетников появилась бы новая, положительная тема для обсуждения.

— Было бы замечательно, — поддержала Ева. — А тебе удастся найти время?

— Теперь уже без особого труда. Мне давным-давно пора выйти из дома. Заодно принесу папе свежие впечатления. Он совсем заскучал.

Через два дня леди Карлайл подъехала к Стьюксбери-Хаусу в своем высоком фаэтоне. Ярко-желтого цвета, с открытым сиденьем, экстравагантно вынесенным вперед, к маленьким передним колесам, легкий экипаж представлял собой вершину стиля. Маленький грум в голубой с серебром ливрее стоял сзади, на «ящике», как символ благополучия и элегантности. Камелия пришла в бурный восторг и от радости даже захлопала в ладоши.

— О, Вивьен! — Она ловко вскарабкалась на высокое сиденье. — Это великолепно! Давно на нем ездишь?