По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России. - Константин Константинович Случевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Митава. Ратуша
Вольная пожарная команда Митавы очень многочисленна, в ней около четырехсот человек, та же военная выправка, те же командные слова, что и везде.
В тот же самый день, оставаясь верными однажды утвержденной программе — оказывать равное внимание всем народностям, обитающим в балтийских губерниях, путешественники посетили так называемый Медемский сад, принадлежащий латышскому обществу, где прослушали исполнение нескольких хоровых песен. И тут, как при многих посещениях не немецких учреждений, отсутствовал, например, городской голова, который, в силу значения той цепи, которую носит, обязательно должен бы был находиться налицо. Это отсутствие немецкого элемента в среде латышского общества не могло быть не замечено и должно было неминуемо войти в число тех впечатлений, которым предстояло определиться и обусловить некоторые общие выводы за все время пути. Это «отсутствие по народностям» свидетельствовало, несомненно, о существовании в крае глубокой, укоренившейся и вовсе нежелательной розни.
Митава. Плавучий мост
Много любопытного, редкого и поучительного представляла устроенная в Митаве, в 1885 году, культурно-историческая выставка. Ранее уже упоминалось о том похвальном уважении, которое питают немцы к своему прошлому; это уважение сказывается, между прочим, и в том, как бережно сохраняют они всякие семейные реликвии, всякие безделушки, так или иначе попавшие в семью. Так как судьбы прибалтийского дворянства были таковы, что, с одной стороны, оно находилось в прямых сношениях еще с крестоносцами, с императорами священной римской империи, с корифеями католичества и протестантства, а, с другой — с развитием Русской земли, в особенности с петровского времени. так как судьбе угодно было, чтобы уроженцы балтийских губерний занимали в России множество высших постов, военных и гражданских (в XVIII веке было из них, — в разных странах, не исключая, конечно, России, по словам Эккарта, — двадцать один фельдмаршал и множество генералов), то понятно, что и вещественных воспоминаний хранится у них видимо-невидимо. Предполагали устроить выставку от всех трех губерний, но состоялась отдельно курляндская. Справедливость требует заметить, что выставка заслуживала самого подробного осмотра, сильно облегченного тем, что люди, специально знакомые с отделами, находились тут же и давали объяснения.
В 1.400 номерах каталога, распределенных систематически по отделам, можно было видеть предметы действительно любопытные. Старейший отдел — это языческое время края, металлические и каменные следы раскопок, причем, как в Египте, находили семена и остатки кухонных приготовлений, так и здесь, в Терветене, найден доисторический ячмень. Особенно любопытны ожерелья и браслеты, известные здесь под именем варенброкских и анненбургских, и модели так называемых «крестьянских гор», о которых говорилось в главе об Аренсбурге; последние, числом около 200, исследованы пастором Биленштейном, находившимся на выставке и составившим своим раскопкам подробные карты. Трудно перечислить все наиболее замечательное в длинных рядах всяких фарфоров, табакерок, кубков, резьбы из дерева и слоновой кости, всяких инкрустаций, медальонов, оружия, монет, одеяний, миниатюр, рисунков, образчиков печатного дела. Приходится ограничиться обзором только нескольких, наиболее замечательных, по той или другой причине.
Курляндия имела свой собственный орден «de la reconnaissance» — «Благодарности», белый мальтийский крест, на серебряной, красным окаймленной, ленте, носивший надпись «pour les honn£tes gens», рассчитанный на 12 курляндских и 12 иностранных кавалеров ордена и основанный, между прочим, для усиления связи между герцогом и дворянством; орден этот не пережил своего основателя, герцога Фридриха-Вильгельма, супруга принцессы Анны Иоанновны. Исключительно немецкого характера имевшиеся налицо «веерные альбомы», в которых на складках вееров написаны автографы более или менее замечательных людей, знакомых когда-то владелице веера; наиболее замечателен тот, что принадлежал г-же фон Рекке, с автографами Гёте, Клопштока, Гердера и др.; еще более надписей в настоящих альбомах, на которые в XVIII веке был великий урожай, и которых на выставке имелось несколько. Не лишен был интереса генеалогический ряд портретов, писанных масляными красками на холсте, с изображениями всех герцогов из дома Кетлера: это цветные иллюстрации к тем темным, холодным гробам, которые сохраняются в подвальном этаже одного из флигелей митавского замка; хороши портреты Паткуля и Бирона. Следует помянуть о «первой латышской книге», напечатанной ровно 300 лет назад. В числе предметов церковного характера надо вспомнить о старой гробовой доске с изображением страшного суда; купель 1704 года, подарок баусской церкви от некоей госпожи Шульт, во внимание к тому, что ей довелось видеть 300 человек своего прямого потомства. О добросовестности хранения вообще свидетельствует собрание митавских афиш с конца XVII по начало XIX века: надобно же было иметь терпение и последовательность, чтобы собирать афиши в течение более чем столетия! Любопытен кубок, вмещающий восемь бутылок, который некто Офенберг осушал сразу; замечательна небольшая фотография останков первого епископа Мейнгарда (у. 1196): при переделке рижского собора в 1883 году их вскрывали и нашли, что кости сложены в небольшой четырехугольный ящик, а не во всю длину человека. Наглядным свидетельством того, как свеваются временем старые рыцарские замки, служили рисунки двадцатых годов: развалины, которые имелись тогда налицо, теперь не существуют.
Совершенно самостоятелен был отдел грамот и хартий, которые находятся здесь в великом почете, далеко не все по праву и значению. Старейшая — 1245 года; тут же имелись налицо копия знаменитой Pacta subjectionis 1561 Сигизмунда,
